Галстук-бабочка на мне,
сапоги — на Шукшине.
Крупно латана кирза.
Разъярённые глаза.
Первое знакомство,
мы вот-вот стыкнёмся.
Придавил меня Шукшин
взглядом тяжким и чужим.
Голос угрожающ:
«Я сказать тебе должон —
я не знал, что ты пижон —
шею украшаешь!»
Грязный скульпторский подвал.
И бутылка наповал.
Закусь — килька с тюлькой.
Крик:
«Ты бабочку сыми!
Ты — со станции Зимы,
а с такой фитюлькой!»
Галстук-бабочку свою
я без боя не сдаю.
Говорю, не скисший:
«Не пижон я —
ерунда!
Скину бабочку, когда
сапоги ты скинешь!»
Будто ни в одном глазу,
стал Шукшин свою кирзу
стаскивать упрямо.
Не напал на слабачка!
И нырнула бабочка
в голенище прямо.
Под портянками он бос,
и хохочет он до слёз:
«Ты, одна
Хочется легкого, светлого, нежного,
Раннего, хрупкого и пустопорожнего,
И безрассудного, и безмятежного,
Напрочь забытого и невозможного.
Хочется рухнуть в траву непомятую,
В небо уставить глаза завидущие,
И окунуться в цветочные запахи,
И без конца обожать все живущее.
Хочется видеть изгиб и течение
Синей реки средь курчавых кустарников,
Впитывать кожею солнца свечение,
В воду бросаться с мостков без купальников.
Хочется милой наивной мелодии,
Воздух глотать, словно ягоды спелые,
Чтоб сумасбродно душа колобродила
И чтобы сердце неслось ошалелое.
Хочется встретиться с тем, что утрачено,
Хоть на мгновенье упасть в это дальнее...
Только за все, что промчалось, заплачено
И остается расплата
Из книги психолога, социолога и историка Лебона «Психология народов и масс»:
«Толпа никогда не стремилась к правде; она отворачивается от очевидности, не нравящейся ей, и предпочитает поклоняться заблуждению, если только заблуждение это прельщает ее. Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой»