Глава 1. Номер, который лучше не набирать

В девятнадцать лет Катя всё ещё не знала, как это — когда тебя выбирают. Не из вежливости, не «до сессии дотянем», а по-настоящему. В общаге девушки смеялись, делились помадами и чужими тайнами, а Катя жила как между страницами: вроде бы рядом с жизнью, но не на самой картинке. На стены в коридоре сосновыми кнопками крепили объявления — от «сниму подработку» до «интимные встречи». Это словосочетание раньше казалось ей из другого мира: взрослого, пахнущего дорогим кофе и чужой уверенностью.

В тот вечер по коридору тянуло котлетами из столовой, и кто-то наигрывал на гитаре «Группа крови». Катя вернулась с подработки — мыла полы в фитнес-клубе, — бросила рюкзак на стул и долго смотрела на телефон. На кусочке тетрадного листа — чёткие цифры. Она переписывала их четыре раза, а потом порвала бумажку и собрала обратно, потому что рукам было страшно расставаться с решимостью.

— Ты опять с этим номером? — Ольга, соседка, вынырнула из-за шторы с расчёской в зубах. — Катюх, не делай глупостей. Ну правда. У тебя глаза — как у человека, который не на свидание собирается, а в море без спасжилета.

— Я просто… — Катя пожала плечами, — я просто хочу, чтобы наконец всё как у людей. Чтобы не «дружим», не «посмотрим», а по-настоящему. Хотя бы один раз узнать, что это вообще такое.

— Настоящее не начинается с объявлений на стене, — мягко сказала Оля и плюхнулась на соседнюю кровать. — Оно начинается с нормальных парней, с «пойдём в кино». Пусть скучно, зато без сюрпризов.

— А у меня в кино никто не зовёт, — Катя усмехнулась, но вышло криво. — Может, я скучная. Или невидимая.

Оля вздохнула, пошуршала в своей коробке с бижутерией, вытащила простые серьги-пусеты:
— На, возьми. Ты у меня сегодня — видимая. Но номер выброси.

Катя покрутила серьги в пальцах, надела, взглянула в зеркало: волосы торчат, нос упрямый, глаза — слишком доверчивые. «Таких не любят, — подумала она с досадой. — Их жалеют». И всё же телефон оказался в руке снова. Большой палец завис над зелёной трубкой, как птица над водой.

— Ладно, — сказала она себе, — ничего же не случится, если просто спрошу. Просто голос услышу. И пойму, что это ерунда.

— Не звони, — попросила Оля уже без шуток. — Катя, пожалуйста.

— Я сильная, — ответила та почти шёпотом, будто убеждая не подругу, а зеркало. — Если что, положу трубку.

Оля всплеснула руками, ушла к умывальнику, хлопнула дверью. Коридор снова затянуло запахом котлет и свежей пасты для пола. За окном лениво сыпался поздний снег, как конфетти из чужого праздника.

Катя села, подогнув ноги, и ещё раз посмотрела на цифры. Внутри было то странное состояние, когда страшно и легко одновременно, как в детстве на «Солнышке»: тебя кружат, а ты то смеёшься, то готова расплакаться — и сама не знаешь, чего больше.

— Последняя попытка, — сказала она вслух, — и всё.

Она набрала номер.

Секунда. Две. Сердце поймало ритм чужого ожидания. В трубке гудки шли ровно, как шаги по узкому коридору: та-та-та. Катя представила дверь — массивную, с глазком-кнопкой, и руку, тянущуюся к замку. «Сейчас скажу “извините, ошиблась” и всё», — решила она и ещё крепче сжала телефон.

Щёлк.

— Алло? — мужской голос прозвучал спокойно, как в кабине лифта, где всегда есть кнопка «стоп». — Слушаю.

Катя вдохнула. И поняла, что возврата к кнопке «назад» уже нет.

Глава 2. Голос в трубке

— Алло, — повторил мужчина. Голос был низкий, спокойный, будто он не торопился никуда.

— Э-э… здравствуйте… — Катя сглотнула, и слова застряли. — Я… по объявлению.

На том конце повисла пауза. Потом раздался мягкий смешок:
— По какому именно? У меня их много.

Катя вспыхнула. Ей показалось, что он видит её смущение, как будто она стоит перед ним в халате с кривыми косичками.
— Ну по вашему номеру на листочке. Там… — она запнулась и еле выдохнула: — «Встречи».

— А, понятно, — голос сразу стал деловитым, но не грубым. — Молоденькая?

Катя смутилась ещё сильнее.
— Девятнадцать, — ответила честно, и сама удивилась: зачем-то гордо.

— Девятнадцать… — мужчина протянул, как будто пробовал это слово на вкус. — Хороший возраст. И что ты хочешь?

— Хочу… — Катя закусила губу. — Хочу почувствовать, что я… нормальная. Чтобы меня тоже любили.

На том конце помолчали. Потом он сказал очень спокойно:
— Приезжай. Посидим, поговорим. Я угощу ужином. Если захочешь остаться — останешься. Нет — отвезу домой.

Катя сжала телефон обеими руками.
— А… а вдруг вы маньяк? — спросила она вдруг, сама испугавшись своей смелости.

Он рассмеялся. Смех был уверенный, чуть насмешливый, но без злости.
— Маньяки обычно не предупреждают. И розы не покупают.

— Розы? — удивилась Катя.

— Да. Куплю розы по дороге, если ты не передумаешь. Любишь красные или белые?

Она растерялась. От мужчин ей никогда не дарили цветов.
— Я… любые.

— Договорились, — сказал он спокойно. — Адрес запишешь?

Катя схватила ручку, рука дрожала так, что буквы расползались. Она несколько раз переспросила номер дома и квартиры.

— А если я не приду? — тихо спросила она в конце.

— Значит, не придёшь, — спокойно ответил он. — Я взрослый человек, переживу. Но что-то мне подсказывает — придёшь.

