В ночь с 20 на 21 апреля в небе над Карелией падал самолет. У него был отбит трехметровый кусок левого крыла, в фюзеляже — дыра. Сто десять человек на борту испытывали страшные перегрузки. Вцепившись в сиденья, они кричали и молились, у многих шла носом кровь. Пассажира в кресле 24Е убило сразу. Тай Хай летел домой в Сеул, там у него осталась семья, ему было 36 лет. В кресле 23А истекал кровью 31-летний Йошитака Сугано из Иокогамы, раненный в плечо. Он умрет через несколько часов на руках у младшего брата. Никто не понимал, что произошло Пилот, 45-летний Ким Чанг Кью, полковник ВВС в отставке, ветеран корейской войны (1950–1953), пытался уйти от леса и посадить машину на лед карельского озера Корпиярви. Он сумел дотянуть до островка, чтобы самолет лег носом на землю и не провалился. Из 110 человек на борту 108 выжили. Полутора днями позже, 22 апреля 1978 года, газета «Правда» сообщила: «Самолет неизвестной принадлежности со стороны Баренцева моря нарушил воздушное пространство СССР. Поднятые навстречу самолету-нарушителю, истребители ПВО страны. неоднократно подавали ему команду следовать за ними. Самолет эти команды не воспринимал и совершил посадку на озере в районе города Кемь Карельской АССР лишь через два часа после вхождения в воздушное пространство Советского Союза. После посадки было установлено, что самолет-нарушитель принадлежит южнокорейской авиационной компании. Советскими компетентными органами производится расследование причин нарушения воздушного пространства Советского Союза». — Я работал в Петрозаводске заместителем редактора республиканской газеты «Комсомолец», — рассказывает карельский журналист Юрий Шлейкин. — Где-то после обеда 21 апреля нам по телетайпу пришло сообщение ТАСС: в Карелии силами ПВО посажен пассажирский самолет. К таким сообщениям обычно давалась рекомендация, на какое место ставить. Я потом посмотрел центральные газеты — «Правду», «Известия», «Красную звезду». У кого-то стояло на третьей полосе, у кого-то на пятой. Местным районкам не разрешили даже перепечатать. Мы пытались узнать подробности, звонили знакомым в Кемь, но все оказалось наглухо закрыто. В тот же день The New York Times написала, что южнокорейский гражданский лайнер с 97 пассажирами на борту и экипажем из 13 человек был сбит советскими ПВО. При этом газета цитировала «премьер-министра СССР Алексея Николаевича Косыгина», утверждавшего, что «Боинг» сам врезался в лед и повредил крыло. — На разборе инцидента в Североморске маршал авиации Иван Пстыго в сердцах сказал летчику, сбивавшему «Боинг»: «Ну и дурак ты, Босов! Сбил бы — и концы в воду», — вспомнил в разговоре с «Новой» бывший начальник штаба 265-го истребительного авиационного полка Валерий Волынец. «Боинг-707», летевший из Парижа в Сеул, был первым пассажирским самолетом, сбитым над территорией СССР. И пока существовал Советский Союз, все очевидцы события молчали. Прошло 40 лет, многих уже нет в живых. Но те, кого удалось найти «Новой», рассказывают удивительные вещи. Журавлик Boeing 707 авиакомпании Korean Air Lines, выполнявший рейс 902 (KAL-902), вылетел из аэропорта Орли 20 апреля 1978 года с 30-минутным опозданием. Среди пассажиров были граждане Южной Кореи, Японии, ФРГ и Франции. Маршрут Париж–Сеул строился так, чтобы обойти территорию СССР: через Норвежское море и Северный полюс с дозаправкой в Анкоридже, штат Аляска, и остановкой в Токио. Пройдя над Гренландией, «Боинг» вдруг круто свернул на юг. Советские ПВО засекли непонятную цель еще над нейтральными водами и внимательно следили за ней. Она приближалась к нашим северным границам. — Существует кодировка «свой-чужой», и если самолет не отвечает на запрос — беда, — рассказывает полковник Александр Цыба, в 1978 году — начальник службы ракетного вооружения 5-й дивизии ПВО. — Коды постоянно менялись. И случалось, что летчики забывали их переставить. Ну, скажешь им: мужики, вы чего? Они спохватятся, переставят — и все, он «свой». А этот летел — и молчал. Уничтожить его силами зенитно-ракетных войск не представляло никакого труда, но неизвестно было, кто это. Подняли авиацию, посмотреть, что за товарищ. Был вечер пятницы. Завтра граждане Советского Союза шли на ленинский коммунистический субботник. В военном городке Подужемье под Кемью, на севере Карелии, намечались уборка территории и другие праздничные мероприятия. — Мы жили в Кемской низине, туда раньше в ссылку отправляли, — вспоминает Татьяна Новожилова, вдова летчика. — Городок был совсем бедненький, две улицы крест-накрест и баня. Сначала в гарнизонном магазине все можно было купить, но скоро начались временные трудности. Все ждали машину из «Военторга», она приезжала к нашей пятиэтажке с хлебом и молоком.

Юрий Новожилов. Фото из семейного архива Вечером накануне субботника ее муж, летчик-истребитель 265-го авиаполка Юрий Новожилов, заступал на боевое дежурство. – Хоть был апрель, сугробы стояли вооот такие, — поднимает руку Татьяна Михайловна. — Примерно в девять заревела сирена. В летной книжке у мужа так и написано: 20 апреля — вылет из дежурного звена. Кроме Юры летели Анатолий Керефов, Сергей Слободчиков и Александр Генберг. Задачу им поставили — обнаружить и опознать неизвестный самолет. Еще одно звено поднялось с аэродрома Бесовец под Петрозаводском. — Я связался с летчиками: без моего разрешения, говорю, «высокое» не включать, — рассказывает бывший командир 57-го истребительного авиаполка, подполковник Виталий Дымов. — «Высокое» — это ракета готова идти по цели. Под Мурманском с аэродрома Африканда поднял Су-15 пилот 431-го истребительного авиаполка Александр Босов. Он первым приблизился к нарушителю и доложил, что на хвосте у того нарисован красный кленовый лист. Подойдя еще ближе, рассмотрел, что это не символ натовской Канады, а журавлик с иероглифами. Вдоль фюзеляжа шли латинские буквы: Korean Air Lines.

Подужемье. Фото из семейного архива Валерия Галибина Иллюминаторы — В то время действовали приказ министра обороны за номером 0040 и инструкция по несению боевого дежурства истребительной авиацией ПВО СССР, — объясняет Виталий Дымов. — По военно-транспортным и пассажирским самолетам, нарушившим воздушное пространство Советского Союза, огонь не открывать, а принуждать их к посадке или к выдворению. Все командиры, следившие за «Боингом», отлично знали оба документа. Но не знали, что делать с этим нарушителем. Летчик Босов подошел к нему так близко, как только мог. — Он подавал корейцу сигналы «следуй за мной», — говорит Дымов. — «Боинг» сначала не реагировал, потом взял курс на Финляндию. Инструкция была выполнена: нарушитель выдворялся сам. Но военные начальники считали, что неспроста он летал над советской землей, прикинувшись мирным лайнером. — В это время в Мурманске шли учения, — передает ход их мыслей Татьяна Новожилова. — Вдруг он хотел запеленговать наши подводные лодки? До границы с Финляндией «Боингу» оставались считаные минуты. — И сбить было нельзя, и упустить нельзя, — описывает замешательство командиров полковник Цыба. — Если нарушитель, который столько прошел над нашей территорией, уйдет за границу, много голов полетит. В радиоэфире одни люди в погонах ревели, что врага надо сбивать к такой-то матери, другие орали про инструкции. — Муж рассказывал, что творилось в воздухе: мат-перемат, неразбериха, летчики не знали, кого слушать, — вспоминает Татьяна Новожилова. — Никто ничего не понимал. Командиры армии и корпуса боялись потерять папахи. Один дает одни команды, другой — другие. Один: «Будешь сидеть!» Другой: «Под трибунал пойдешь!» Эту перепалку, подтверждает Виталий Дымов, слушали на всех командных пунктах Севера. Но главное, что в воздухе ее слушал летчик Босов. — Его замучили: то сбивай, то не сбивай, — говорит Дымов. — Он уже начал материться: скажите, мол, толком, что делать. Босов держался рядом с «Боингом» и уже не сомневался, что самолет пассажирский. — Он доложил, что видит иллюминаторы с открытыми шторками, — продолжает Дымов. — И что на него из этих иллюминаторов смотрят люди. Люди, сидевшие в салоне справа, не просто смотрели на самолет с красной звездой, почему-то никак не отстававший. Они весело махали руками и щелкали фотоаппаратами. — Они фотографировали наш истребитель через иллюминаторы, — рассказывает бывший начальник особого отдела 5-й дивизии ПВО подполковник Владимир Полехин. — Потом в западной прессе появились их снимки с разных ракурсов. «Мы совершенно не боялись», — цитировала через неделю The New York Times французского бизнесмена Жана-Шарля Фори. В ярком лунном свете пассажиры минут пятнадцать любовались советским самолетом. Глядя на красную звезду, японка Секо Шиодзаки машинально перевела часы на московское время. После самолет то ли отстал, то ли ушел куда-то назад. — Еще шесть минут — и «Боинг» ушел бы в Финляндию, — уверяет Полехин. — Тогда с командира 21 корпуса Царькова, с командующего армией Дмитриева, с генерала Озерского — со всех полетели бы погоны. Поэтому Царьков принял решение. Командир 21 корпуса ПВО генерал-майор Владимир Царьков дал летчику Босову команду уничтожить цель. Пассажиры, сидевшие слева, увидели в окнах вспышку.

Салон Боинга. Фото из архива Валерия Волынца Цель без сигнала Выпущенная Босовым тепловая ракета «чувствует» самое горячее место цели, для самолета это — двигатель, и взрывается рядом. Почему она не уничтожила тот «Боинг» — не понимает никто. Осколки попали в крыло и оторвали трехметровый кусок, не достав до двигателя, выбили иллюминатор и проделали дыры в фюзеляже. Самолет продолжал лететь. Но разгерметизация салона грозила гибелью пассажирам. — С высоты 9500 метров командир воздушного судна пошел в пике под 45 градусов, — вспоминает Владимир Полехин показания пилота. — Люди думали, что падают, кричали и молились. На километровой высоте летчик выровнял давление и объявил, что садится. На высоте меньше километра без куска крыла и с пробоиной в борту Ким Чанг Кью искал место для посадки в абсолютно незнакомой местности. — В свете своих фар пилот заметил поезд, и пассажиры видели, как под ними несется состав, — продолжает Полехин. — Спустившись еще ниже, он увидел лес, а за ним — островок, вокруг которого все было белым. Он понял, что это озеро, и принял решение садиться. Он боялся, что там могут быть торосы, поэтому садился на полувыпущенных шасси, как на лыжах. Выбрал ориентир точно на остров. Самолет уже весь был облеплен снегом, он шел вслепую. И по приборам носом выполз на этот остров. Фантастический маневр гражданского летчика после обсуждали военные. Они тогда не знали, что в недавнем прошлом у корейца была настоящая война в воздухе. — Он посадил машину ювелирно, — признает Виталий Дымов. — Так, чтобы нос лег на берег, поэтому под лед провалились только колеса. Сразу погиб Тай Хаи из Кореи. Во время эвакуации умер Йошитака Сугано. Западная пресса писала, что русские не смогли оказать ему вовремя медпомощь. Остальные 95 пассажиров и 13 членов экипажа остались живы. Босов не знал, куда делся «Боинг», только видел, как тот ушел куда-то вниз. Около двух часов люди ждали помощи на льду озера, а истребители продолжали искать их в воздухе. — По прицелу, не визуально, летчик Сергей Слободчиков снова увидел цель, — рассказывает начштаба полка Валерий Волынец. — Мы не могли знать, что это. Просто электронная метка на экране локатора, которая не опознавалась как «свой». И я лично получил приказ генерала Озерского из 5-й дивизии: «Цель без сигнала опознавания уничтожить». Это было что-то вроде контрольного выстрела. Чтоб наверняка. Приборы не показывали, что цель — это уже не «Боинг», а только его обломок: оторвавшаяся часть крыла была очень легкая, поэтому долго кувыркалась в воздухе. И генерал не пожалел второй ракеты, чтобы цель добить. Примерно в это же время летчик Керефов обнаружил недалеко от поселка Лоухи и сам «Боинг». Стало ясно, что экипаж и пассажиры живы. И теперь надо не только разбирать инцидент, но и что-то делать с сотней гражданских. Босоножечки Разместить сто человек в Лоухах было невозможно. Просто негде. Сначала вертолетами, а потом автобусами их доставляли в военный городок Подужемье рядом с Кемью. Пассажиры летели из Парижа и были одеты так, как одеваются в середине апреля там, а не на севере России. — Они все были в легких туфельках, в босоножечках, женщины в платьях, а у нас сугробы стояли, — вспоминает Татьяна Новожилова. — Они даже не знали, куда ступить с самолета. Солдаты переносили их на руках к вертолетам. Потом их везли на стадион к нам в Подужемье. Этот солдатский стадион в поселке так и станут называть: корейский аэродром. Насмерть перепуганных пассажиров встречала завотделом пропаганды и агитации Кемского райкома КПСС Светлана Пасюкова. По образованию она — учитель английского. Поэтому была экстренно вызвана в качестве переводчика.

Светлана Пасюкова возле домав Подужемье, где жила в 1978 году. Фото из семейного архива — Я не знала, что произошло с этими людьми, — вспоминает Светлана Петровна. — Просто поняла, что моя первая задача — успокоить их. По дороге они спрашивали: где мы? Я рассказывала про Карелию, богатую рыбой, про Белое море. Один мужчина увидел ангары, видимо, догадался, что это военный аэродром, и стал задавать вопросы. Я делала вид, что этого не слышу. Гостиниц в Подужемье не было. На крохотную турбазу сотрудники КГБ уже везли летчиков и штурмана. Вариант размещения пассажиров в классах поселковой школы тоже не годился. — Школа у нас была очень холодная, — объясняет Татьяна Новожилова. — Поэтому решили селить иностранцев в Доме офицеров. Туда и питание подвозить было удобно. Программа «Время» Пока гости сидели на льду озера, а потом добирались до Подужемья, в военном городке трудились жители. Воинская часть прислала солдатские кровати, одеяла и самих солдат, которые ночью через черный ход выносили кресла из зрительного зала Дома офицеров, а обратно заносили кровати. — Много народа помогало, — подтверждает Валерий Галибин, его отец водил исполкомовскую «Волгу» и тоже был поднят среди ночи. — Вагонное депо изготовило два гроба для погибших. И кормить же надо было этих людей. Тащили большие алюминиевые баки, чтобы варить рис. Нашли для пострадавших даже туалетную бумагу. — Пришлось найти, как-то понимали, что газету «Правда» им не дашь, — улыбается Валерий. Оказавшись в бывшем зрительном зале, корейцы, японцы, немцы и французы затравленно смотрели на ряды железных коек, полосатые матрасы и белье с серыми штампами. Но от холода все-таки потянулись к солдатским одеялам и стали кутаться. На вопрос, нужна ли кому помощь медиков, сначала отмалчивались. Переводчица долго не могла понять, в чем дело. Потом догадалась. И объявила, что медицина в Советском Союзе бесплатная. Из-под одеял поднялись руки. — Кормили их рисом, корейцы любят рис, — продолжает Светлана Петровна. — Сначала сварили на молоке, но с молоком они не едят. Сделали что-то вроде плова. Палочек у нас не было, ну, ничего, научились вилками. Один француз попросил огурец. Ну какие в Карелии в апреле огурцы? Я позвонила в райком — и где-то на базе нашли огурец. — (продолжает) Еще они бананы просили. Откуда у нас бананы? Но им привезли. Аппарат райкома и горисполкома работал настолько слаженно — это было потрясающе! Один пассажир захотел погулять, но в сандаликах не мог выйти на улицу Подужемья. Ему принесли большие тапки с буквами «Х.О.», из хирургического отделения больницы. Мимо клуба, заглядывая в окна первого этажа, ходили жители Подужемья с лопатами и граблями. Гости тоже смотрели на них во все глаза. И Светлана объясняла им, что такое ленинский коммунистический субботник. К концу первого дня пассажиры освоились и начали задавать переводчице вопросы. — Им важно было выяснить, знают ли о них в мире, — рассказывает она. — В штабе мне пообещали, что вечером в программе «Время» будет сообщение. И вот выпуск идет к концу, а ничего нет. Они стали на меня так посматривать. Но в самом конце все-таки передали сообщение ТАСС. Как они радовались! Сельдерей Среди пассажиров были семьи с маленькими детьми, всего 11 человек. Их решили везти не в офицерский клуб, а в местную железнодорожную больницу. Главврачом там работала Людмила Аркадьевна Минина.

Людмила Минина. Фото автора Больница Кемского отделения Октябрьской железной дороги считалась местом, которое нестыдно показать иностранцам. Там имелось подсобное хозяйство со свинарниками. Мясо иногда давали пациентам. Поросятами премировали врачей. — Здание наше было построено в 1929 году, — рассказывает Людмила Аркадьевна. — Двухэтажное, с белыми колоннами, все сантехническое оборудование — с английским клеймом. Краны желтенькие. Канделябры блестели. Столовая овальная, на столах — белые скатерти. Там ведь до сих пор на здании ни трещинки. А поликлинику, которую рядом в 1979 году построили, сейчас сносят. В железнодорожной больнице поселили маленьких пассажиров с родителями. — Разместили их в физиотерапевтическом отделении, — объясняет доктор. — Закрыли его, а пациентам процедуры в палатах отпускали: аппарат в руки — и пошли. Готовить корейцы захотели сами, в отделении кухня была. Ели только рис, от остального отказывались: «Ноу, ноу». А нам начальство из Ленинграда звонило: вы уж ни в чем им не отказывайте, что надо — покупайте. Где покупать-то? Помню, мне как-то влетело за то, что сельдерей не купила в столовую. Я и слово такое, сельдерей, первый раз услышала. Чтобы возить этих детей с родителями, Кемский райком партии и исполком выделили каждый по «Волге». Но все 11 корейцев, взрослые и дети, забирались в одну машину и рассаживаться не хотели. Управлял ею шофер исполкома Виктор Александрович Галибин. — Не пихать же грудных детей в автобусы, к тому же автобус не прогреешь, — объясняет его сын Валерий, прибегавший тогда смотреть на иностранцев. — А «Волга» теплая. Папе дали указание: закрыть все окна. Чтоб дети не выпали. Он открыл маленькую форточку, была такая «косыночка» в «Волге». И тут же стали подходить местные жители, протягивать детям конфеты и печенье. Рация Тем временем КГБ СССР начал расследовать обстоятельства нарушения советской границы вражеским «Боингом». На турбазе в Подужемье давали показания командир воздушного судна Ким Чанг Кью и штурман Ли Кун Сик. — Я лично от КГБ Карелии присутствовал при допросе командира, — рассказывает подполковник Полехин. — Он сидел напротив нас на лавочке нога за ногу и давал показания по-английски через переводчика. Среднего роста, худощавый, опрятный, в пилотской форме. Говорил спокойно. Достал сигареты «Мальборо», предложил нам. Мы все сказали, что не курим. Хотя все были курящие. И идеально спокойно, покуривая, он отвечал на все вопросы. Летчика спрашивали о главном: зачем он нарушил границу Советского Союза? — Вот вам буквально его слова: «Мы не знали, что нарушили границу Советского Союза». — Продолжает Полехин. — Я хорошо помню, что он и дальше говорил: «Мы поняли, что нарушили границу и находимся на территории СССР, когда с нами с правого борта поравнялся истребитель и показал красную звезду на фюзеляже». По его словам, второй пилот, сидевший справа, заулыбался и помахал советскому летчику рукой. После этого они свернули на Финляндию. Штурман показал на допросах, что самолет сбился с курса из-за того, что над магнитным полюсом Земли у него отказало навигационное оборудование. Автопилот получал неправильные данные, поэтому произошел разворот на юг. От Северного полюса ведь куда ни поверни — будет юг. Из-за ошибки системы «югом» оказался советский Север. Контрразведчики не верили. К этому времени они завершили осмотр самолета и еще сильнее утвердились в своих подозрениях. — «Боинг» шел с разведывательными целями, — до сих пор убежден подполковник Полехин. — Мы очень тщательно проводили осмотр самолета. В потайном месте, под обшивкой в летной кабине, нашли аварийную радиостанцию большой мощности. Как уж он пользовался этой станцией в полете — не знаю. Но после атаки и приземления мог отодрать обшивку, передать все данные и снова закрыть. Времени у него было навалом, прежде чем подошли наши вертолеты. Если у них была какая-то разведывательная аппаратура, предположим — подвесная, им пришлось сбросить ее в лес. Так-то: задачу им выполнить не удалось! Кроме запасной рации, в кабине были изъяты пистолеты летчиков и журнал Newsweek с танком на обложке. Все это вместе, по мнению сотрудников КГБ, неоспоримо свидетельствовало о готовности экипажа рисковать жизнями пассажиров ради добычи военных секретов Советского Союза. Итоговая версия выглядела так: самолет-разведчик под видом гражданского лайнера с сотней пассажиров на борту нарушил воздушное пространство СССР с явно враждебными целями, однако с помощью истребителя Су-15 и ракеты «воздух-воздух» его мирно принудили к посадке на апрельский лед. В таком виде это оправдывало приказ авиационного начальства на поражение гражданского судна. Чекистов тоже все устраивало, они могли записать в актив предотвращенный шпионский акт. — Утром 21 апреля летчики по пять раз переписывали объяснительные, — рассказывает Татьяна Новожилова. — Политотдел все забирал — и заставлял опять переписывать.

Су-15ТМ. Чашечки Проводить тщательный осмотр лайнера сотрудникам КГБ в меру сил помогали комиссия Минобороны, авиационные инженеры, местное население и другие лица. — В Лоухах говорят, что потом у половины в домах стояли самолетные кресла, — усмехается Татьяна Новожилова. — Один шофер пожаловался, что возит солдат, а кресла в автобусе разваливаются. И ему дали кресла из «Боинга». На целый ПАЗик. Самолет весь растащили по винтикам. Муж говорил, как вертолет за вертолетом летали: одно снимали, другое. Ну а к тому, что осталось, подоспели местные жители. — Вранье! — отрезает Владимир Полехин, пытаясь опровергнуть рассказ Новожиловой, но у него не очень получается. — Во-первых, там была охрана. Во-вторых, кресла вывезли военные. С аппаратурой работали представители авиазавода, я сам видел, как они все курочили, и слышал, как говорили: вот этот прибор новый, у нас такого нет, снимай, а этим старьем нас не удивишь. Я ходил потом по салону — все было разворовано. Вдруг смотрю — пакет. Как дал по нему ногой. А это бутылка «Наполеона». Я потом лет пять этот «Наполеон» хранил — не вскрывал. Еще журналов штук десять забрал, потом раздаривал. А жители — нет, жителей туда не пускали. Вранье. — Кресла действительно растащили не местные жители, — смеется бывший штурман и командир эскадрильи в 265-м авиаполку Александр Горяной. — Большую часть разобрали вертолетчики, они там первыми были. И у командира дивизии потом в кабинете стояли кресла из этого «Боинга» — три штуки. Супруга Александра Горяного, Данута Игнатьевна, заведовала летно-технической столовой в Подужемье. В середине дня 21 апреля ей позвонил командир полка. — Надо, говорит, на вертолете