Лекция «Вымершие и умирающие профессии» по материалам Л.

Л. Колосова
Профессия – это постоянная специальность, род деятельности, занятий, которые служат источником существования человека. Профессии возникли в глубокой древности, неспешно совершенствовались по мере растущего спроса. Затем также постепенно вырождались с течением времени из-за ненужности.
Человечество совершенствовалось, делало открытия, изобретало новые инструменты и орудия для своей деятельности – и тут же возникали новые профессии. История профессий людей неразрывно связаны, они всегда «жили» вместе. На каждом этапе истории человеческого общества были свои и только свои профессии. Прогресс содействовал «смерти» одних и рождению других профессий. За последнее столетие человечество достигло наибольшего прогресса, а это привело к повальному вымиранию многих и многих профессий.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
БАТРАКИ / ПАРОБКИ
Неизменной принадлежностью задвораков панской усадьбы были унылого вида бараки. Называли их чвораками (от польского слова «чворак» — изба, барак для батраков). Размер их зависел от количества одиночек и семейств батраков, занятых в данном имении. В чвораке одинокому батраку выделялось место в общежитии, семейству — одна, реже две комнаты с кухней. Семейству можно было держать скот, поэтому желающим выделялись сараи. Круглогодичным занятием батраков был уход за скотиной, сезонные сельхозработы и прочая работа по хозяйству (вывоз дров, распиловка, рубка, ремонт хозпостроек и т.п.). панам ягоды и грибы, работали на сенокосах картофеля, выполняли иные работы наравне с мужчинами. Пан платил батракам денежные вознаграждения, взымал штрафы. По договору батрацким семействам выделялись небольшие земельные участки для огорода, предоставлялась лошадь для ряда необходимых работ, по льготным ценам продавался фураж, зерно и др. Некоторые батрацкие безземельные семьи работали на пана пожизненно, проводя всю жизнь в чвораках. На пана работали и дети батраков. Сезонными батраками были малоземельные крестьяне. Как правило, и батраки, и их дети были совершенно безграмотными.
БАЛАГОЛЫ
Распространенным видом грузового и отчасти пассажирского транспорта в конце XIX - начале XX века являлся извозный промысел. Необходимость его была обусловлена слабо развитой сетью железных и шоссейных дорог. Люди, занимавшиеся этим видом работ, назывались балаголы.
В то время бапагол был очень важной персоной. Это был человек, хорошо знающий сеть дорог, рельеф местности, сколько верст до ближайшей корчмы, где лучше накормить и напоить своих лошадей и пассажиров (если они были), переночевать, уплатив за все это минимальную цену. Обычно балаголы, как и корчмари, были еврейской
национальности. Крепкие и сильные люди, они помогали своим лошадям на спусках и подъемах дороги, Услугами их пользовались купцы, торговцы для доставки своего товара в отдаленные местности.
Фургоны балаголов были сравнительно массивнее, и вместительнее обычных телег. Для защиты от погодных условий фуры имели крытые брезентом овальные тенты. В конюшне балагола стояло несколько лошадей-тяжеловозов. В зависимости от состояния дорог и объема груза запрягались две либо четыре лошади. Загружалось до ста пудов, которые перевозились на расстоянии до 100-150 верст. В любую погоду по шоссейным дорогам и проселочному бездорожью рядом с фурой мерно вышагивал закаленный под солнцем и ветром балагол.
Помимо доставки товаров для купцов на некоторых маршрутах балаголы обслуживали также неприхотливых пассажиров, преимущественно еврейскую бедноту.
В поисках лучшей доли многие семьи переезжали из одного поселения в другое.
И если до железной дороги было далеко, то кто повезет скудный, но так необходимый, домашний скарб? Конечно же, балагол. Для этих целей применялись фуры облегченной конструкции. Можно себе представить, что за увлекательное путешествие происходило в набитых до предела и галдящих фурах, трясущихся по ухабам проселочных дорог.
Странствовали таким образом целыми семьями, обычно с кучей ребятишек, нередко с грудными младенцами (в тесноте да не в обиде).
В 20-х - 30-х годах балаголов стало меньше - увеличилась сеть железных и шоссейных дорог (грунтовые, гравийные), появился механический транспорт. Но полностью необходимость в балаголах не отпала.
