Право голоса Хюррем в дипломатии государства отражало ее авторитет соперникам империи. В 1547 году, когда мятежный брат сефевидского правителя Шаха Тахмаспа (1514-1576), Алкас Мирза, нашел убежище в Стамбуле, он был щедро одарен подарками, что отражало величие Блистательной Порты. Среди представленных сефевидскому принцу даров особое место занимали подарки от Хюррем Султан ценностью более 10.000 флоринов: тут были и сшитые лично ею шелковые рубахи, платья, и матрасы, подушки с простынями, и вышитые золотом стеганые ватные одеяла, а также некоторые вещицы ручной работы (вероятно, для женщин из гарема шахзаде). Политическая значимость стараний Хасеки объяснялась обязательством участия всех высокопоставленных членов управления в проявлении этакой османской щедрости. По словам Печеви, «для укрепления чести и славы султаната, все знатные особи словно состязались в преподнесении подарков да благословлении гостей». Возможно, Хюррем видела и личную выгоду в приеме Алкаса Мирзы: она надеялась, что сефевидский шахзаде может стать причиной очередного похода на Восток. Такой поход позволил бы ее зятю, Рустему Паше, проявить свои военные умения и, более того, открыл бы дорогу к Румелийскому бейлербейству одному из ее сыновей.
Хюррем Султан лично не выступала в качестве посла - она была голосом султана в дипломатических переписках. Суть этих переписок заключалась в гаранте мирных намерений султана и обмене подарками. Дипломатическая роль женщин видимо была связана с призывом к миру; когда Сулейман задумывал примирение, он обращался к другой стороне через жену.
В тот период Хюррем Султан обменивалась письмами и со сводной сестрой Шаха Тахмаспа - Мехинбану Султаным (1516-1562). В честь завершения строительства мечети Сулеймание Шах отправил в подарок ковры, о которых было сказано в ответном письме Хюррем от Мехинбану, где также говорилось о молитвах сефевидского народа о здравии и вечном правлении Султана Сулеймана. В письме Султаным также восхваляла договор, заключенный между их государствами (Амасийский мир 1555 года), и, подчеркивая роль Хюррем и садразама (Рустема Паши), как «инициаторов и организаторов этого благого дела», отмечала, что не сомневалась в их «согласованном сотрудничестве» для осуществления данного соглашения. В благодарственном письме Мехинбану Султаным Хюррем выразила свою благодарность за бесценные пожертвования мечети и упомянула о верности падишаха мирному договору между ними. Она утверждала, что в предыдущих походах на сефевидские земли Сулейман преследовал идею не «разрушения мусульманских земель», а «восстановления религиозных строений и украшения территорий под правом Всевышнего» (затрагивалось завоевание Багдада, бывшего центра суннитского халифата, и реставрация гробницы Абу Ханифы, основателя одной из четырех суннитских мазхабов, Сулейманом).
Среди знаменитых современниц Хюррем Султан можно упомянуть и дочь польского короля Сигизмунда I Старого (1467-1548), польско-литовскую принцессу Изабеллу Ягеллонку (1519-1559), которая в 1539 году вышла замуж за Яноша Запольяи и стала королевой Венгрии. Она также приходилась матерью короля Яноша Жигмонда (1540-1571), занявшего престол после отца при поддержке Султана Сулеймана. С Изабеллой Хюррем переписывалась по поводу освобождения венгров, взятых в плен османами.
При правлении Кануни были построены частые дипломатические отношения и с родиной Хюррем - Королевством Польским. Число польских послов, отправляемых султану, достигало 18-и, что в целом было самым большим по сравнению с таковым из других государств того времени. По большому счету, Сигизмунд I сумел поддерживать мир с османами благодаря влиянию Хюррем. Хасеки лично переписывалась с его сыном, королем Сигизмундом II (1520-1572), взошедшим на престол в 1548 году – тогда она отправила ему поздравительное письмо. Затем, в ответ на одно из писем от короля, она передавала, что донесла султану его дружелюбные пожелания, которые обрадовали Сулеймана, и он сказал, что «с прошлым королем мы были как братья, и, с позволения Аллаха, с этим королем мы будем как отец и сын». В продолжении Хюррем уверяла Сигизмунда, что она с радостью готова передать султану любые просьбы и пожелания от его имени, в завершении отмечая, что вместе с письмом шлет ему в подарок две ночные сорочки, шесть платков и одно полотенце для рук. Письма, написанные Михримах Султан и отправленные тем же курьером, Гасаном Агой, были того же содержания. Письма султана и супруга Михримах, садразама Рустема Паши, также доставлял Гасан Ага. Видимо, дипломатия с Польшей была семейным занятием.
За время своего пребывания в гареме Хюррем достигла такого могущества, какого не имела ни одна из султанских женщин за последние три столетия. В отличие от предыдущих женщин, которым никак не удалось преступить черту соперничества в гареме, Хюррем умело управляла своими политическими амбициями, что позволяло ей фактически делить власть с супругом. Тем не менее, немыслимая с точки зрения масштаба и своей значимости личная победа Хюррем Султан над османской системой рабства привела к политически подозрительным последствиям. Ее победа изменила силовое равновесие в императорском гареме и инициировала эпоху «женского господства» в XVIII-XVIII веках, т.е. ее обвиняли в порождении «системы правления ослабляющих империю фавориток и наложниц», укоренившейся вслед за эпохой сильных хасеки и валиде султанш, и слабых падишахов. Первые современные османские историки-хронисты, такие как Челеби, Печеви и Солакзаде, описали Хюррем как творившую беззаконие безжалостную интриганку, а Кануни осудили как невинного, но очарованного и чересчур привязанного к жене правителя. Этот крайне неприятный образ Хюррем Султан, представленный в некоторых османских источниках, посредством дипломатов, путешественников и сумевших сбежать рабов в начале «новейшего времени» был передан Западу и в результате господствовал в османском кодексе Европы на протяжении нескольких столетий.
Наряду с отражением места Хасеки Хюррем Султан в сердце падишаха, эти события обнаруживают и прочность ее веры. К слову, западный писатель Бернард Бромаж, описывая ее личность, указывает на ее повышенное чувство джихада: «Она правила в самую великолепную эпоху Османского султаната вместе с мужем. Осознание того, что ее супруг является властелином мира, двигало ей при оказании необходимых усилий для победы полумесяца над крестом и распространение первого на самые дальние края». Это она побудила начало военного похода против рыцарей Родоса (госпитальеров) - защитников христианства и прославленных врагов турок.
Когда Хасеки Султан переехала в столицу, она стала политическим наперсником падишаха, отчего между ними зародились новые государственные отношения. Во время пребывания султана в походах, она начала писать ему письма, где проявила себя достоверным источником информации. Еще в первых письмах султану удается проследить ее вмешательство в политику: в письме от 1526 года она касается проблемы с великим визирем Ибрагимом Пашой, которая, судя по всему, упоминалась раннее: «Вы спрашиваете, почему я зла на Пашу. С позволения Аллаха, когда мы вновь будем вместе, я расскажу. Пока что, выражаем Паше свое уважение; дай Бог, примет».
Параллели между карьерами Хюррем и Ибрагима поразительны. Они оба приобрели беспрецедентно высокие статусы исключительно благодаря благосклонности султана. Эти статусы были приобретены за счет пренебрежения, и даже открытого нарушения традиционных ограничений падишахом при отборе султаном высокопоставленных приближенных из мужчин и женщин. Также следует отметить стремительность их повышения. К 1523 году, то есть спустя три года после восшествия султана на трон, и Ибрагим, и Хюррем уже приобрели монополию на власть в соответствующих сферах деятельности. Хотя Сулейман нарушил законы, правящие карьерами визирей и наложниц, и не оправдал общественные ожидания, его подчиненные, вместо обвинения почитаемого ими падишаха, направили свое недовольство на фаворитку и придворного султана. Отношения Сулеймана с Хюррем и Ибрагимом нарушили порядок внутренней и внешней иерархии управления, и стерли границы, определяющие суверенитет. Ибрагим, будучи главой правительства Бирун (первый и второй двор - внешняя часть дворца), часто проходил в Эндерун (третий, четвертый двор и гарем – внутренняя приватная часть дворца) и ночевал в особой комнате, прилегающей к покоям падишаха, что противоречило традиционному протоколу. Хюррем же, мало того, что не покинула столицу вместе с сыном (когда он отправлялся в санджак), переехала во дворец султана (Топ-капы), чем буквально перешла границу, отделявшую падишаха от семьи (других членов династии). Именно это размытие границ и вызвало народное ополчение против двух фаворитов Сулеймана. Парадокс власти Хюррем Султан и Ибрагима Паши заключался в том, что, хотя это и было проявлением абсолютной власти султана, это также воспринималось как компромисс этой власти.
О роли Хюррем в падении Ибрагима можно лишь предположить. Хотя объяснить его резкое падение и сложно, есть несколько возможных объяснений тому. Первое, Ибрагим Паша сам уготовил себе конец своей надменным поведением и мотовством. Он имел огромную власть и богатства, обладал благосостоянием до высокомерия и порой действовал, называя себя «султаном». Нельзя сказать, что Хюррем Султан виновна в его смерти. Однако она могла доносить сплетни об Ибрагиме Сулейману, тем самым влияя на его решения. Выражения из вышеупомянутого письма от 1526 года показывают, что отношения между султанскими фаворитами были довольно напряженными.
В письмах также передавались важные события и ситуации в столице (что было жизненно важным для каждого султана, который был вне столицы и невольно беспокоился о возможности занятия трона одним из его сыновей). Во время Восточного похода Хюррем отправляла известие о победоносной военно-морской кампании адмирала Барбароссы Хайреддина Паши в Тунисе. В отсутствие Сулеймана в 1537 году она сообщила ему об обострении господствующей в Стамбуле эпидемии, которая, по словам ученых, закончится «с осенним листопадом». Она также предупреждала султана о рискованности сокращения поступавших с фронта писем:
«…Быстрей, как можно быстрей я хочу получать от Вас вести, я Вас умоляю, ведь, клянусь, что не лгу, не пришел ни вестник за последнюю пару недель. Все вокруг шумят да гудят. Всевозможные слухи ходят кругом. Не подумайте, что я прошу это лишь для себя...»
Примерно двадцать лет спустя, во время похода Султана Сулеймана против сефевидов зимой 1553-1554 года, Хюррем Султан отправляет письмо, на этот раз более самоуверенно и четко выражая очередное беспокойство по поводу ложных слухов. Тревожное предчувствие Хюррем, что необходимо немедленно принять какие-то меры, было вызвано недовольством народа после недавней казни Мустафы:
«…Нынче в городе ходят слухи, что должен прийти предвестник, отчего все готовятся, стоит гул. Говорят, он будет через два-три дня, город украшают огнями. Не знаю, бред ли это, или правда. По какому случаю идет предвестник, когда Вы, мое государство, мой султан, зимуете в Алеппо? Кроме того, мой султан, ни сын кызылбаша (сефевидского шаха), ни его женщины не схвачены; придет предвестник – ни того, ни другого нет. В таком случае его приход никого не обрадует. Мой султан, мое государство, если Вы отправили для меня, Вашей наложницы, я собиралась скоро навестить Баязида (в отсутствие падишаха Баязид был назначен в Эдирне для защиты европейской границы) . Потом, мой счастливый падишах, в городе задаются вопросом, мол, интересно, Его Величество падишах отправил предвестника, чтобы сообщить о зимовке в Алеппо, и галдят… Если он уже вышел в путь, то ничем тут не поможешь, а если нет – ради Аллаха, мой падишах, ради Вашей пресвященной головы, не отправляйте предвестника.»
Пока великий визирь и другие важные государственные деятеля сопровождали султана в походе, Хюррем, благодаря своей бдительности в делах столицы, несомненно, играла решающую роль. То, что падишах просил ее пересылать некоторые письма другим членам семьи, позволяет предположить, что она действовала как надежный канал связи. К примеру, мы видим, что Сулейман хотел отправить письмо Селиму через Хюррем, которая успешно справилась с этим поручением.
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев