"Содрали с нас все, что можно. Оружие переломали.Одежонку, что получше, забрали.Увели в деревню, заперли в сарае. Кормили похлебкой из мороженой картошки да ржи. В сарай две недели бросали и бросали все новых военнопленных. Стоя насилу помещались.Потом пешком по морозу повели в Вязьму, там немцы соорудили что-то вроде лагеря, колючей проволокой его обнесли, охрану поставили. Почти не кормили, а избивали каждый день.Однажды запустили к нам лошадь, сказав: "Ешьте", а сами хохочут. Что нам делать? Бежит та лошадь, а мы за ней.Закружили бедное животное: кто за гриву, кто за голову, повалили. Из нее и дух вон. Отдирали мясо кто чем мог, и жестянкой, и стеклом. Потом отобрали нас человек 200 и погнали очищать грязь с дороги, по которой двигалась немецкая техника.Погода тогда была переменчивая.то снег, то дождь.Одежда превращалась в рваное тряпьё. После работы сгоняли в скотские базы. На соломе лежали все вместе: и живые, и те, кто умер.От запаха трупов и голода кружилась голова. Мертвых убирать приказывали нам только по разрешению коменданта. Ночью, когда немцы ослабляли контроль за бараком, местные жители, идя за водой к колодцу, бросали к стенам барака нам картошку, хлеб.Мы через дыры доставали пищу.
В каждом лагере, где мне приходилось быть, свои зверства. Натравливали нас друг на друга, чтобы дрались, а фашисты потешались.До концлагеря Майдане везли нас на машине. День и ночь дымили печи крематориев.Тех, кто мог работать, отобрали, остальных ждала расправа.Все знали это и встречали смерть без крика и плача, молча прощались друг с другом.Истощенных от голода, измученных пытками, гнали нас на разгрузку вагонов, постройку железнодорожных путей, разборку разрушенных зданий.Возвращалось гораздо меньше, чем уходило на работу. Травили собаками, немощных пристреливали. МЕня переводили из лагеря в лагерь. Из Майданека в Маутхаузен, потом в Заксенхаузен.
Кончились мои муки в мае 1954 года в лагере Люблина.Освободили американцы.Первое, что сделали: накормили, одели.А потом приехали люди из военной советской комендатуры. После тщательной проверки выдали документы и отправили в город Ростов на ремзавод слесарничать.
Не пожелаю самому злейшему врагу той участи, что пришлось мне пережить.Зачем, кому нужна война!"

УЗНИКИ НЕ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ
Павел Егорович Поздняков попал в армию в октябре 1940 года, служил на Дальнем Востоке. Грянула война, и вот он уже на передовой в Подмосковье. Станция Крюково.Получил ранение. Отлежался в госпитале два месяца и вновь вернулся в свою часть. Воевал под старой Руссой.
Павел Егорович вспоминал: «Немец пустил в наступление пьяных офицеров. Шли они сплошной стеной с песнями. Это была психическая атака. Мы потеряли много своих солдат. Ждали подкрепление, но его не было. Когда стемнело, небольшими группами стали пробиваться к своим. И попали в окружение.

27 октября 1942 года я оказался в плену. Привели в деревню загнали в сарай, поставили охрану. Потом погрузили нас в вагоны, в которых скот возят, и отправили неведомо куда. Раз в три дня открывали вагоны, чтобы выбросить мертвых. Сколько ехали – не помню. Нас не кормили. Когда раздавалась команда на построение, я понял, что не могу встать на ноги, отморозил. Превозмогая боль, последовал за всеми. Отправили нас фашисты в душ, а потом загнали в дом, где врачи произвели осмотр. Мне пришлось ползти на коленях. Ног уже не чуял. Врач велел ампутировать правую ногу. На что я сказал, что лучше умру, а ногу не дам. В бараке я содрал почерневшую кожу на правой ноге, перевязал тряпками. Лечил собственной мочой. Спустя некоторое время мы узнали, что находимся в Эстонии.
Однажды пленный, который носил нам похлебку, спросил, кто умеет шить брюки. Я понял, что это моя спасительная соломинка, потому что практически двигаться не мог. Шить я не умел, но я видел, как мой отец это делал. И я прикинулся портным. Мне принесли шинель, из которой я должен был сшить галифе. Разложил по своим брюкам и сшил. Так помогло мне отцовское ремесло выжить в плену. За то, что шил, давали по пойке сверх положенного.Немного поднялся, нога подживать стала. Молил Бога, чтобы оставил меня на двух ногах. К фашистским побоям привык.
Из Эстонии перевезли нас в город Холм, потом в Польшу с Люблинский концлагерь. Бесконечные побои, издевательства. Постоянный призрак смерти витал над нами.Вставали среди трупов и ложились с ними. Ежедневно в лагере умирали сотни человек. Кормили раз в день, иногда реже: похлебка из картофельной ботвы, моркови, свеклы и других отходов, выбрасываемых немецкой кухней.
Из Люблино нас перевели в Австрию в Маутхаузен. Работали мы в штольнях, рыли там песок. Изнуряющий труд. Как потом узнали, фашисты строили завод под землей, в цехах которого выпускали корпуса для военных самолетов. Лишь 2 мая 1945 года познали мы свободу. Перед отступлением фашисты приказали местной полиции погрузить половину пленных на баржу и затопить, а остальных взорвать вместе с заводом. Взрывчатку мы сами носили в цеха и знали для чего. Но не успели, наши освободили.
В июне 1946 года демобилизовался домой. На станции Калачинской надо было получить военный паек. Забежал в сторожку, вижу бабушка знакомая. Меня сначала не признала, а потом говорит: « Брат твой здесь, паек получает, сейчас придет». Кажется, все было, как в замедленном кино. Брат Михаил растерялся от неожиданности. Домой вернулись вместе. Мама как увидела, так повалилась с ног. Ведь ей пришло извещение, что ч пропал без вести.
В работе старался забыть ужасы военного времени, ноне тут-то было. Во сне я видел тысячи людей, умоляющих оставить им жизнь».

P/S/Жизнь распорядилась так, что дочь Василия Герасимовича и племянник Павла Егоровича создали пару. Жили в Хомутинке. Валентина Васильевна много лет работала фельдшером, а Николай Михайлович – водителем. Двое их детей – Наталья и Николай – работают в органах внутренних дел.

: