Из книги Нины Петровны Булатовой "Записки сельского доктора"

Макарьевский монастырь и другие воспоминания
Как я уже писала, Макарьев расположен на самом берегу Волги. Точнее, у самого берега стоит Макарьевский монастырь, величественные сооружения которого обрамлены мощной крепостью из белого камня, с круглыми башнями по углам.
Немного истории. Монастырь был основан в 15 веке Преподобным Макарием, после разорения и сожжения отстроен заново в 17 веке. Мимо монастыря проплывали все суда, здесь два века была знаменитая Макарьевская ярмарка. Монастырь посещали протопоп Аввакум, патриарх Никон и Пётр Первый. Город Макарьев, позднее ставший уездным, и возник как поселение около монастыря в 18 веке. Правда, в 1817 году сгорели все ярмарочные постройки, и ярмарку перенесли в Нижний Новгород. Сам монастырь был поначалу мужским, но с конца 19 века его обустроили монахини.
От монастыря шёл подземный ход до села Сельская Маза (километров 7), сейчас он завален. Монашки жили натуральным хозяйством: держали коров, свиней, всё производили сами. У них были иконописная мастерская, мастерские по производству мебели, пошиву одежды, ткацкие станки. Они ткали ткани изо льна, хорошо вышивали. У мамы хранилась кофта, вышитая крестиком, которую ей подарили монашки. Моя бабушка, Анна Семёновна, была очень дружна с ними и даже покупала у них мебель: трельяж, горку, шкаф для посуды. Каждое воскресенье, после посещения церкви, она навещала их.
Папа рассказывал, что они с мамой, затемно возвращаясь с районных учительских совещаний из Лыскова, а это был конец 30-х годов, иногда ночевали в монастыре. Отмечал чистенькие, аккуратные кельи и приветливость, гостеприимство монашек. Утром одежда гостей всегда была вычищена и поглажена, а обувь вымыта. Потом, когда монашек изгнали из монастыря, тут был госпиталь (во время войны), детский дом, зооветеринарный техникум.
Сейчас монастырь является памятником культуры, здесь бывает много туристов. А в 70-е годы он был разорён, разрушен, монашек там уже не было, они жили в обычных бревенчатых домах. Однажды меня вызвали к 90-летней монашке. Я осмотрела, прослушала её. Рядом был батюшка, который проводил с ней обряд соборования. Меня вызвали для того, что если что-то случится, чтоб я выдала справку о смерти. Меня поразило её красивое полное тело, которое казалось очень молодым. Батюшка сказал, что она девственница и никогда не была замужем. Поза, в которой лежала монашка, напомнила мне картину Рембрандта «Даная».
Недалеко от нас жил Борис Фёдорович Фомин, художник, мастер, создававший настоящие произведения искусства: цветы и картины из проволоки, скульптуры из дерева. У него была не квартира, а музей: всюду стояли коряги, напоминавшие животных, сказочных персонажей, висели картины, композиции из разного материала. Всё делалось из подручных средств, в ход шла любая мелочь, пуговица, лоскуток кожи.
У нас дома стоял подаренный им целый букет таких проволочных цветов удивительной формы, ажурности и окраски. Мы приглашали его на каждый праздник, так как он был одинокий человек, его жена и дети жили в Горьком. Борис Фёдорович купил у моего мужа лодочный мотор (у нас было два мотора) и фотоаппарат. Ему было за 70, и он всю жизнь посвятил искусству. По слухам, он умер через два года после нашего отъезда, замёрзнув в своей квартире зимой, некому было даже истопить печь или принести воды.
Узнала, что сейчас в доме, где жил Борис Фёдорович, организован частный музей семьи Фоминых «Сказка», и поддерживает его дочь Бориса Фёдоровича Нонна Борисовна Потанина.
Ветеринарный врач и преподаватель веттехникума Владимир Константинович Кордо, имя которого я упоминала раньше в связи с препаратом АСД, был нашим хорошим другом. С женой Милицей Корниловной они нередко бывали у нас в гостях. Милица Корниловна приносила с собой удивительно вкусный бисквитный торт. А Владимир Константинович был потрясающий артист: когда он читал своим харизматичным голосом произведения Зощенко, мы покатывались со смеху.
Не могу не рассказать о церковном батюшке по фамилии Аргентов, с которым мы были дружны. Это был очень образованный, культурный человек, он произвёл на меня большое впечатление своей скромностью, радушием и глубиной познаний. Он имел громадную библиотеку русской и иностранной литературы, собирал вырезки из газет, которые были переплетены в журнал, где имелся указатель, что на какой странице находится. У него были материалы на любую тему. Меня особенно поразила книга немецкого автора Гуфеланда «Искусство продлить человеческую жизнь», которую батюшка любезно дал почитать.
Напротив нас в двухэтажном здании располагалась почта. Подписка в то время была недорогая, и мы могли позволить себе выписывать много газет и журналов: «Клиническую медицину», «Здоровье», «Крестьянку», «Крокодил», «Огонёк», «Науку и жизнь», «Роман-газету», детские издания.
Быт и отдых сельского доктора
Жили мы на улице Ленина, в бывшем купеческом доме на втором этаже. Из окна открывался вид на Волгу – Макарьев расположен на самом её берегу. Низ дома был каменный. На первом этаже жил фельдшер Макар Иванович. У нас было две комнаты и небольшая кухня, русская печь и два подтопка, которые в зимнее время топили дважды: утром и вечером. Огородом во дворе пользовался Макар Иванович, я не претендовала на половину, мне было достаточно работы в больнице и хлопот по дому.
В дровянике муж пробовал разводить кроликов – перед этим преподаватель ветеринарного техникума подарил нам беременную крольчиху. Мы подкармливали её травкой, морковкой. В один ужасный день мы обнаружили, что все новорожденные крольчата в клетке мертвы: оказалось, крысы обгрызли им лапы. На этом разведение кроликов закончилось.
Однажды муж привёл домой громадную овчарку размером с телёнка. Собаку привязали на ночь в дровянике. Утром жена Макара Ивановича Фрося, подоив корову, шла мимо с полным подойником молока. И вдруг на неё из окна дровяника выпрыгивает овчарка, которая сумела перегрызть толстую верёвку. С перепугу Фрося уронила подойник, молоко разлилось. Фрося закричала, крик её, в свою очередь, напугал собаку, которая остановилась и встала, как вкопанная. После этого пришлось отдать овчарку обратно хозяину.
Любовь к собакам не исчезла: вскоре муж завёл Бэна, охотничью собаку, помесь овчарки и сибирской лайки. Бэн появился у нас щенком, муж дрессировал его, всюду брал с собой, ездил с ним на лодке. Потом уже сосед напротив, заядлый охотник, выпросил Бэна – собаке нельзя было терять охотничьих качеств. Они стреляли уток, ходили на лося, кабана.
Воду нам доставлял конюх, и мы запасались водой на всю неделю. Муж таскал её вёдрами из бочки на 2 этаж, заполняя бачки, кадки – вёдер 10-15. Использованная вода сливалась на улицу по трубам – это придумал и сделал муж. Телефон звонил в любой час дня и ночи, и мы всегда были готовы к вызовам.
В первый же совместный отпуск мы махнули на поезде в Крым, в Евпаторию – отдыхать «дикарями». Жили на частной квартире, загорали, купались в Чёрном море.
В 1967 году поехали по турпутёвке в Болгарию, так же с отдыхом на Чёрном море. Эта поездка оставила неизгладимые впечатления. Собрался замечательный коллектив врачей, в основном из города Горького – около двадцати человек. Сколько было анекдотов, шуток, юмора! Мы жили в гостинице города Албена с высокой культурой обслуживания. Питались в ресторане, кормили нас отлично, вечером на столе всегда было сухое виноградное вино и играла прекрасная умиротворяющая музыка. Как-то увидели, что под эту музыку вышли танцевать болгары – старушка лет за 70 в короткой юбке и старичок. Мы были шокированы: у нас такое было не принято.
Ездили на экскурсии в Софию и другие города. Познакомились с супружеской парой Миленовых, дочку которых звали мужским, на русский слух, именем: Ваня. Мы удивлялись и тому, что болгары в знак согласия отрицательно качают головой, и наоборот: говоря «нет», кивают головой утвердительно.
Из Болгарии мы привезли настенный ковёр, детские лакированные туфельки, кудрявую куклу по имени Вера, фотографию в пластмассовом шаре с пейзажем Болгарии и столовый сервиз, который жив до сих пор.
Муж прекрасно водил автомобиль и управлял лодкой. «Жигули» мы купили в 1968 году – денег дал мой папа, но мы потом выплатили ему. Со временем я также получила водительские права, но мой стаж прервался одним случаем. Как-то мы ехали из села Валки, за рулём была я. Увидев, что у дороги кто-то голосует, я решила остановиться. Был гололёд, я резко затормозила, и машину занесло в кювет, она ударилась о дерево. К счастью, никто не пострадал. Потом нас вытащила грузовая машина, а я, как пуганая ворона, с тех пор больше не садилась за руль.