Катя покраснела так, что уши загорелись.
— Посмотрим, — пробормотала она и отключила звонок.

Телефон тут же выпал из рук на одеяло. Катя сидела, глядя в стену, и сердце у неё колотилось так, будто она пробежала десять этажей без остановки.

Ольга вернулась в комнату, держа в руках кружку чая.
— Ну? — спросила с прищуром.

— Он… — Катя сглотнула и подняла глаза. — Он сказал, что купит розы.

Оля прыснула от неожиданности.
— Катюха, да ты с ума сошла! Какие розы? Какие мужики по объявлениям? Ты уверена, что хочешь этого?

Катя вздохнула и уткнулась лицом в ладони.
— Не уверена. Но я устала быть «невидимкой». Хочу хотя бы раз попробовать — что это, когда тебя ждут.

Оля села рядом, обняла за плечи.
— Только смотри… будь осторожна, ладно? И позвони мне, как доберёшься.

Катя кивнула. А сама уже представляла: дверь, мужчина в костюме, и в руках у него действительно розы.

И ей стало одновременно страшно и радостно.

Финал главы: Катя ещё не знает, что её шаг — не просто «попробовать». Это решение изменит всю её жизнь.

Глава 3. За дверью

Катя дрожала так, будто стояла не на лестничной площадке, а на краю моста. В руках у неё маленькая сумочка — там пудра, помада, и всё равно казалось, что это нелепый реквизит, а не женский арсенал. Она постучала раз, потом второй — и дверь открылась почти сразу.

— Добрый вечер, — мужчина улыбнулся, будто ждал именно её. На нём был тёмный костюм, рубашка без галстука, и в руке — букет красных роз. Настоящий, большой, пахучий.

Катя заморгала.
— Это… мне?

— А кому же ещё? — Он протянул цветы и чуть наклонил голову. — Ты ведь Катя?

— Да, — прошептала она, уткнувшись носом в лепестки. От волнения захотелось смеяться и плакать сразу.

Он сделал шаг в сторону:
— Проходи. Разувайся, тапочки у входа.

Квартира встретила её мягким светом и запахом запечённого мяса. В прихожей всё блестело: зеркало в раме, аккуратная обувница, коврик — явно новый. Катя, снимая куртку, почувствовала, как сильно потеют ладони.

— Ух ты… — выдохнула она, заглянув в комнату.

Там стоял стол — белая скатерть, бокалы, тарелки, свечи. На блюде сыр и виноград, рядом — ваза с фруктами, как в рекламе. Всё выглядело так идеально, что казалось постановкой.

— Красиво, да? — заметил он и улыбнулся. — Я люблю, когда вокруг порядок. Работа у меня нервная, дома хочется, чтобы всё было спокойно.

— А вы всегда так встречаете? — спросила Катя и тут же пожалела о глупом вопросе.

Он рассмеялся.
— Нет, конечно. Обычно дома я в футболке и с пиццей. Но сегодня случай особенный.

Катя покраснела, а он жестом пригласил её к столу.
— Садись. Я постарался, чтобы тебе было приятно.

Она села на край стула, положив сумочку на колени. Руки дрожали так, что она боялась уронить бокал.

— Не бойся, — сказал он спокойно мягко. — Я же не экзаменатор.

— Но всё так… серьёзно, — пробормотала Катя.

— А ты чего ждала? — прищурился он. — Пластиковых стаканчиков и колбасы на газете?

Катя фыркнула сквозь смех.
— Ну примерно.

— Тогда расслабься. Я угощу тебя ужином, мы поговорим. А дальше — всё только по твоему желанию.

Она посмотрела на свечи, на аккуратно сложенные салфетки, и ей стало немного легче.

— Вы… вы всегда такой уверенный? — спросила она, играя краешком салфетки.

Он пожал плечами.
— Стараюсь. Женщинам ведь спокойнее рядом с мужчиной, который знает, чего хочет.

Катя кивнула, но внутри у неё всё равно всё прыгало. Казалось, будто она оказалась на сцене, где каждое движение продумано — и он, и цветы, и этот стол были частью какого-то спектакля.

— А постель тоже накрыта? — вырвалось у неё неожиданно.

Он замер, а потом рассмеялся так, что свеча качнулась от его дыхания.
— Ого, й вопрос! Да, постель накрыта. Белое бельё, новое. Но это не значит, что ты обязана.

Катя покраснела и закрыла лицо руками.
— Простите, я не хотела так…

— Ничего, — он мягко взял её ладони и убрал от лица. — Ты очень честная. Это редкость.

И в этот момент она почувствовала: да, всё слишком красиво и правильно, но впервые за долгое время ей хотелось поверить, что это может быть её история.

Финал главы: Катя впервые перестаёт дрожать, но ощущение «постановки» не отпускает её — будто она вошла в чужую пьесу и пока не знает, какая у неё роль.

Глава 4. Конверт на скатерти

Катя сидела за столом, стараясь держать вилку так, будто она всю жизнь ужинала под свечами. Но руки всё равно дрожали, и кусочек сыра никак не хотел попасть в рот.

— Ты как школьница на экзамене, — сказал он спокойно, заметив её смущение.

— А я и есть школьница, почти, — выдохнула Катя и отодвинула тарелку. — Ещё только второй курс.

Он улыбнулся.
— Ну, для меня ты уже взрослая.

Катя покраснела. Чтобы спрятать смущение, сделала глоток вина — оно оказалось сладким и обжигающим, будто мед с перцем.

— Зачем вы это всё устроили? — спросила она вдруг, показывая глазами на свечи, цветы, еду.

— Хотел, чтобы ты почувствовала себя женщиной. Чтобы всё было красиво.

— Женщиной? — Катя усмехнулась, но в голосе больше было растерянности. — А если я не умею?

— Этому не учатся, — сказал он спокойно спокойно. — Это внутри.

Он пододвинул ей тарелку с мясом, налил вина ещё раз. Катя чувствовала, как колени предательски дрожат под столом, сердце колотится, будто хочет выскочить наружу.

— Зачем я вообще пришла… — пробормотала она.

Он посмотрел , без усмешки.
— Потому что тебе хотелось. И это нормально.

Она уткнулась взглядом в скатерть, разглаживая её пальцами. И вдруг заметила: рядом с её бокалом лежит конверт. Белый, плотный.

— Это что? — спросила она и кивнула на него.

Он спокойно подтолкнул конверт поближе.
— Деньги.

Катя замерла.
— Зачем?

— Ты можешь взять их просто за то, что осталась, — сказал он спокойно ровно, будто речь шла о плате за такси. — Хочешь — останься на ужин и уедешь домой. Хочешь — переночуешь. Всё по твоему желанию.

У Кати пересохло во рту.
— А если я не возьму?

— Значит, не возьмёшь. Я тебя не заставляю.

Она сжала салфетку так, что ногти впились в ткань.
— Но получается… как сделка какая-то.

— Нет, — возразил он мягко. — Это просто знак, что я уважаю твой выбор. Чтобы ты знала: ты здесь не из-за нужды, а потому что хочешь.

Катя покраснела и уставилась на свечу. Огненный язычок качался, будто тоже колебался вместе с ней.

— Я ничего не понимаю, — сказала она тихо. — Всё вроде красиво, а внутри так страшно.

Он чуть наклонился к ней:
— Бояться можно. Но я не кусаюсь.

— А зачем тогда деньги? — не выдержала она.

Он пожал плечами:
— Чтобы у тебя было право уйти и не чувствовать себя глупо.

Катя нервно усмехнулась:
— А если я останусь?

— Тогда конверт всё равно твой.

Она посмотрела на него — спокойного, уверенного, и на этот белый угольник на скатерти. И сердце у неё колотилось уже не только от страха, но и от странного, непривычного ощущения: будто ей дают выбор, которого раньше никогда не было.

Финал главы: Катя понимает — это не просто ужин. Перед ней стоит решение, которое изменит её жизнь, и в первый раз она ощущает, что всё зависит только от неё.

Глава 5. Рубеж выбора

Вино оказалось коварным: сладким, лёгким, но после третьего глотка Катя уже чувствовала, что голова чуть кружится. Слова сами рвались наружу, язык перестал путаться, а сердце стучало не так громко.

— Знаете, — сказала она, глядя куда-то мимо его плеча, — я всегда думала, что у меня всё будет по-другому. Как в кино: парень влюбится, позовёт в парк, мороженое, скамейка… А у меня всё как-то наоборот получается.

Он улыбнулся, поставил свой бокал и чуть наклонился.
— А кто сказал, что должно быть «как в кино»? У каждого своя история.

— У меня… какая-то странная, — призналась она и тихо рассмеялась. — С розами, свечами и конвертом.

— Значит, тебе досталась история со свечами. Может, это и неплохо.

Она подняла глаза и впервые заметила, что он смотрит , без усмешек. В его взгляде не было ни насмешки, ни торопливости — спокойное ожидание.

— Я ведь… я ничего не умею, — пробормотала Катя, опуская голову. — Никогда не было… ну…

— Не спеши, — мягко сказал он спокойно. — Здесь нет экзамена. Всё только если захочешь.

Она вздохнула, прикрыла лицо ладонями.
— Мне стыдно. И страшно.

Он аккуратно убрал её руки, коснулся пальцев.
— Это нормально. Страшно всем в первый раз.

Она улыбнулась сквозь смущение.
— А вы что, помните свой первый?

Он рассмеялся негромко, как будто вспоминал давнюю глупость.
— Конечно. Было ужасно. Но потом становится легче.

Катя тихо фыркнула, и напряжение немного спало. Она снова сделала глоток вина, почувствовала, как тепло растекается по телу.

— Так, наверное, и бывает у взрослых, да? — спросила она с робкой улыбкой. — Сидеть вот так за столом, пить вино и не бояться.

— Именно так, — подтвердил он. — Только бояться всё равно можно. Но вместе — уже легче.

Катя почувствовала, как в груди стало теплее. Она поднялась, будто сама не заметила, как, и подошла к окну. Снаружи в темноте редкие фонари подсвечивали снег, и он падал медленно, крупными хлопьями.

— Красиво, — сказала она.

Он встал рядом. Его плечо оказалось совсем близко, и Катя почувствовала запах — лёгкий, дорогой, непривычный.

— Очень, — согласился он, глядя не на снег, а на неё.

И в тот момент у неё внутри что-то щёлкнуло. Страх отступил, осталась только лёгкая дрожь и мысль: «Вот оно. Так, наверное, и бывает. У взрослых».

Он осторожно коснулся её плеча, она не отстранилась. Наоборот, сделала шаг ближе, и всё вокруг словно растворилось: свечи, скатерть, даже конверт на столе.

Финал главы: Катя впервые перестаёт сопротивляться сама себе — смущение и страх сменяются робким согласием, и она чувствует, что перешла невидимую черту, за которой её жизнь уже не будет прежней.

Глава 6. Утро после

Катя проснулась от того, что в комнате было слишком тихо. Ни шума общаги, ни стука дверей, ни гитарных переборов за стенкой. Только лёгкий запах кофе и что-то мясное, тёплое. Она осторожно повернула голову — на стуле рядом висела его рубашка, белая, выглаженная, с чуть закатанными рукавами. И этот вид почему-то смутил её сильнее всего.

— Подъём? — его голос прозвучал из кухни.

Катя натянула на себя плед и босыми ногами прошла по ковру. Кухня встретила её тем же мягким светом, что и вечером: на столе — две чашки кофе, одна тарелка с недоедённым салатом, другая с хлебом. Он сидел в костюме, только без пиджака, и что-то писал в блокноте.

— Доброе утро, — сказала Катя, чувствуя себя школьницей, опоздавшей на урок.

