XVII век – это особая эпоха в интеллектуальной истории Европы: время рационализации человеческого сознания и революции в науке. Собственно, если быть более точным, это столетие появления науки, как таковой.

Кроме всего прочего, генерирование нового знания требует создания соответствующей инфраструктуры: институтов и каналов коммуникаций. И первые в лице национальных академий, и вторые в виде научных журналов появились лишь во второй половине столетия. До этого выполнение означенных функций, как и всегда в истории Европы, взяло на себя сообщество заинтересованных частных лиц.

Прообразами и непосредственными предшественниками академий стали регулярные неформальные собрания учёных. В качестве примера можно вспомнить еженедельные встречи физиков и математиков, проходившие в келье французского священника Марэна Мерсэнна (Marin Mersenne), начиная с 1635 года и вплоть до его смерти в сентябре 1648 года. Порой на встречи этого кружка заглядывали и заезжие «гастролёры» – известные в мире науки люди, такие как, скажем, Рэне Декарт (René Descartes) или Томас Хоббс (Thomas Hobbes).

Впрочем, уязвимым местом таких неформальных академий являлись обширные пространства Европы: любители науки – а тут следует напомнить читателям, что в XVII ст. занятие наукой в большинстве случаев было непрофессиональной деятельность, как мы сказали бы сегодня, хобби, – были разбросаны по всему Европейскому полуострову, от Португалии на западе до Жечьпосполитой на востоке, от Британских островов на севере и до Апеннинского полуострова на юге.

Сами понимаете, при таком раскладе особо не наездишься. Поэтому первостепенное значение приобретали коммуникации. Однако первые научные журналы, как уже было сказано, возникли довольно поздно: первый выпуск французского “Le Journal des Sçavans” увидел свет 5-го января 1665 года, а английского “Philosophical Transactions of the Royal Society of London” – спустя два месяца, 6-го марта того же года.

В этих условиях единственным средством обмена знаниями становилась переписка. И вот тут мы подходим к самому интересному – к тому, ради чего я и затеял данную заметку: к масштабам корреспондентской деятельности. А она, надо заметить, поражает воображение.

Итак, несколько цифр.

Так получилось, что некоторые неравнодушные к науке люди в XVII веке брали на себя функции диспетчеров: через них шёл обмен информацией и мнениями между учёными различных стран. Одним из таких подвижников был Хайнрих Ольдэнбург (Heinrich Oldenburg), который, поселившись в Лондоне, вёл обширную переписку, информируя обо всём новом коллег: на сегодняшний день его сохранившаяся корреспонденция насчитывает более 3.000 писем! Интересно, что Ольдэнбург в своей деятельности вышел далеко за пределы Европы: некоторые его корреспонденты обитали даже в заморских колониях в Америке.

Другой пример диспетчера научных знаний – это уже упоминавшийся Марэн Мерсэнн. Будучи богословом и философом, математиком и физиком, теоретиком музыки, он, тем не менее, огромные силы тратил на организацию обмена знаниями. В числе его постоянных корреспондентов были 78 человек со всех концов Европы, среди которых такие имена, как Декарт, Галилей (Galileo di Vincenzo Bonaiuti de’ Galilei), Кавальери (Bonaventura Francesco Cavalieri), Бекманн (Christian Beckmann), отец (Étienne Pascal) и сын Паскали (Blaise Pascal), Роберваль (Gilles Personne de Roberval), Торричелли (Evangelista Torricelli), Ферма (Pierre de Fermat) и т.д. Из всего массива переписки Мерсэнна до нас дошли 1.904 письма – как написанных им, так и написанных ему.

Но, пожалуй, более интересен пример патрона Марэна Мерсэнна – аббата монастыря Нотр-Дам дё Гюитр (Église Notre-Dame de Guîtres) Николя-Клода Фабри дё Переск. До нас дошёл огромный архив этого человека, и, хотя, как принято считать, что половина его корреспонденции утеряна, по существующим оценкам, общий её объём оценивается в 10.000 писем!

Ну и наконец, нельзя не вспомнить чемпиона в научно-эпистолярном жанре той великой эпохи. Им является выдающийся учёный, представитель уже следующего поколения, Готфрид Вильгельм Ляйбниц (Gottfried Wilhelm Leibniz): его переписка, по большей части научная, достигает астрономической величины – 15.000 писем!

Причём, когда мы говорим о всех этих тысячах писем, нельзя забывать, что речь идёт не о письмах на одной-двух страничках, вырванных из школьной в тетради, и составленных в духе «Здравствуйте – До свидания». Тем более, это не нынешняя переписка в мессенджерах с их телеграфной лаконичностью. Речь идёт о пространных депешах, каждая из которой писалась не один день и занимала добрые полтора-два десятка страниц. К тому же размер этих страниц сам по себе был внушительным: скажем, в архиве аббата дё Переск хранятся рукописи, включая и корреспонденцию, написанные на огромных листах форматом от 370 × 270 мм до 310 × 230 мм! И в значительной степени это научные статьи и даже трактаты, пересылавшиеся для ознакомления коллегам за тридевять земель. Порой – сводка о последних новостях в мире науки и не только.

В этом смысле дошедшие до нас 15.000 писем Ляйбница сами по себе – подвиг, ибо, строго арифметически, для создания всех этих, мягко скажем, непростых текстов, необходимо было в течение 50 лет каждый Божий день писать по одному письму!

P.S. О темпах работы – из Википедии: «… По подсчётам Дж. Толберт, [Переск] более или менее постоянно поддерживал контакт примерно с 500 корреспондентов, в среднем диктуя или набрасывая 10 писем в день».