Культу личности Петра Великого в России – ровно три сотни лет. Вот как оный государь отдал Богу душу 8-го февраля 1725 года по н. ст., так оный культ и стартовал: «Что се есть? До чего мы дожили, о россиане? Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное ли нам привидение? О, как истинная печаль! О, как известное наше злоключение! Виновник бесчисленных благополучии наших и радостей, воскресивший аки от мёртвых Россию и воздвигший в толикую силу и славу, или паче, рождший и воспитавший прямый сый отечествия своего отец, которому по его достоинству, добрии российстии сынове бессмертну быть желали, по летам же и состава крепости многолетно ещё жить имущего вси надеялися, – противно и желанию и чаянию скончал жизнь и – о лютой нам язвы! – тогда жизнь скончал, когда по трудах, беспокойствах, печалех, бедствиях, по многих и многообразных смертех жить нечто начинал…» – ещё епископ Псковский и Нарвский Феофан оплакивал почившего императора в своём «Слове на погребение Петра Великого».

Казалось бы, чего уж там – три века прошло, пора бы и за ум взяться! Ан нет! Для российских историков петровская тема – это не наука, а такое привокзальное напёрсточничество, егда каждый извращается по-своему, стараясь из имеющегося стандартного и явно недостаточного набора букв сложить слово вечность. Получается криво, косо и довольно мерзко.

Вот, скажем, прямо сейчас читаю книгу Кротов П.А. Битва под Полтавой: Начало Великой России (уже название заставляет сморщиться, как от зубной боли!). Для тех, кто не в курсе, замечу: доктор исторических наук Павел Александрович Кротов – один из ведущих современных русских историков, специализирующихся на истории петровской эпохи. Вроде бы уважаемый человек, но открываем книгу и читаем следующий пассаж о ситуации, сложившейся в Прутском походе после того, как русские 21-го июля 1711 года по н. ст. отбили османские атаки [Кротов П.А. Битва под Полтавой: Начало Великой России. – СП(б): Фонд содействия реставрации памятников истории и культуры «Спас», Лики России, 2014. – с. 439]:

«Дальнейшее развитие россиянами своего военного успеха имело немалый элемент риска. Полная победа в баталии в любом случае означала серьёзный проигрыш (такова диалектика!) – ненужную перспективу затяжной войны на два фронта: с Турцией и Швецией. Таким образом, в итоге этого похода действительно была получена новая яркая военная победа, на этот раз над главными силами Османской империи (пусть только над отборной частью армии – корпусом янычар) и столь нужный мир – реальная перспектива победы над Швецией…».

Ну, вы понимаете, да? Пётр Алексеевич в хлам проиграл Прутский поход. Он стоял в пяти минутах от того, чтобы лично оказаться в османском плену, и спасся сам и спас армию лишь благодаря то ли алчности, то ли нерешительности великого визиря. Отделаться удалось сравнительно малой кровью: отдать Азов, срыть Таганрог, не вмешиваться в дела Сичи, обеспечить свободный проход шведов на родину. Так-то это тяжёлые условия, ибо за Азов и Таганрог, за днепровские городки в землю уложили кучу своего народу, потратили немеряно денег на строительство крепостей и верфей, возведение флота – а теперь всё это предстояло своими же руками уничтожить.

Тем не менее, д.и.н. Кротов во всеуслышание заявляет, что на самом деле это яркая военная победа! И то, что русские войска, отбив турецкие атаки, не пошли вперёд (а, что, могли?), – это, на самом деле, sehr gut!

Продолжая читать книгу г-на Кротова (сразу прошу пардону у шановного панства, но чем больше в неё погружаюсь, тем меньше сил в руке написать фразу доктор исторических наук), я упёрся в цитату о турецких потерях в бою на Пруте летом 1711 года [Кротов П.А. Битва под Полтавой: Начало Великой России. – СП(б): Фонд содействия реставрации памятников истории и культуры «Спас», Лики России, 2014. – с. 439]:

«… упорные турецкие атаки русского воинства (Всё же надо как-то деликатнее лексику подбирать, заботясь о душевном покое читателя: в конце концов, не о небесных ратях пишете! – ЛСИ) 9 июля закончились провалом, гибелью 7.000 или 8.000 (!) отборных воинов-янычар; ещё около 10.000 турок были ранены».

17 – 18 тыс. солдат, потерянные в ходе однодневного боя, – это много или мало?

Например, за несколько лет до того, как, 13-го августа 1704 года при Блиндхайме схлестнулись франко-баварская и англо-голландско-датско-имперская армии. Первых было 60 тыс. чел. при 90 пушках, вторых – чуть меньше: 56 тыс. чел. при 66 пушках. В итоге, выиграли союзники, кои по итогу потеряли 12,5 тыс. чел. убитыми и ранеными, потерпевшие поражение французы и баварцы лишились 20 тыс. чел. убитыми и ранеными и 14,2 тыс. чел. пленными.

Еще через пять лет, 11-го сентября 1709 года по н. ст. в битве при Мальплаке опять сошлись французская армия и союзная, теперь уже британо-голландско-имперская армия. Первых было 90 тыс. чел. при 80 орудиях, вторых – 117 тыс. чел. при 100 орудиях. Французы потеряли 14 тыс. убитыми и ранеными, союзники – кстати, победившие тогда, – 30 тыс. убитыми и ранеными.

Наконец, 8-го июля 1709 года по н. ст. в сражении под Полтавой русские при 2,5-кратном численном перевесе разбили шведов: потери победителей составили около 6,0 тыс. чел. убитыми и ранеными, проигравших – до 9,2 тыс. чел. убитыми и 2,9 тыс. чел. пленными.

Учитывая то, что во всех трёх упомянутых сражениях высокие потери сторон были следствием кромешного ада на поле брани (как писал в своей депеше королю Луи XIV (Louis XIV) по окончании баталии при Мальплаке командующий французской армией маршал Франции (Maréchal de France) Клод Луи Эктор, герцог дё Вилляр (Claude Louis Hector duc de Villars), «Сир, не отчаивайтесь, ещё одна такая “победа” – и у противника просто не останется войск»), становится понятно, что бой 9-го июля 1711 года по ст. ст. – это, опять же – судя по потерям, какие-то Канны Нового времени.

Поэтому смотрим ссылку, которой сопроводил цифру турецких потерь г-н Кротов… Я, знаете ли, люблю проверять такие детали в книгах российских историков, ибо помню замечательные слова князя Италийского насчёт потерь супостата… Ну, так вот, ссылка ведёт к работе д.и.н. Водарского, который скрупулёзно перечислил все имеющиеся варианты турецких потерь в этом бою, зафиксированные иностранными дипломатами при османском дворе [Водарский Я.Е. Загадки Прутского похода Петра I. – М.: «Наука», 2004. – с. 135]: 1) 8,9 тыс. убитыми, 2) 8 тыс. чел. убитыми и 8 тыс. чел. ранеными, 3) 7 тыс. чел. убитыми и 10 тыс. чел. ранеными и 4) 7 – 8 тыс. чел. убитыми, «не считая раненых».

Как видите, г-н Кротов действительно имел основания написать цифру турецких потерь в 17 – 18 тыс. чел. убитыми и ранеными. Однако есть нюанс, точнее – два.

Во-первых, по какой-то удивительной случайности он – без каких-либо пояснений! – взял наибольшую цифру, причём скомпилировал её из двух разных сообщений британского посла в Порте сэра Робэрта Саттэна.

Во-вторых – и это уже интереснее! – упомянув цифру 17 – 18 тыс. чел. убитыми и ранеными, историк умолчал о ремарке, которую сделал к цифрам турецких потерь Водарский [Там же, с. 135]:

«Но [Саттэн] сомневался в этих данных, потому что, как он писал в своём обобщённом отчёте о сражении, “турки считают более почётным для себя изображать бой более значительным, сообщая о больших потерях с обеих сторон, но в действительности число убитых не превышало 2 или 3.000 человек, из которых, как думают, русские потеряли 300 или 400, а остальные – турки”».

И далее Ярослав Евгеньевич резюмирует [Там же, с. 135]:

«Поскольку турки нападали на узком участке обороны русского лагеря, возможно, что и это число их убитых является завышенным».

Какие выводы можно сделать из всего описанного? Пожалуй, то, что петровская эпоха в истории России – это такое времечко, описывая которое, каждый уважающий себя русский историк должен непременно от всей своей широкой души натянуть филина на глобус. Ну, просто действуя по принципу: не соврать – историю не рассказать.