слетать на место посадки «Боинга» и накормить московскую комиссию, ты, мол, отправь официантку, — вспоминает она. — А я думаю: чего это официантку, я сама слетаю. Я-то надеялась, что меня в «Боинг» пустят, я их там кормить буду — и себе возьму что-нибудь на память. Говорили, что там косметика всякая, посуда. Надела вооот такие шпильки, мини-юбку, погрузила термосы с едой. Прилетаю, выхожу из кабины вертолета, а в самолет меня не пускают, он уже накрыт маскировочной сеткой, кругом люди с автоматами. И стою я на шпильках и в мини юбке на снегу, ветроган еще такой. Дали мне какой-то солдатский бушлат, я прямо на снегу из термосов наливала суп в тарелки и этой комиссии подавала. Валерий Волынец со смехом рассказывает, что прямо-таки стратегическое значение для расследования инцидента приобрела, видимо, голубенькая с белым одноразовая посуда из «Боинга». Во всяком случае, по заданию каких-то командиров пластиковые чашки с тарелками паковали в ящики и везли поездом в Москву. Летчик оказался в одном купе с таким «курьером». Посуда была грязная, и остатки еды на пластике воняли на весь вагон. — Но вещи пассажиров все были в сохранности, — добавляет Татьяна Новожилова. — Их сразу отвезли к нам в полк, в помещение дежурного звена. Вроде бы только видеокамера у кого-то пропала, так и не смогли найти. Второй «Боинг» У летчиков «шпионская» версия событий вызывает только усмешки. — Никакой разведчик не вел бы себя таким образом, если только он не само­убийца, — объясняет Валерий Волынец. — Мы знали всех, кто мог летать в тех краях. SR-71? Ясно было, что это не он. RC-135? Никогда бы они не полезли к нам, они прекрасно знали всю нашу группировку. Тем более — с пассажирами на борту. Если даже на расстоянии от наших границ показывался самолет-разведчик, его сразу опознавали. Наши имели полное представление о характере их полетов, знали, откуда они летали. Если бы RC-135 занесло на нашу территорию, его бы моментально сбили ракетами с земли, не церемонясь. Никакого разведывательного оборудования, продолжает Волынец, на «Боинге» не было. — Его весь раскрутили, но кроме французского парфюма и французского коньяка ничего не нашли, — добавляет летчик. — Пилот просто заблудился. Навигационная аппаратура отказала. Виталий Дымов объясняет, почему под обшивкой в кабине чекисты нашли «тайник» с рацией. — Там держат запасную рацию, она нужна на случай отказа основной, — говорит он. — Да и не мог летчик рисковать таким количеством пассажиров. Он действительно сбился с курса. У этого типа самолетов был такой дефект: ошибка в навигационной системе. Тот случай был не первым. Кореец шел на автопилоте, из-за сбоя туда поступали неверные данные. Понял это, увидев рядом краснозвездный истребитель. Связи между гражданским «Боингом» и советским истребителем не было, они могли только видеть друг друга. Когда кореец понял, что случилось, сразу отвернул на Финляндию. Александр Горяной уверяет, что корейский пилот успел даже подать сигнал бедствия. — На всех самолетах и всех аэродромах действует международный канал пеленгации, по которому в случае чего передается сигнал типа SOS, — рассказывает он. — В радиотелефонной связи это Mayday. Тот «Боинг» подавал такой сигнал, когда понял, что сбился с курса. И никто, добавляет Валерий Волынец, не принуждал злополучный «Боинг» к посадке. Зачем его принуждать, если он и так сбит и падает? — Босов доложил, что самолет гражданский, — повторяет летчик. — Назвал авиакомпанию. В ответ получил приказ, который не мог не выполнить. Через некоторое время передал, что цель захватил, пускает ракету. Летчик Керефов