В Лунинце этим видом работ занималось несколько еврвейских семейств. Наиболее известным был Флат Абе. Его фуры возили товары с Припятской пристани у Волянских мостов до Лунинца и Баранович, Ганцевич и Ляхович, Лахвы и Микашевич. Очень часто при наличии большого количества товаров к балаголам присоединялись другие владельцы лошадей и фур. Чаще всего направлял на перевозку товаров своих рабочих владелец ассенизаторского обоза Мулер Ицко.
ВОЗЧИКИ ПОЧТЫ
Сегодня привычно видеть на улицах города и дорогах района автомашины, выкрашенные в голубой цвет с косой белой полосой на кузове. Эти автомобили развозят почту. Это достижение прогресса техники последних 50-60 лег.
В конце XIX — начале XX века почту развозили на лошадях специальные возчики. Развозка почты от почтовой конторы до вокзала и от почтовой конторы до окрестных деревень, где имелись почтовые отделения, за определенную плату отдавалась в руки частных лиц, имеющих ло¬шадей. На предмет перевозки почты устраивались торги, и право на перевозку почты получал тот претендент, кто запрашивал меньшую сумму (подписывал контракт). Долгие годы этим правом в нашем городе пользовался Гольцман, имеющий несколько лошадей. За эту работу он получал от государства 420 рублей в год Другой подрядчик — Мойша Дятловицкий возил почту по тракту Лунинец-Вулька Лунинская (1)—Лунин-Лобча-Парахонск (до 1917 года) (в Пинске перевозил почту многие годы брат лунинецкого возчика Лейзер Дятловицкий).
Профессия возчика почты исчезла в начале 20-х годов, когда появились почтовые велосипеды, мотоциклы и автомобили. Но война внесла свои коррективы и в «жизнь» этой специальности. В 1944-1946 годах на некоторое время перевозчика почты на лошадях возобновились.
ВЫВЕСОЧНИКИ
В 20-30-х годах все улицы и переулки нашего города были увешены разномастными вывесками. С уверенностью можно сказать, что в это время именно здесь самые широкие народные массы знакомились с азами изобразительного искусства. Считаясь с огромным процентом полной неграмотности населения, в этом виде рекламы первенствую¬щую роль положено было играть не тексту, а изображению. Не мудрствуя лукаво, вывеска должна была с первого взгляда броско заявить, «кто есть кто». На небольшом куске жести в манере ультра-примитивизма художнику предоставлялась возможность дать полную волю творческой фантазии. Поэтому чуточку напоминая натуру - хлебная буханка, французская булка или еврейская хала, связка баранок на одной вывеске перекликались с лошадиной мордой, затянутой в хомут, на соседней.
Все возможные виды часов, жестяных изделий, схематические рулоны ярких тканей, пальто и пиджак, а рядом лукаво улыбающееся лицо красотки, окаймленное ножницами и щипцами для завивки, настоятельно влекли прохожего переступить порог парикмахерской. Столярные и слесарные инструменты, головные уборы, посуда, обувь, одежда, писчебумажные товары - все это в псевдореалистическом исполнении радовало взоры прохожих, придавая неповторимое своеобразие не только торговой рекламе, но и улицам города. И до чего же непростительно, что в свое время ни один музей не удосужился сохранить для будущего столь яркое отражение быта того времени!
Были вывески и другого рода. На металлических стержнях, прикрепленных перпендикулярно к стене Ч дома, висели металлические (из жести) сапоги и чайники, шляпы и хомуты, мастерски нарисованные булки и кольца колбасы. Такая вывеска была видна изда¬ли.
Самым известным мастером по изготовлению обычных вывесок был Абрам Луцкий, живший по Старосельскому переулку возле синагоги). Он виртуозно, с фантазией и уме¬нием рисовал вывески и изображал на них то, чем торгует тот или иной магазин. В его руках кусок жести в рамке превращался в живопис¬ное полотно. Характерной особенностью было, что изготовитель всегда находил место и воз¬можность запечатлеть на вывеске свою фамилию.
И были, наконец, мастера-художники, кото¬рые рисовали «вывески» просто на фасадах зданий, над витринами, где-нибудь высоко под крышей, большими буквами выписывалось название и фамилия владельца магазина: «Го¬ловач. Колбасы» или «Говштейн. Аптекарские товары». Таких вывесок - стенных панно'" было в городе немного. Они были нарисованы очень стойкими фасками и сохранялись дол¬гие годы. Надписи, закрашенные в 1939 году, проявились на обгорелых руинах каменных зданий в послевоенные годы.
ГИЦЕЛИ
Непопулярность этой профессии выражалась даже при обмене "любезностями" в споре, ссоре, когда кто- то кого-то мог обозвать гицелем.
Профессия эта была не особенно популярной в народе. На уличном жаргоне этих людей называли шкуродерами.
Периодически на городских улицах появлялась оригинальная повозка с длинным ящиком, стенки которого были затянуты сеткой. При виде ее стар и млад знали: гицели приехали — предстоит отлов бродячих собак. Гицели применяли для отлова ничейных собак длинную палку с петлей на конце. Пойманная собака тут же оказывалась за решеткой в компании себе подобных смертников, А что это были смертники — это было точно и известно всем в городе. К чести лунинчан, среди них не было гицелей-шкуродеров. Ловить и убивать лунинецких бродячих собак приезжал человек из Пинска. Лунинчане называли его пинский гицель и иногда — просто гицель, тем самым подчеркивая, что он не лунинецкий человек. По национальности гицель был поляком, поэтому еще употреблялось такое определение—польский гицель.
У пинского гицеля в конце Бродиловки (ныне улицы Крестьянской) у самого болота был сарай, куда он отвозил свой уличный улов и делал свое черное дело. В 30-е годы туберкулез (чахотка) был очень распространенной болезнью, От чахотки лечились собачьим жиром, поэтому у гицеля был сбыт товара. Ну а шкуры использова¬лись, как и любая шкура убитого зверя.
Довольно часто попадали в западню не только бездомные псины, но и хозяйские псы, случайно оказавшиеся на пути шкуродера. В довоенное (польское) время все хозяйские собаки были зарегистрированы в магистрате, хозяева их платили специальный собачий налог,и каждой собаке выдавался специальный небольшой металлический номерок, на котором был выбит номер и название города. Этот номерок должен был висеть на ошейнике собаки, если она была не на цепи. Полицейский мог сделать замечание или даже выписать штраф, если кто-то гулял по городу с собакой, у кото¬рой не было собачьего номера, Обычно гицель не должен был ловить собак с номерами на ошейнике. Но в собачей жизни случалось всякое. В случае исчезновения хозяйского дворняги после набега шкуродеров владельцы знали, где искать пропажу. За договорной выкуп собственность владельца возвращалась на родное подворье.
ГОНТАРИ
Относительно не столь давно лунинецкие крыши были крыты гонтом, соломой, реже — неоцинкованной крашеной жестью или оцинкованной. Например, все дома и хозпостройки, расположенные в районе церкви и в конце улицы Широкопесковой (ныне Красной) — т.е. в самой старой части города, были крыты соломой и только единицы — гонтом.
По крышам можно было в какой-то степени судить о зажиточности
домовладельца. Гонтовщики, или гонтари, на специальных станках нарезали из осиновых, реже еловых брусьев тонкие пластины гонтов с узким пазом в утолщенной части. Ими нередко крылись даже кирпичные дома.
В Лунинце на Объездной улице (ныне ул.Горького) один еврей содержал небольшую мастерскую по производству гонта. Конкурировали с ним мастерские побольше в Лунине и Ловче, которые снабжали гонтом все новостройки. Лунинецкий производитель не особенно боялся конкуренции, т.к. в деревни нужно было поехать и привезти оттуда гонт.
В конце 30-х годов в Лунинце работала комиссия магистрата — архитекторы, дорожники, водопроводчики и т.п. — по благоустройству, реконструкции и архитектурному облику города. Разрабатывался перспективный план реконструкции и строительства города на 20 лет вперед. На многих домах комиссия поставила тогда черной краской тра¬фаретные надписи «Предназначен к сносу». То были старые деревянные дома, мешающие расширению улиц, просто не поддающиеся ремонту хибары. Тогда комиссия запретила строить деревянные дома без боковых (торцовых) каменных стен (пример — такая стена была возведена у здания бывшего суда), крыть дома соломой, не рекомендовала приме¬нять гонт (легко горючий материал), а применять вошедший в моду толь (тогда его называли — папа) — ныне называемый рубероидом. И применять жесть. Но не всем эти новшества были по карману. А рекомендации — не приказ, поэтому лунинецкие крыши по-прежнему крылись гонтом.
Когда после войны развернулось восстановление и строительство домов, гонт опять нашел себе применение. Профессия гонтаря имела как бы две ветви: был гонтарь - производитель гонта на земле и был укладчик гонта на крыше.
А укладка гонта требовала определенных знаний, сноровки и умения в обращении с этим легким и ломким материалом. Недаром же существовала в то время такая пословица — «Слезай с крыши, не порть гонту (по-польски — «Злазь з даху, не псуй гонты»). Крытый гонтом или железом дом придавал вес и значимость хозяину в обществе, поэтому в начале века бытовало такое выражение — «собственный дом под гонтом» или «собственный дом под цинковым железом».
ДРОВОСЕКИ
Частенько на городских улицах можно было встретить дровосеков, попарно бродящих в поисках работы. Их можно было узнать по своеобразному ношению пилы и топоров. Обычно один из дровосеков «подпоясывался» пилой — т.е. закреплял пилу на талии как своеобразный пояс, скрепив этот металлический обруч, чтобы держался, ручками. Другой же носил топоры — либо в специальной торбе, либо за поясом. Если говорить о начале века, то в то время жителям города со складов дрова обычно отпускались метровой длины и подлежали распиловке. Их единицей измерения до 1917 года служили шестуха и восьмуха, что соответствовало шестой и восьмой части кубической сажени. В 20-30- х годах единицей измерения дров был кубический метр. Работы для дровосеков стало меньше, т.к. в базарные дни крестьяне привозили на продажу уже готовые нарубленные короткие поленья, годные для употребления в плите. Те же жители города, кто хотел сэкономить деньги, покупал в лесничестве длинные поленья, на разделку которых и приглашались дровосеки. Они быстро и мастерски пилили и рубили дрова, складывая их в поленницы — «колодцем» или «стенкой».
ЖЕРНОВЩИКИ
Сегодня разве что в музее можно увидеть эту странную конструкцию из камня и дерева — жернова.
Еще недавно кое-где в сараях городских старожилов можно было найти заброшенные за ненадобностью домашние ручные мельницы — они-то и назывались жерновами.
Профессия жерновщика была не особенно распространенной, а поэтому высоко ценилась в народе. Ведь жерновщик делал механизм, который производил основной продукт — муку. Опытный мастер из полевых валунов определенных пород зубилом и молотком вырубал два круга одинакового диаметра, которые для прочности по окружности стягивались металлическими обручами. Затем на каменных кругах — жерновах — с одной стороны наносилась наческа. Более массивный нижний жернов лежал неподвижно, тогда как вращающийся вручную верхний был полегче. Парные жер-нова помещались в деревянный станок стандартной конструкции. Специальным приспособлением верхний камень по надобности мог слегка подниматься или опускаться, что позволяло получать муку желаемого размола. Вращался верхний жернов вручную при помощи специального приспособления — палки-ручки, ук¬репленной одним концом к краю жернова (к металлическому обручу), другим — при помощи сыромятных ремней к крюку прямо под центром жернова. Оба жернова были укреплены на металлической оси.
Особенно широко жернова применялись для изготовления осыпки домашним животным. Помимо этого, большая часть населения из деревень и малых городов молола на жерновах грубоватую крупу, особенно ячную и гречневую. Обычно одни¬ми жерновами пользовались несколько соседей. Трудно переоценить ту огромную помощь, которую оказали жернова многим семьям горожан в годы оккупации и в длительный послевоенный период.
Жернова применялись не только в домашних условиях. Каменные жернова долгое время использовались на мельницах всех видов — ветряных, водяных и механических (паровых). Для таких мельниц жернова делались больших размеров, что требовало от мастера-жерновщика и сноровки, и мастерств