— Доброе, — он поднял глаза и улыбнулся. — Кофе крепкий или полегче?

— Полегче… — пробормотала она и села напротив.

Он налил ей в чашку, поставил рядом сахарницу. Несколько секунд они молчали, и только ложка звякала о фарфор.

— Странно, — призналась Катя, — будто я попала в чужую жизнь.

— Почему чужую? — спросил он спокойно. — Вполне может стать твоей.

Она подняла глаза. В его взгляде не было ни улыбки, ни иронии — только деловое спокойствие. И тогда он положил на стол конверт, тот самый, что она вчера старательно обходила взглядом.

— Это твоё, — сказал он спокойно. — И… есть предложение.

Катя замерла.
— Какое?

— У меня своя фирма, — он говорил ровно, будто обсуждал рабочий проект. — Нужен секретарь. Зарплата нормальная, условия хорошие. И… особые обязанности.

— Какие ещё обязанности? — осторожно спросила Катя.

Он чуть подался вперёд.
— Ты будешь рядом со мной. Иногда — с моими коллегами. Понимаешь?

Катя отпрянула, будто её окатили холодной водой.
— Подождите… то есть… вы хотите, чтобы я…

— Не делай круглые глаза, — он мягко усмехнулся. — Никто тебя не заставляет. Но подумай: стабильная работа, хорошие деньги, красивая жизнь.

— Красивая? — Катя нервно рассмеялась. — Это называется «красивая жизнь»?

Он пожал плечами.
— Всё зависит от того, как смотреть. У каждой истории есть цена.

Катя крепко обхватила чашку ладонями.
— Я… не знаю. Это же… сделка.

— Сделка или выбор, — поправил он. — Никто не торопит.

Они замолчали. Катя смотрела на чужую рубашку на стуле, на конверт на столе, и чувствовала, как внутри всё крутится в один сплошной клубок. Ей хотелось спросить: «А если я скажу “нет”?» Но она боялась услышать ответ.

Финал главы: Катя понимает — ужин и ночь оказались только началом. Теперь перед ней стоит предложение, от которого захватывает дух и становится страшно одновременно.

Глава 7. Цена вопроса

Катя взяла конверт кончиками пальцев, будто тот был горячим. Бумага шуршала, как обёртка от конфеты, лишь бы занять руки и не думать. Внутри у неё расползался тонкий холодок — не мороз, а то самое «не туда», когда с автобусом промахнулся, и уже поздно возвращать билет.

— Это… что, получается, сделка? — спросила она, не поднимая глаз.

— Не торопись с именами, — он откинулся на спинку стула и сцепил пальцы. — Это предложение. Ты взрослая. Можешь сказать «да», можешь сказать «нет».

— Но «нет» — это как будто я снова никому не нужна, — сорвалось у неё. — Вчера — да, а сегодня — «всего хорошего»?

Он спокойно выдержал её взгляд:
— Вчера было вчера. Ты пришла — мы познакомились. Никто никому ничего не должен. Я говорю честно, без завываний. Мне нужен рядом человек, который будет и понимать, и помогать. Формально — секретарь. Неформально — ты поняла.

— А если я не хочу «неформально»? — у спросила Катя.

— Тогда остаётся «формально». Работа без «особых». Зарплата меньше, график строгий. Но это тоже вариант, — он пожал плечами. — Подумай.

Катя нервно рассмеялась:
— А вы так всем говорите? По пунктам, как в инструкции?

— Я бизнесом живу, — он улыбнулся уголком губ. — Мне нужен порядок.

— А людям? — Она сжала конверт, будто тот мог ответить за него. — Людям тоже нужен порядок?

— Людям нужны понятные правила, — спокойно сказал он спокойно. — Когда правила ясны, меньше боли.

— Это вы себе говорите или мне? — Катя чуть склонила голову.

— Обоим.

За окном лениво моросило. По подоконнику ползла полоска света — тёплая, почти домашняя. И от этого становилось ещё обиднее. Как будто её заманили в красивую картинку, а теперь продиктовали мелкий шрифт.

— Я не продаюсь, — тихо сказала Катя.

— Я и не покупаю, — так же тихо ответил он. — Я предупреждаю. Чтобы потом не было «я не знала».

Они замолчали. На столе новая капля кофе стекла по чашке, оставив след. Катя смотрела на него, как на человека из другого языка: и понимаешь слова, и всё равно не совсем.

— Знаете, — выдохнула она, — я вчера заснула и впервые подумала: «Наверное, я нормальная». Не «бедная девочка», не «невидимая», а просто… нормальная. А сейчас мне опять двадцать шагов назад. Мне стыдно, мне обидно, мне страшно.

— Страх — честная штука, — сказал он спокойно. — Он не врёт. Обиду переживёшь. Стыд пройдёт. Вопрос — чего ты хочешь завтра.

— А вы чего хотите завтра? — спросила она в ответ.

Он улыбнулся почти устало:
— Чтобы всё было по моим правилам. Я так спокойнее.

— Значит, мне надо стать вашим правилом? — Катя вскинула брови.

— Нет. Тебе надо решить, куда ты идёшь. Со мной — по моим. Без меня — по своим. Другого не бывает.

Она встала, прошлась до окна и обратно. Маленькая кухня показалась тесной, как купе. На стуле по-прежнему висела его белая рубашка — гладкая, правильная, как он сам. Катя провела пальцем по манжете, будто проверяя ткань на чесучий хруст, и отдёрнула руку.

— Я… могу уйти сейчас? — спросила она.

— Конечно, — он кивнул. — Я отвезу. Или вызову такси.

— А если останусь? — она искала в его лице хоть намёк на «прошу», «хочу», не на «удобно».

— Тогда останешься, — спокойно сказал он спокойно. — И завтра мы проговорим детали.

— Вы вообще влюбляетесь? — вдруг выпалила Катя.

Он чуть удивился, но ответил быстро:
— Редко. И осторожно.

— А меня вы влюбили? — она усмехнулась самой себе. — Я попробую считать до десяти и понять.

— Не считай, — он смотрел . — Лучше поживи с мыслью пару дней. И позвони. Я не тороплю.

Катя глубоко вдохнула. Её бросало из жара в холод. Хотелось одновременно хлопнуть дверью и остаться на этой мягкой кухне с кофейным паром.

— Можно я оставлю конверт у вас? — сказала она. — Если решу — заберу. Если нет — он и не мой.

— Можно, — он подвинул конверт обратно, ни на сантиметр не настаивая. — Сроков нет.

— Есть, — Катя улыбнулась криво. — У меня стипендия заканчивается в пятницу.

Он тоже улыбнулся — чуть, по-деловому:
— Тогда до пятницы.

Она взяла телефон, нашла пальто, долго копалась в рукаве, будто там спрятан ответ. На пороге обернулась:

— Если я скажу «нет», вы обидитесь?

— Нет, — сказал он спокойно. — Разочаруюсь в себе, что не смог убедить. Но не в тебе.

— Это почти красиво, — усмехнулась Катя. — Почти.

— Красиво будет, когда ты будешь уверена, — тихо добавил он. — В любой стороне.

Они постояли ещё секунду — как двое на перроне, каждый на своём поезде. Потом он вынес ей шарф, аккуратно обмотал. Жест был простой, домашний — и от этого захотелось заплакать.

— Позвони, — сказал он спокойно.

— Подумать? — уточнила Катя.

— Подумать, — подтвердил он.

Она шагнула в коридор, где пахло чистящим средством и свежими яблоками из вазы. Дверь мягко закрылась. Катя спустилась на первый этаж и вдруг поняла: ей нечем дышать — в груди пусто и звонко. «Сделка или выбор?» — вертелось в голове. И самое страшное — что обоим словам нашлось место в её утре.

Финал главы: Катя уходит с пустыми руками и тяжёлой головой — конверт остаётся на столе, но ощущение цены никуда не девается. Впереди — звонок домой и решение, от которого уже не спрятаться.

Глава 8. Дом, где не ждут решения

Катя вошла в родительскую кухню тихо, будто чужая. Мама стояла у плиты, в руках — мокрая тряпка, из чайника шёл пар, и капли стекали по крышке на плиту. Всё было как всегда: то же узкое окно, занавески с жёлтыми цветочками, старый стол с царапинами. Только Катя чувствовала себя здесь другой, как будто вернулась не дочь, а временная квартирантка.

— О, явилась, — сказала мама, не оборачиваясь. — Два дня где-то шляешься, хоть бы позвонила.

— Мам, я… — Катя остановилась у двери, сжимая ремешок сумки. — Я просто у подруги ночевала.

— Подруги, подруги… — мама вытерла руки о фартук и резко повернулась. — Я тебе что говорила? Учись! Головой думай! Не ломай жизнь. Успеешь ещё по свиданиям бегать.

Катя вздохнула и села за стол.
— Мам, я не маленькая. Я тоже хочу жить, а не только учиться.

— Жить? — мама прыснула. — Это ты жить называешь? Кто он, этот твой «жить»?

— Никто, — отрезала Катя. — Просто человек.

— Человек, — передразнила мама. — У человека, небось, и деньги есть, и разговоры красивые. А ты думаешь, что он тебя ради глаз твоих голубых…

Катя резко подняла голову.
— А если и ради глаз? Я что, хуже других?

— Хуже — не хуже, а наивнее всех, — вздохнула мама, снова берясь за тряпку. — Всё у тебя на лице написано. Такие только и ждут, чтобы обмануть.

— Ты мне не доверяешь! — выкрикнула Катя.

— Я тебе жизнь доверяю, — спокойно, но жёстко сказала мама. — А это куда важнее.

Катя вскочила.
— Нет, ты мне не доверяешь! Думаешь, я дура, и только ошибки могу делать!

Мама посмотрела на неё тяжёлым взглядом.
— Я думаю, что ты ребёнок. И дети должны слушать.

— Я не ребёнок! — Катя схватила куртку, накинула на плечи. — Я сама решу, как мне жить!

— Решай, — устало кивнула мама. — Только потом не приходи плакать.

Катя хлопнула дверью так, что в коридоре дрогнули рамки с фотографиями. Вышла на улицу — воздух показался острым, колючим.

Телефон был в руке уже через минуту. Она набрала короткий номер.

— Алло? Это я, — сказала тихо.

— Я знал, что ты позвонишь, — ответил его спокойный голос.

И в груди у неё вдруг стало легче, хотя ноги сами дрожали.

Финал главы: Катя уходит из дома с чувством, что мост сожжён. Она выбрала — и теперь дорога ведёт только к нему, назад вернуться уже не получится.

Глава 9. Три дня на перепутье

Квартира встретила Катю привычным теплом и запахом кофе, но всё равно чувствовалась чужой. Он встретил её спокойно — без расспросов, без упрёков. Снял с неё пальто, повесил в шкаф, будто так и надо.

— Устанешь — отдыхай. Хочешь — почитай, телевизор включи. В холодильнике всё есть. Я задержусь, работы много, — сказал он спокойно, словно речь шла о давно сложившемся быте.

Катя только кивнула. Ей хотелось обнять его, прижаться, но он уже смотрел в телефон и через минуту ушёл в кабинет.

День тянулся густо, как кисель. Ваза с розами стояла на столе, лепестки чуть поникли, и Катя смотрела на них, будто на собственное отражение. Красиво, но недолго.

Вечером он вернулся, сел рядом.
— Как день прошёл? — спросил.

— Нормально, — ответила она.

— Не скучно было?

— Немного.

— Привыкнешь, — сказал он спокойно и улыбнулся, но улыбка не дошла до глаз.

Катя молчала. Она ждала, что он обнимет, скажет что-то важное, но он просто включил новости.

На второй день всё повторилось: кофе, кабинет, короткие вопросы-ответы. Он был вежлив, внимателен, но отстранён. Как доктор, который проверяет пульс, но не интересуется, что у тебя на душе.

— Ты чем занималась? — спросил он вечером.

— Смотрела в окно, — призналась Катя.

— Красиво там, — кивнул он и переключил канал.

Она усмехнулась про себя: вот и весь разговор.

На третий день Катя не выдержала.
— Скажите честно, — начала она, когда он снова налил им ужином вина, — кто я для вас?

Он приподнял бровь.
— А кем ты хочешь быть?

— Не знаю, — Катя развела руками. — Иногда кажется, что я любовница по договору. А иногда — будто я впервые в жизни могу выбрать, кем быть.

— Так и выбирай, — ответил он. — Никто кроме тебя не решит.

Она смотрела на вянущие цветы и думала: «Выбор ли это, если боишься, что тебя оставят?»

Финал главы: Катя чувствует, что дни превращаются в испытание — он держит её на расстоянии, а она всё больше сомневается: это начало новой жизни или ловушка, в которую она сама шагнула.

Глава 10. Звонок домой

Катя сидела на диване, поджав ноги. На коленях — телефон, который она крутила то экраном вверх, то вниз. Цветы в вазе окончательно обвисли, лепестки падали на скатерть. В груди было пусто, как в комнате после гостей: всё убрано, но ощущение праздника ушло.

Она набрала номер. В трубке гудки тянулись долго, каждый как удар по сердцу.

— Алло? — голос мамы был привычный, строгий. — Это ты?

Катя сжала губы.
— Мам… я… прости. Я глупая. Я хочу домой.

Пауза. Потом вздох:
— Катя, возвращайся. Всё забудем.

И в этот момент рядом оказался он. Подошёл тихо, взял у неё телефон из рук.

— Алло, — его голос звучал спокойно, даже слишком. — Да, это она. Не переживайте. Она дома.

Катя замерла.

— Какой ещё «дома»? — мама возмутилась на другом конце. — Верните дочь!

Он усмехнулся едва заметно.
— Успокойтесь. У нас всё серьёзно. Скоро свадьба.

— Какая свадьба?! — голос мамы сорвался.

Катя распахнула глаза.
— Вы что делаете?! — прошептала она, хватая его за рукав.

Он прикрыл трубку ладонью и наклонился к ней:
— Тихо. Дай мне закончить.

— Я не разрешала! — Катя вырывала телефон, но он держал крепко.

— Да, да, — продолжал он в трубку. — Подготовка уже началась. Вам нечего волноваться. Всё будет правильно.

Он положил телефон на стол, отключил вызов и посмотрел на Катю так спокойно, словно ничего особенного не произошло.

— Зачем вы это сказали? — воскликнула она. — Какая ещё свадьба?!

— А ты разве против? — он чуть прищурился.

Катя прижала ладони к лицу. Сердце колотилось так, что в ушах звенело.
— Я… я не знаю. Я хотела, чтобы мама услышала, что со мной всё хорошо. А не это!

— Сообщение должно быть коротким и ясным, — сказал он спокойно уверенно. — Теперь она спокойна.

— Спокойна?! — Катя рассмеялась сквозь слёзы. — Да она там инфаркт получит!

Он пожал плечами.
— Зато теперь выбора у нас меньше.

— Вы… вы решили всё за меня? — её голос дрожал.

— Нет, — он посмотрел . — Я просто ускорил.

Катя уставилась на увядшие розы. Странным образом ей стало чуть легче — будто страх и обида смешались с каким-то диким облегчением: решение принято не ею, но решение есть.

Финал главы: Катя впервые чувствует, что её жизнь сдвинулась с мёртвой точки — страх и злость переплетаются с неожиданным ощущением: может быть, всё и правда идёт к свадьбе.

Глава 11. Поворот

Вечером, когда квартира утонула в мягком полумраке, Катя сидела на диване, обхватив колени. Телевизор тихо показывал какую-то старую комедию, но она не видела ни кадров, ни героев. Всё внутри клокотало.

Он вышел из кабинета, сел рядом и налил себе вина. Пару секунд молчал, потом сказал как будто между делом:

— Ты ведь понимаешь, что это всё была проверка?

Катя резко повернулась к нему.
— Какая ещё проверка?

— Я должен был убедиться, — он сделал глоток и посмотрел . — Что ты не из тех, кто приходит только ради конверта. Что не корысть у тебя в глазах.

— То есть всё это… — она ткнула рукой в сторону стола, где ещё лежали остатки ужина и увядшие цветы, — розы, свечи, эти разговоры… это экзамен был?!

Он спокойно кивнул.
— Да. Я проверял тебя. Хотел увидеть, как ты поведёшь себя, если предложат деньги и… внимание.

Катя вскочила, будто её кольнуло током.
— Разве любовь — это испытания?! — голос сорвался. — Я что, собака, которую дрессируют на послушание?

Он не шелохнулся.
— Лучше сразу узнать, чем потом.

— А вы сами? — Катя вскинула руки. — Кто вас проверял? Кто вам дал право решать, на что я способна?

— Я слишком часто сталкивался с цинизмом, — сказал он спокойно тихо, но у. — Женщины приходят, улыбаются, а потом оказывается, что им нужно только одно — деньги.

— А вы думали, что я такая же? — её голос дрожал от злости.

Он выдержал паузу.
— Я хотел убедиться, что ты — не такая.

Катя рассмеялась — сухо, горько.
— Великолепно. Вы хотели убедиться, а я чувствовала себя то любовницей, то секретаршей по вызову. Спасибо за роль.

— Я не хотел тебя обидеть, — он шагнул к ней. — Я хотел понять.

— А я хотела, чтобы меня хотя бы раз приняли всерьёз, — сказала Катя и отступила к окну. — Не как «девочку с глазами», не как «ситуацию для проверки». А как человека.

Они замолчали. За окном тихо шёл снег, падал на стекло редкими хлопьями.

Он наконец сказал:
— Хорошо. Больше никаких проверок.

Катя сжала руки в кулаки и, не поворачиваясь, ответила:
— Слишком поздно. Вы уже всё проверили.

Финал главы: между ними повисает тяжёлая тишина — злость Кати и его спокойная уверенность сталкиваются, оставляя в воздухе главное: сможет ли она простить «экзамен», или этот поворот поставит точку.

Глава 12. Принятие решения

Наутро Катя встала раньше него. На кухне пахло вчерашним вином и кофе. Она долго сидела у стола, перебирая лепестки роз, которые уже осыпались, словно сами сдались. В голове всё ещё гудели его слова: «Проверял». Хотелось хлопнуть дверью и уйти навсегда, но ноги не слушались.

Он вошёл в комнату неспеша, в домашней футболке, и как ни в чём не бывало сказал:
— Доброе утро. Кофе будешь?

Катя подняла глаза и вдруг почувствовала, что больше не может ходить вокруг да около.
— Слушайте, — она резко заговорила, — если мы собираемся что-то строить… никаких «секретарш» для коллег. Я — не вещь.

Он замер с чашкой в руках, потом спокойно поставил её на стол.
— Секретарша для коллег? — переспросил. — Это ты про то, что я говорил?

— Да, про то. — Голос её дрогнул, но она у продолжила. — Я не соглашусь. Если вы видите во мне просто «опцию» для чужих людей — это не про меня.

Он какое-то время молчал. Потом сел напротив, сцепил пальцы на столе.
— Хорошо. Никаких коллег.

Катя недоверчиво нахмурилась:
— Просто так?

— А почему нет? — он пожал плечами. — Ты поставила границу. Я услышал.

Она усмехнулась нервно:
— Прямо как в договоре. Пункт первый: «Не вещь».

— Именно, — он слегка улыбнулся. — Пункт первый и главный.

Катя смотрела на него, пытаясь понять, шутит он или говорит всерьёз. Но он уже взял конверт, тот самый, и спокойно убрал в ящик стола.
— Деньги — не тема нашего разговора, — сказал он спокойно. — Забудь про них.

— А зачем тогда всё это было? — спросила она тихо.

Он посмотрел , без усмешки.
— Чтобы в итоге сказать: ты моя.

У неё перехватило дыхание.
— Ваша?

— Моя, — повторил он спокойно. — Не вещь. Не проверка. Просто — моя.

И впервые за всё время Катя почувствовала, что её слова не улетели в пустоту. Будто её действительно услышали. И не просто услышали, а приняли.

Финал главы: в груди у Кати впервые появляется ощущение ценности — не роли, не «проверки», а настоящего выбора, где её границы признали и приняли.

Глава 13. Без оркестра, но по-настоящему

В ЗАГСе было тихо, как в библиотеке. Суббота, полдень, две пары перед ними, одна после. Женщина-регистратор с аккуратным пучком читала стандартный текст, как будто колыбельную, — спокойно, без пафоса. Катя держала в руках скромный букет — не розы, а тюльпаны, жёлтые, как весенний свет. Он стоял рядом — в тёмном костюме, сдержанный до идеальности, и только пальцы на её ладони иногда дрожали.

— Согласны? — спросила регистратор, подняв глаза поверх очков.

— Согласна, — ответила Катя так, что вышло громче, чем хотела.

Он усмехнулся краешком губ:
— Согласен.

Музыка из динамика попыталась быть торжественной, но получилась чуть глухой — и это почему-то понравилось Кате ещё больше. Без фанфар. Без танков на площади. Просто их «да» и два кольца, которые неожиданно подошли идеально.

У подъезда мама уже ждала. В руках — большой угольный контейнер, завернутый в полотенце. Щёки красные, глаза блестят.

— Остынут же, — ворчала она, прижимая контейнер к груди. — Я их с ночи пекла.

— Мам, не надо было, — Катя повисла у неё на шее.

— Надо, — строго сказала мама и кивнула ему. — Здравствуйте. Берегите мою девочку.

— Обещаю, — ответил он просто, без длинных речей.

Дома всё было по-новому — хотя стены те же, и ковер тот же. Они повесили новые шторы: светлые, с тонкой серой полоской. Катя долго возилась с карнизом, не попадала в крепления, смеялась, ругалась полушёпотом. Он держал стремянку и подавал кольца, терпеливо, как будто это и есть главная церемония дня.

— Ровно? — спросила она, поправляя край.

— Почти. Чуть-чуть выше левый, — сказал он спокойно и улыбнулся. — Как мы с тобой: ты смелее, я ровнее.

— Ах вот как, — фыркнула Катя и всё-таки выровняла.

Мама раскладывала пирожки на большом блюде. Пахло картошкой с грибами и яблоками с корицей. Кухня не помещала всех чувств, но старалась: кипел чайник, звенели чашки, скрипел табурет.

— Так, снимайте пиджак, — распорядилась мама, подавая ему тарелку. — У нас в семье едят нормально, не ломают челюсть на салатике.

— Есть! — ответил он, подчинился и впервые за день расслабился — видно было по тому, как сел: будто с плеч наконец сняли рюкзак.

Смеялись над мелочами. Мама вспоминала, как Катя в детстве боялась пылесоса, а он — как однажды перепутал соль с сахаром и сварил «шедевр» из макарон. Пирожки уходили один за другим, и чем пустее становилось блюдо, тем теплее было в комнате.

— А торт? — спросила Катя.

— Торт завтра печь будем, — мама посмотрела заговорщицки. — У нас никто от торта не убегал, пусть жених привыкнет к графику.

Он кивнул:
— Готов к графику. К любому, кроме «проверка по средам».

Катя улыбнулась и поймала на себе его взгляд — открытый, без той осторожности, что раньше пряталась в уголках глаз. Будто и правда учился не проверять, а просто быть.

Вечером они остались вдвоём. Сняли кольца, чтобы не поцарапать, — и положили рядом, на блюдце с лимонами. Катя ходила босиком по паркету, то поправляла шторы, то раскладывала книги по цветам. Он таскал коробки, легко, без комментариев, и только иногда останавливался, чтобы посмотреть на неё, как смотрят на новый дом: вроде стены те же, а ощущение другое.

— Ты чего? — спросила она, расправляя покрывало.

— Привыкаю, — честно сказал он спокойно. — И радуюсь.

— Без экзаменов?

— Без, — он поднял руки, как школьник, сдающийся без боя. — Обещаю.

— Ладно, проверю, — хмыкнула Катя, и оба рассмеялись.

Поздно вечером, уже в полутьме, она осторожно положила ладонь себе на живот. Не как в фильмах — без загадочной музыки, просто так, будто прислушалась к новой комнате в доме. Он заметил, но ничего не сказал, только подошёл ближе и накрыл её руку своей — тёплой, тяжёлой.

— Когда-нибудь, — сказала Катя негромко.

— Когда будем готовы, — ответил он.

— Я уже учусь, — призналась она. — Доверять.

— А я учусь — не проверять, — кивнул он. — Вижу прогресс у обоих.

За окном шёл дождь, но в новых шторах он казался мягким, как шуршание бумаги. На кухне остывали пирожки, в спальне пахло свежим бельём, а в гостиной на блюдце рядом лежали два кольца — блестящие, смешные, как две монетки на удачу.

— Знаешь, — сказала Катя перед сном, — мне всё ещё страшно. Немного.

— Мне тоже, — честно ответил он. — Но это тот страх, который становится теплом, когда рядом своя.

— Своя… — повторила она и улыбнулась в темноте.

И вдруг стало ясно: их «без оркестра» — именно то, что нужно. Никаких салютов, никаких чужих сценариев. Только новые шторы, мамины пирожки и двое, которые обещали друг другу самое сложное — меняться.

Финал главы: в доме тихо, но по-настоящему. Катя учится доверять, он — держать слово. На блюдце блестят кольца, а на ладони — лёгкое, почти невесомое «когда-нибудь», которое пахнет яблоками и корицей.

Глава 14. Финальная исповедь

Я долго думала — молчать или сказать. Может, было бы легче оставить всё «за кадром», не показывать, как это случилось. Но, наверное, каждая история ценна именно тем, что в ней есть правда. Даже если она некрасивая, неловкая, иногда горькая.

Можно ли начинать любовь со сделки? Я начинала именно так. С конверта на скатерти, с проверки на честность, с ощущения, что меня поставили в угол и наблюдают: «Что она выберет?» В тот момент мне казалось — вот оно, взрослая жизнь. На деле это было испытание: не романтика, а экзамен.

Я злилась. Хотела хлопнуть дверью и никогда не возвращаться. Кричала ему: «Разве любовь — это проверки?» А потом… осталась. Потому что впервые в жизни поставила условие и меня услышали. «Никакой секретарши для коллег. Я — не вещь». И он сказал: «Согласен».

Знаете, как это — впервые почувствовать, что твоё «нет» не просто слово в пустоту, а граница, которую уважают? Для меня это было как вдохнуть после долгого бега.

Можно ли простить «экзамен»? Я простила. Но только потому, что у меня появилась возможность диктовать свои правила. Потому что я поняла: взрослость — это не про красивые платья, свечи и бокалы с вином. Взрослость — это когда ты говоришь: «Так со мной нельзя». И тебе отвечают: «Согласен».

Теперь я живу с этим человеком. Мы не сказочные, мы обычные. У нас есть мамины пирожки, новые шторы, кольца на блюдце и мечты о «когда-нибудь». И я каждый день проверяю не его — себя. На то, чтобы доверять. На то, чтобы не прятать свои «нет» и не бояться говорить «да».

А вы? Вы бы простили такой экзамен? Или ушли бы, хлопнув дверью? Ведь у каждой из нас свой предел. Иногда он там, где начинаются деньги. Иногда — там, где кончается доверие.

Финал: взрослость — это не романтика, а выбор. И в этом выборе нет правильных и неправильных ответов. Есть только ваш голос, который важно однажды услышать.

Глава 15. Эхо-послевкусие

Кухня пахла лимоном и мылом — Катя мыла всё до скрипа, даже стол, на котором когда-то лежал тот самый конверт. Теперь на нём стояла простая стеклянная ваза со свежими розами. Не из магазина «для эффекта», а принесённые им вечером — скромные, чуть кривоватые, но настоящие.

— Ну что, довольна? — спросил он, входя в кухню и закатывая рукава. — Блестит, как в рекламе.

— Довольна, — Катя усмехнулась, вытирая ладони о полотенце. — Только у меня реклама честная. Тут всё без фотошопа.

Он подошёл ближе, заглянул в вазу:
— Эти подольше простоят. Воду менял?

— Конечно, — фыркнула она. — Я теперь специалист по розам.

Он обнял её за плечи, и Катя почувствовала, что у неё внутри не бабочки, а что-то другое — спокойное, тяжёлое и тёплое, как камешек, который держишь в кармане. Не сказка, не кино, но опора.

— Знаешь, — сказал он спокойно, — я иногда думаю: хорошо, что ты тогда не убежала.

— А я иногда думаю: хорошо, что всё-таки не поверила в твои «особые условия», — ответила Катя.

— Ну, теперь у нас свои условия, — он прижал её ближе. — Раз и навсегда.

Катя улыбнулась.
— Главное, что мы их сами придумали. Не деньги, не сцены со свечами, а мы.

Они стояли у стола, и капли на вазе блестели в солнечном свете. Всё было просто: чистая кухня, свежие розы и ощущение, что здесь можно дышать.

Финал истории: уважение и границы оказались сильнее денег и красивых постановочных ужинов. И это — лучший «сценарий», какой только мог быть.