обнаружил самолет на озере — и началась эвакуация. Вот и все. Найти Александра Босова «Новой» не удалось. Его однополчанин Вячеслав Суродин, живущий теперь в Ставрополе, говорит, что вскоре после инцидента с «Боингом» Босова перевели на Дальний Восток. — Году в 80-м мы виделись, он очень переживал из-за того случая, — замечает Суродин. — Но тогда бог его миловал, ракета не разорвала тот борт полностью. В 1983 году Босов служил уже на Дальнем Востоке. Над Камчаткой сбился с курса и нарушил воздушные границы СССР еще один корейский «Боинг». Он тоже летел через Анкоридж в Сеул, только из Нью-Йорка. На перехват поднялись истребители с аэродромов Дальнего Востока. Среди пилотов, готовых получить приказ на уничтожение «Боинга», был капитан Босов. — Такая судьба, — говорит Вячеслав Суродин. — Босов должен был дублировать летчика, который шел первым. Но тот успел сбить «Боинг» раньше. Через два дня после инцидента над Сахалином вышло сообщение ТАСС о том, что «Боинг» Корейских авиалиний с 269 пассажирами и экипажем «исчез с экранов радаров». В мире СССР обвиняли в уничтожении гражданского самолета. Советское руководство отвечало: «Докажите». Доказательства были. Например, записи «черных ящиков», поднятые со дна Тихого океана советскими водолазами. Были и переговоры командных пунктов ПВО. Но только в 1993 году Россия передала их Международной организации гражданской авиации (ИКАО). И выяснилось, что корейский «Боинг» действительно сбился с курса из-за ошибки навигационной системы. Хрустальная салатница Пассажиры корейского «Боинга» провели в Подужемье меньше двух дней, 23 апреля за ними пришли автобусы. — Это были два «Икаруса», — вспоминает Татьяна Новожилова. — Уж не знаю, откуда их пригнали. У нас таких никогда не было. Весь поселок вышел на шоссе провожать их, ручками махали. Со всей Карелии собрали гаишные машины — с огнями, с мигалками. Так они красиво и уезжали с тысячами огней. В Мурманске пассажиров встретил генконсул США (между Советским Союзом и Южной Кореей не было дипломатических отношений). И другой «Боинг» компании Pan American полетел с ними домой. Через неделю, 30 апреля, были отпущены домой и летчики. Газета «Правда» написала, что они раскаялись и помилованы советским руководством. The New York Times приводила слова самих пилотов о том, что они не каялись, помилования не просили и по-прежнему утверждали, что подвела навигация. — Месяц или два прошло — и вдруг мне звонит секретарь райкома: зайдите, — рассказывает Светлана Пасюкова. — Я захожу в его кабинет, а там люди в военной форме. У меня сердце екнуло. И тут они говорят: всем, кто принимал участие в помощи пассажирам «Боинга», благодарность. Мне вручили транзисторный приемничек — такой маленький-маленький. И подарили хрустальную салатницу. Я стою, не знаю, что делать. Приложила руку к голове и говорю: «Служу Советскому Союзу!» Вместо послесловия. До 1991 года в Подужемье о «Боинге» с корейцами, японцами, французами и немцами не вспоминали. Потом стали появляться публикации в газетах, заговорили очевидцы, потихоньку всплывала информация. А в 2001 году на Первом канале в очередном выпуске программы «Как это было» опять вспоминали карельский «Боинг». Прошло 23 года — и уже в новой стране бывшие летчики тусклыми голосами рассказывали, как принуждали к посадке сбитый самолет-разведчик. Им вторили бывшие партийные и советские деятели. — Сергей Слободчиков ездил на ту передачу, — кивает Татьяна Новожилова. — Когда вернулся, только рукой махнул: не спрашивайте. https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/07/22/77251-tsel-zahvatil-puskayu-raketu