В постройке лодки мужу большую помощь советами и делом оказал мой папа. Дело в том, что после смерти родителей папа жил у своей сестры Марии в селе Кунеевка Ставропольского уезда Самарской губернии. Муж Марии Илья делал лодки, кадки, бочонки, был мастер на все руки. И папа, помогая Илье, хорошо овладел техникой их изготовления.
В 1970 году мы всей семьёй на машине ездили на Кавказ. В памяти остались извилистые дороги, называемые серпантином. Остановились в селении Небуг, в кемпинге недалеко от Сочи. Жили в палатках, готовили на газовой плите, купались в Чёрном море. Всего мы были на Чёрном море три раза, исколесили весь Кавказ. Уже после того, как уехали из Макарьева, в 1976 году были на озере Рица, последний раз в 1980 году – в Крыму. Остановились около Феодосии, разбили палатки, ночью пошёл проливной дождь, мы проснулись в воде, на плавающих надувных матрасах. Это было на самом деле «море» впечатлений!
В один из отпусков мы отправились на лодке отдыхать на волжские острова. Жили в палатке, ловили рыбу, готовили на газовой походной плите. Ели на свежем воздухе за портативным столиком. Помню, как на песчаный берег выползла погреться молодая змея. Мы были вынуждены её убить, опасаясь за детей. Остров был большой, со множеством кустарников, кто-то отдыхал ещё. И вдруг мы увидели пожар. Стали тушить его ветками, чтобы не дать огню продвинуться дальше. И нам это удалось.
Иногда муж возил нас на лодке на другой берег Волги. Было страшно, особенно когда после прохождения парохода возникали большие волны: лодка шла поперёк волн, её сильно качало.
Лодка стояла на волжском причале на цепи. Но однажды её украли.
В 1970 году мой брат Володя окончил 10 классов. Муж сагитировал его поступать в Кировский сельскохозяйственный институт (поскольку был родом из Кировской области). Брат поступил на факультет механизации сельского хозяйства и через 5 лет окончил его. После института его взяли в армию. Два года Володя служил в Германии. Во время службы отцу прислали благодарность за сына: его рационализаторское предложение было внедрено в танковых частях вооружённых сил Советского Союза. После армии Вова работал инженером-конструктором на электрозаводе города Лысково. И там он сделал несколько рацпредложений, в том числе касающихся изготовления электроутюгов.
Папа очень гордился сыном. Сам он был далёк от техники, но зато виртуозно играл на баяне и балалайке. Баян в руках папы не оставлял никого равнодушным. Папа знал нотную грамоту и сходу подбирал любую музыку, подыгрывая и поющим, и танцующим. Народная ли песня, частушка, вальс, романс, танго, фокстрот – всё было подвластно его баяну. «Амурские волны», «Не слышно шума городского», «На сопках Маньчжурии», «Тёмно-вишнёвая шаль» – эти прекрасные мелодии живы в душе и поныне. У папы было два баяна, аккордеон и балалайка. Валковские учителя организовали коллектив художественной самодеятельности; ансамбль балалаечников, где играл мой папа, ездил по сёлам с концертами, занимая призовые места. В памяти до сих пор звучит задорная мелодия балалайки «Светит месяц, светит ясный, светит бледная луна…»
С детьми часто сидела соседка тётя Настя (Настасья Михайловна Алаева). У неё не было своих детей, и она в моих души не чаяла. Я заплачу ей, а она все деньги потратит на них же. Каждое воскресенье она приходила к нам с пирогами: то с капустой напечёт, то с мясом, то с яблоками. Тётя Настя Алаева была церковной старостой. В то время идеология не позволяла врачам посещать церковь, туда ходили, в основном, старики. Иногда тётя Настя тайно водила в церковь детей и даже умудрилась крестить мою дочь Наташу.
Муж тёти Насти, Григорий Иваныч Петухов, участник нескольких войн, бывший в плену и бежавший оттуда, знал много песен. По праздникам собирались у нас, пели и слушали. Помню песню в исполнении Григория Иваныча о побеге узника «Ланцов из замка убежал». Голос у него был сильный, звучный, песня брала за душу.
Одну из песен, шуточную, муж с Григорием Иванычем любили исполнять на пару, причём пели басом, на манер поповского речитатива:
Отец благочинный
полез в погреб винный
выпить на пятиалтынный
приблизительно, приблизительно, приблизи-и-ительно.
Монашенка Федора
сидела у забора…
Весёлое было время!