#оличностях #ОбразыИталии

ПИРАМИДА В РИМЕ
АВТОР – Лариса Павлова, доктор филологических наук, профессор, поклонник культуры Италии.
В Риме все на своем месте, все естественно и тем самым новоприбывшего, да еще в первый раз прибывшего, радует и восхищает. Как египетская пирамида, воздвигнутая по желанию знатного римлянина Гая Цестия (кто помнил бы его ныне без пирамиды?). Как смешной плакат с изображением главных обитателей здешних мест, по крайней мере, по их мнению, – «Коты Пирамиды». А вот и они. Один лежит на прогретых уже с утра камнях у изножия пирамиды, другой деловито, пренебрегая моим непроизвольно вырвавшимся умильным «кис-кис», идет к одному ему ведомой цели по траве, высоко поднимая лапы. Как маленькая, но хорошо обученная лошадка. Чтобы там о себе не думали гордые представители римского кошачьего сословия, главное событие – не встреча с ними.
Рядом с пирамидой старинное кладбище. Официально – Римское некатолическое кладбище, но иногда – Cimitero degli artisti e dei poeti, кладбище художников и поэтов. Здесь похоронен русский поэт Вячеслав Иванов.
Так случилось, что с Вячеславом Ивановым связана моя жизнь, уже почти тридцать лет. И дело не только в том, что его творчество – объект моих научных исследований, как положено формулировать в соответствующих сочинениях. Круг коллег-ученых, написание и защита диссертаций, поездки в разные города и страны на конференции, и, наконец, чудное (чудо, несомненное чудо!) путешествие в Италию, в Рим – благодаря ему. Когда-то подержала в руках темно-синий том, пахнущий спрятанной в сундук для надежной сохранности вещью, полистала, зацепилась глазами за строчку-другую, – возникло притяжение. Это имею в виду, когда говорю: моя жизнь связана с Вячеславом Ивановым.
Ловлю себя на том, что размышляя о чем-то, порой сугубо личном и обыденном, облекаю свои мысли в его слова… Не поиск легкого пути. Единодушие. Еще – его стихи (для меня – именно стихи), будоражат мысль, увлекая в размышления на темы важные, но «необсуждаемые», разве что на конференциях. Обрести собеседника, речь которого завораживает и формой, и сутью, которому хочется соответствовать так, что начинаешь читать все вслед за ним, где-то в глубине души замирая, что никогда, никогда, никогда – жизни не хватит – не достигнешь, не обоймешь. Спрашивают: «Иванова изучаете, понятно. А вот так, руку на сердце положа, стихи его любите?» Руку на сердце положа – что это, если не любовь?
Кладбище у пирамиды – как из старинного романа. Тенистые дорожки, белые надгробия с трогательными душеспасительными надписями,
и кипарисов облак стройный… над мрамором могил, шапки гортензий, то голубых, то розовых, чаще молочно-белых, глянцевые листья бадана, бледно-сиреневые стрелки хосты, шорох пиний. Тишина, прохлада, услада взору… Как в раю.
Указатель у входа: прямо, совсем рядом могила Карла Брюллова; тоже прямо, подальше, к противоположной стене ограды – могила Шелли (примирила ли его красота этого дивного места со смертью, как он некогда писал?), налево, на лужайке, – могила Китса, без имени (длинная надпись от друзей и в завершении собственные слова, об имени, начертанном на воде: «Here lies One Whose Name was writ in Water»). Где располагается могила Вячеслава Иванова, надо спрашивать. Служители выдают адрес (сектор, ряд, номер могилы) и вежливо улыбаются – да, большой русский поэт. Идти нужно направо, почти до самого конца.
Вглядываешься в имена, как в лица, наконец, родное – Вячеслав Иванов. Беспокойство, не преодоленное до конца умиротворяющей красотой кладбища, сменяется облегчением: от состоявшейся встречи, от возможности поклонится праху, удостоверить в том, что в России помнят. Еще от того, что он, русский, тут не один – с ним брат горячо любимой жены Лидии Дмитриевны Зиновьевой Аннибал, встрече с которой он был обязан Риму, – Александр Дмитриевич Зиновьев, здесь же верная, договорившая по его благословению то, что сам не успел, Ольга Александровна Дешарт, сын Димитрий Вячеславович, дочь Лидия Вячеславовна. Чуть вдалеке среди надгробий – Антон Иванович Иванов. Однофамилец, художник из крестьян. Не видела, но знаю, что здесь же на кладбище в Тестаччо, похоронена дочь Петра Вяземского, повторяю вслед за ним: «Если тебе придется быть когда-нибудь в Риме, ты в нем не будешь совершенно чужой, а найдешь родную могилу и слезы наши, которые и нас сроднили навсегда с Римом».
Кот у пирамиды все еще спал, и хорошо было сидеть на лавочке, думать о Риме, там за оградой, о стихах, о жизни, о родном и вселенском.
Табличка на двери в квартиру Вячеслава Иванова – это здесь недалеко, от подножия Авентина, по тенистой улочке, увитой плющом, нужно подняться на вершину холма – прямоугольная, золотистая, cо строгой надписью V. Ivanov (viva! nova!) и подписью в правом нижнем углу. В подписи не читается ни одна буква, словно изломанная линия. Присматриваюсь: рисунок – кошачьи ушки! Выглядывает снизу, любопытствуя, кто пришел к хозяину.