В центре местного — самого нижнего — ряда иконостаса находятся Царские врата. Символически они являют собой врата Рая, открывающие человеку путь в Царство Небесное. В Византии Царскими вратами назывались центральные двери храма. После литургического возгласа священника «Двери! Двери!» служители закрывали вход в храм и на Евхаристическом каноне присутствовали только «верные», т. е. крещеные. Позднéе значение и наименование Царских врат перенеслось на центральные двери алтаря, расположенные прямо напротив Престола. Входить в алтарь через них могут только священнослужители и только во время богослужения. Открываются Царские врата в строго определенные моменты богослужения. А во время Светлой (Пасхальной) седмицы Царские врата не затворяются целую неделю. Традиционно на двух створках Царских врат помещают фигуры архангела Гавриила и Девы Марии, образующие вместе сцену Благовещения, как символ того, что через Боговоплощение двери Рая, запертые после грехопадения человека, вновь стали для всех открытыми. Также на Царских вратах размещают образы четырех евангелистов, в знак того, что с Радостной вести о воплощении Христа и через приобщение к Евангельской проповеди человеку открываются двери спасения. В Византии, а позднее в Древней Руси существовала практика помещать на Царских вратах ростовые изображения ветхозаветного пророка Моисея, устроившего Скинию для совершения жертвоприношения, и первого священника Иерусалимского храма Аарона в богослужебных одеждах, а также фигуры святителей Иоанна Златоуста и Василия Великого — авторов Божественной литургии. Ярким образом Небесного града Иерусалима были русские Царские врата второй половины XVI–XVII веков. Блеск позолоты, разноцветных эмалей, слюдяных пластинок и драгоценных камней напоминали о красоте Божественного града, описанного апостолом Иоанном Богословом в книге Откровение (Апокалипсис). Дмитрий Трофимов Царские врата – врата, находящиеся посредине иконостаса и ведущие к престолу. Называются так потому, что чрез них выносятся на литургии Святые Дары – выходит к верующим сам Господь – Царь Славы (Пс. 23:7,10) В богослужении открытие Царских врат символизирует отверзение Небесного Царства. Сквозь них позволяется проходить только священнослужителям. Иконостас имеет трое врат. Центральные, самые большие, называются Царскими вратами.Царскими вратами они называются потому, что символизируют вход в Царство Божье. Царство Божье открыто нам через Благую весть, поэтому на Царских вратах дважды изображается благовещенская тема: сцена Благовещения с Девой Марией и Архангелом Гавриилом, а также четыре евангелиста, благовествующие миру.Когда-то на литургический возглас «Двери, двери!» служители закрывали наружные двери храма, и они носили название Царских, ибо все верующие суть царственное священство, теперь же закрываются двери алтаря. Закрываются Царские врата и во время Евхаристической молитвы, так что благодарящие Господа за Его искупительную жертву находятся как бы по разные стороны алтарной преграды. Но для того, чтобы связать тех, кто стоит вне алтаря, и то, что происходит в алтаре, над местом где находятся Царские Врата помещают икону «Тайная вечеря» (или «Причащение апостолов»). Иногда на створках Царских врат помещают изображения творцов литургии свв. Василия Великого и Иоанна Златоуста. Справа от Царских врат расположена икона Спасителя, где Он изображен с Книгой и благословляющим жестом. Слева – икона Богородицы (как правило, с Младенцем Иисусом на руках). Христос и Богородица встречают нас во вратах Царства Небесного и ведут к спасению через всю нашу жизнь. Господь сказал о Себе: «Я есть путь, истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14.6); «Я – дверь овцам» (Ин. 10.7). Богородицу называют Одигитрией, что значит»путеводительница» (обычно здесь и помещают иконографический вариант Богоматери Одигитрии). Икона, следующая после образа Спасителя (справа по отношению к предстоящим), изображает святого или праздник, в честь которого данный храм назван. Если вы вошли в незнакомый храм, достаточно посмотреть на вторую икону справа от Царских врат, чтобы определить, в каком храме вы находитесь – в Никольском храме на этом месте будет образ св. Николая Мирликийского, в Троицком – икона Святой Троицы, в Успенском – Успение Пресвятой Богородицы, в храме Космы и Дамиана – образ свв. бессребреников и т.д. Кроме центра иконостаса где расположены Царские Врата, в нижнем ряду расположены также южные и северные двери (называемые ещё диаконскими, потому, что именно диакон в процессе богослужения пользуется ими чаще других). Как правило, они гораздо меньшего размера и ведут в боковые части алтаря – жертвенник, где совершается Проскомидия, и дьяконник или ризницу, где священник облачается перед литургией и где хранятся облачение и утварь. На дьяконских дверях обычно изображают либо архангелов, символизирующих ангельское служение священнослужителей, либо первомучеников архидиаконов Стефана и Лаврентия, показавших истинный пример служения Господу. Изнутри Царские Врата Завешиваются завесой (греч., катапетасма), которую открывают или закрывают в определенные моменты богослужения. Царские врата открываются только во время богослужения и только в определенные его моменты. Во время Светлой (Пасхальной) седмицы не затворяются целую неделю в знак того, что Иисус Христос отверз нам врата Небесного Царствия. Царские врата отверзаются во время Литургии: Для Малого входа с Евангелием, знаменующего явление Господа на проповедь Евангелия, а по прочтении Евангелия затворяются; Для Великого входа, на котором Святые Дары переносятся с жертвенника на престол, после закрываются, что обозначает сошествие Спасителя во ад; При изнесении Святых Даров для причащения народа, что изображает явление Господа Своим ученикам по воскресении, вознесение на небо и Открытие Царства Небесного. азбука ру Врата для царя «Первые христиане собирались на молитву в частных домах, а в IV веке, когда христианство становится государственной религией, императоры передают христианам базилики — самые большие здания в римских городах, использовавшиеся для судебных заседаний и торговли. Царскими в этих зданиях назывались главные ворота, через которые в храм входили император или епископ, — поясняет Александр Ткаченко. — Народ же входил в храм через двери, расположенные по периметру базилики». В древней Церкви главным лицом, совершавшим богослужение, а также главой общины был епископ. Без епископа богослужение не начиналось — все ждали его перед храмом. Вход в храм епископа и императора, а вслед за ними всего народа, был самым торжественным моментом в начале Литургии. Алтарная часть храма оформилась не сразу. Сначала ее отделяли от основной части низкими перегородками, затем в некоторых храмах появились завесы (катапетасмы от греч. katapštasma ), которые закрывались в определенные моменты литургии, прежде всего на время освящения Даров. «В первом тысячелетии очень мало свидетельств об этих завесах, — говорит Александр Ткаченко. — В житии святителя Василия Великого рассказывается о том, что святитель ввел использование завес, закрывающих Престол, по причинам совсем не богословским: диакон, который ему сослужил, часто оглядывался на женщин, стоящих в храме. Во втором тысячелетии употребление завес становится распространенным. Часто они украшались шитьем, изображениями святых, Богоматери». Наименование «Царские врата» было перенесено с главного входа в храм на врата иконостаса также во втором тысячелетии. «Впервые вратам, ведущим в алтарь, начинают придавать самостоятельное значение только в XI веке, — рассказывает Александр Ткаченко, — когда в одном из толкований литургии говорится, что при словах “Двери! Двери!” закрываются не ворота храма, а дверки, ведущие в алтарь. Полностью иконостас, каким мы его знаем — с Царскими вратами, рядами икон, — сложился только к XVI — XV векам». Историческое и символическое Когда крупные церковные общины распались на множество приходов, обычай ожидания епископа исчез. В приходских храмах стали служить священники, которые могли с начала богослужения находиться в алтаре. «Поэтому постепенно (после VIII — IX веков) вход в епископа в храм, а затем в алтарь получил новый смысл: появились дополнительные песнопения, молитвы, которые сопровождают этот вход (сегодня его называют Малым или входом с Евангелием). В древности Евангелие находилось в охраняемом и тайном месте. Это было связано с гонениями, с опасностью утери Евангельского кодекса. Принесение Евангелия для чтения было торжественным моментом. Сейчас Евангелие всегда хранится на Престоле, а Малый вход соединяет оба действия: вход епископа (священника) в храм и принесение Евангелия, которое берется с Престола, выносится через диаконские врата и уносится обратно через Царские». Смысл Малого входа трактуется по-разному: согласно толкованиям одних святых отцов, Малый вход символизирует Боговоплощение и пришествие Спасителя в мир, по мнению других — начало Его общественного служения и выход на проповедь. Еще раз во время литургии процессия священнослужителей проходит через Царские врата, когда поется Херувимская песнь и выносится Чаша с вином, которое станет Кровью Христовой, и дискос с Агнцем, который станет Телом Христовым. Эта процессия получила название Великого входа. «Самое первое объяснение Великого входа относится к рубежу IV — V веков, — поясняет Александр Ткаченко. — Авторы этого времени говорят, что процессия обозначает несение снятого с Креста умершего Тела Христова и Его положение во гроб. После того как будут прочитаны евхаристические молитвы и Дары станут Телом Христовым, они будут обозначать Воскресение Христово, Христос воскреснет в Святых Дарах. В византийской традиции Великий вход получил иное истолкование. Оно раскрывается в Херувимской песни, которая сопровождает процессию. Она говорит нам о том, что Великий вход — это встреча Христа-Царя, которого сопровождают Ангелы-Телохранители. И Царские врата могут называться так не только потому, что в древности через них входил император, а потому, что сейчас через них входит Христос как Царь Славы, который идет на крестную смерть за грехи людей по любви к человеку». Канон и творчество О традициях проектирования Царских врат и задаче зодчего рассказывает архитектор Андрей Анисимов: «Царские врата — это врата Рая, Царствия Небесного. Из этого мы и исходим при их создании. Царские врата должны быть размещены строго по центру, по оси храма (за ними должен быть Престол, дальше — горнее место). Царские врата — обычно самая украшенная часть иконостаса. Украшения могут быть самые разные: резьба, золочение; на барочных иконостасах вырезали виноградные лозы, райских животных. Встречаются Царские врата, на которых все иконы помещены в рамки-храмы, увенчивающиеся многочисленными главками, что символизирует Небесный Град Иерусалим». Царские врата, как святыня, могут переходить из одного храма в другой. «Иногда смотришь, а Царские врата не из общего ансамбля. Потом выясняется, что это врата XVI века, их в советское время бабушки спрятали перед закрытием или разрушением храма, а теперь эти врата опять на своем месте, а иконостас новый», — продолжает Андрей Анисимов. Как правило, на Царских вратах изображаются четыре евангелиста и Благовещение. Но внутри этих тем возможны варианты. «Может быть изображено только Благовещение в рост, — поясняет архитектор. — Если врата маленькие, вместо евангелистов могут быть размещены их символы-животные: орел (символ апостола Иоанна Богослова), телец (апостол Лука), лев (апостол Марк), ангел (апостол Матфей). Если в храме кроме основного алтаря еще два придела, тогда на центральных Царских вратах могут изобразить Благовещение и евангелистов, а в боковых приделах — на одних вратах Благовещение, а на других — святителей Иоанна Златоуста и Василия Великого — авторов чинопоследований Божественной литургии». Над вратами чаще всего помещается изображение Тайной Вечери, но может быть Христос, причащающий апостолов («Евхаристия») или Троица. Иконография Царских врат (Благовещение и Евангелисты) показывает нам путь, которым можно войти в Райские врата — путь спасения, который открывается Благой вестью о рождении Спасителя и раскрывается в Евангелии. У зодчего при проектировании Царских врат остается поле для творчества. Царские врата, как и иконостасы, могут быть деревянными, каменными, мраморными, фарфоровыми, железными. «Для промышленника Демидова самым дешевым материалом было железо — он делал иконостасы из железа. В Гжели — иконостасы из фарфора. В Греции, где много камня, алтарная преграда из камня. В греческом иконостасе Царские врата низкие, по грудь, проем между вратами и аркой — большой. При закрытых Царских вратах, но при отдернутой завесе видно Престол, горнее место, то, что происходит в алтаре, хорошо все слышно». Почему Царские врата не всегда открыты? По уставу в Пасхальные дни — Светлую седмицу — Царские врата открыты постоянно. Это символ того, что Христос, претерпев Крестную смерть, открыл нам вход в Рай. Алтарь символизирует Рай, а остальная часть храма — землю. Сейчас можно услышать призывы: давайте служить, как в древней Церкви, с открытыми Царскими вратами, что скрывать от верующих? «Этот призыв не имеет ничего общего с научным изучением древнего богослужения, — комментирует Александр Ткаченко. — В древности у дверей в основную часть храма стояли специальные служители, именовавшиеся остиариями (дверниками). Они следили за тем, чтобы за литургией находились только те, кто будет причащаться, остальные (оглашаемые и кающиеся, те, кто не имел права причащаться) удалялись из храма при возгласе диакона «елицы оглашении, изыдите» (те, кто являются оглашенными, выйдите из храма). И именно поэтому в древности проблемы закрытия Царских врат и алтаря не существовало. Впоследствии, когда чин оглашаемых исчез, а причастников стало меньше, алтарь стали закрывать от тех, кто находится в храме, во избежание профанирования Таинства». Открытие или закрытие Царских врат показывает наиболее важные моменты богослужения. О благоговении говорят и слова молитвы, которую произносит священник перед тем, как войти через Царские врата в алтарь в конце третьего антифона. В ней есть слова: «Благословен вход святых Твоих». По одному из толкований, в словах этой молитвы имеется в виду вход во Святое Святых, поскольку алтарная часть христианского храма символически соотносится со Святым Святых Иерусалимского храма, куда никто, кроме первосвященника, не имел права входить. Поэтому, когда священник говорит: «Благословен вход святых Твоих» — это значит «благословен вход во Святое Святых», то есть путь на небо, открытый нам, по словам апостола Павла, Господом Иисусом Христом (см.: Евр. 9, 7-28). Но можем ли мы сказать, что всегда готовы к пути на небо? И если ответим честно, окажется, что открытый алтарь и Пасхальная радость не по силам нам постоянно. Ирина Редько Царские врата Игумен Феогност (Пушков) Предисловие Православная литургия, будучи по своей сути и своему названию общим делом и общим служением, на протяжении веков развивалась и дополнялась различными обрядами, внешними атрибутами. На современном этапе сложно говорить о православной литургии вне архитектурного храмового пространства. И современное литургическое богословие должно иметь смелость дать оценку существующему у нас порядку совершения богослужения. Нередко мы просто postfactum пытаемся оправдать возникший порядок, не задумываясь над его богословской ценностью. Современный храм Православной Церкви немыслим без алтарной преграды с ее вратами (боковыми и центральными, «Царскими»). Но алтарная преграда и ее врата по-разному могут функционировать во время богослужения. Они могут соединять народ со священством, а могут разделять. Литургическая жизнь Церкви—это икона ее духовно-нравственного состояния. Богослужение и молитва как сверхчувствительная фотопленка фиксирует в себе все особенности—как позитивные, так и негативные — духовного облика прихода, общины, даже целых епархий и Поместных Церквей. Евхаристия — это таинство всех таинств, но таинство требует к себе живого, а не формального и технического отношения. И когда охлаждается интерес к смыслу и сути литургии, в ее чинопоследование попадают случайные элементы, которые не отражают ее смысл, а лишь закрывают ее от полноценного восприятия со стороны народа. Сама же литургия перестает быть живым сердцем жизни верующих. То есть, в таинственном смысле она таковым сердцем остается, но это не ощущается и не осознается той массой священнослужителей и народа, которая только лишь «приходит» на литургию и «отстаивает» ее. «Царские врата» алтаря стали для многих «камнем преткновения», особенно тот факт, что только в Русской Церкви их открытие на всю литургию является «высшей церковной наградой». Автор этих строк предлагает взглянуть на литургию через призму святоотеческого богословия и попытаться осмыслить в ней роль алтарной преграды и ее врат, а так же их использование в других Православных Поместных Церквах. Историческая справка Древняя Церковь со времен апостольских и в долгие три века гонений совершала Евхаристию не в специально на то устроенных храмах, а по домам верующих, а то и просто в катакомбах (в Риме это были подземные кладбища и коммуникации). Тем ни менее археологические исследования показали, что даже там, в довольно убогих условиях, было особое выделение «жертвенника», то есть места совершения духовного жертвоприношения. Как правило, это был стол, стоящий на небольшом возвышении (откуда и латинское название altare — «возвышение»). В зданиях, имеющих апсиду (конху), как правило, это возвышение располагалось в апсиде, которая завешивалась завесой во внебогослужебное время. Особенно это присуще было катакомбным храмам, а позже — каменным храмам апсидной архитектуры. То есть, святилище выделялось и подчеркивалось всеми возможными средствами. Но при этом во время собрания общины для совместного богослужения святилище раскрывалось перед взором всех молящихся, которые собирались вокруг алтарной евхаристической трапезы как семья вокруг праздничного стола. Когда Церковь вышла из катакомб и религия христианская была легализована в Империи, стали появляться большие храмы, постепенно формировался тип «храмовой архитектуры». Но до появления иконостаса с вратами (центральными и боковыми) было еще далеко. В первые века «свободного существования» наметилось два типа храмовой архитектуры: апсид-ная (возвышение в нише в конце храма) и базиличная (продолговатое прямоугольное помещение, просторный зал, в конце которого располагался престол). Святитель Епифаний Кипрский (IV в.) упоминает о завесе, которая скрывала апсиду храма с находящимся там престолом во внебогослужебное время. Но алтарь в храмах базиличного типа завесить было проблематично (ширина алтаря там соответствовала ширине храма). Поэтому Златоуст («Беседы на послание к Ефесянам») упоминает о «преграде», которая, по его словам, перед началом богослужения не открывается, а «убирается». Видимо, первоначально это было нечто вроде «переносного штакетника», «передвижной решетки», которая убиралась на время богослужения и выставлялась только вне богослужения. Однако прилив народных масс поставил перед клиром новую, чисто практическую (ничуть не богословскую) задачу: как защитить алтарь от случайного натиска многолюдной массы прихожан? Особенно это стало актуально в большие праздники. Так и возникает первый вариант «твердой» (не переносной) преграды алтаря. Образцы такой преграды искать долго не придется. Достаточно изучить архитектуры древних храмов, расположенных в больших паломнических центрах. Такими центрами, естественно, являются Вифлеем и Иерусалим. Согласно исследованиям Тархановой1 по архитектуре древней Вифлеемской базилики и древнего храма Воскресения Христова, преграда представляла собой поставленные вокруг алтаря столбы (упирающиеся в потолок так называемые «стасисы»2, что в переводе значит «столбики»), между которыми были большие «пролеты». В центральном «пролете» находился вход в алтарь, а между остальными столбами были установленные бронзовые решетки (или пластины), высотой менее полутора метров от земли. Такие преграды с успехом справлялись с поставленной задачей3. Со временем появились попытки провести символическую параллель между храмом и Моисеевой «скинией Завета». Важно учитывать, что все эти параллели возникали всегда post factum введения в использования той или иной детали храмового декора и никогда не возникали per factum, как некий умозрительный принцип, на который должны ориентироваться строители храма. Сначала, по практическим причинам, возникает удобная для храма форма внутреннего убранства, а потом (и то не сразу) появляются «символические объяснения» этой формы. Архитектура «византийского» храма восходит к архитектуре ветхозаветного храма в Иерусалиме, а также к прототипу последнего — «скинии Завета». В этом вопросе поистине бесценным для русскоязычного читателя является исследование Тархановой о ветхозаветных прототипах нашего иконостаса. Об этом ветхозаветном корне говорят и поздние византийские экзегеты-литургисты, и современные исследователи. Однако Тарханова, вникнув в особенности самого прототипа, приходит к выводу: «Архитектура (алтарной. — Иг. Ф.) преграды раннехристианского времени являет собою противоположность ветхозаветной, заимствуя из библейских описаний лишь фактическое и символическое основание: вместо того, чтобы скрывать Святая Святых храма, преграда первых храмов, напротив, открывает алтарь и происходящую в нем литургию для всех верующих»4. Так зарождается иконостас. Большой знаток Византийской традиции отец Роберт Тафт говорит (как и Тарханова) о византийских алтарях следующее: «Алтарная преграда была выполнена открытой: все, что происходило внутри, было видно. Поэтому… алтарь (т.е. престол) стоял перед апсидой, а не в самой апсиде. В самой же апсиде был престол (епископа) и сопрестолия (пресвитеров)»5. И такое положение существовало довольно продолжительное время. В VIII веке святитель Герман Константинопольский составил свое изъяснение Божественной литургии, а так же храмового устройства. Во-первых, он упоминает только о существовании в его время столбовой преграды и «космита, украшенного Крестом»6. «Космит» — это балка-перекладина над столбами «иконостаса» (сами «стасисы», видимо, в данном случае не упирались в потолок, представляя собою разновидность античного портика). Во-вторых, описав священнодействия Божественной анафоры, он обращается к читателям со словами: «Ставши, таким образом, очевидцами Божественных Таинств, …восславим …Таинство Домостроительства нашего Спасения»7. То есть святитель объяснял смысл того, что на каждой литургии видели читатели его толкования. Но они не могли бы видеть всего этого, будь там глухой иконостас и затворенные Царские врата. Далее он объясняет, почему иерей в молитве склоняется. Это тоже является толкованием того действия, которое для современников святителя было лицезримым, но непонятным, а потому и нуждалось в толковании. «По крайней мере до XI века в Константинополе алтарь не был заслонен от людских взоров, а престол не был спрятан за завесой, что и показывают фрески и миниатюры того времени. Первое упоминание о закрытии врат алтарной преграды после Великого входа и задергивании завесы содержится в комментарии на литургию середины XI века Николая Андидского Протеория. Автор называет этот обычай монашеским»8. Похожее толкование дает и автор XII века Феодор, епископ Андидский: «Закрытие же дверей и спущение сверху их (επάνω τούτων) завесы, как это обыкновенно делается в монастырях, а также и покрытие Божественных Даров так называемым воздухом, знаменует, думаю, ту ночь, в которую произошло предательство ученика, ведение (Иисуса) к Каиафе, представление Его Анне и произнесение лжесвидетельства, далее — поругания, заушения и все, что тогда происходило»9. Из цитаты видно, что задергивание завесы и закрытие врат — частный монастырский обычай, а не уставное положение. Более того, данный текст сам по себе является цитатой из более раннего творения — комментария к литургии святителя Германа Константинопольского, и выражает лишь частное мнение (о чем говорит слово «думаю») автора10. Из самой цитаты не видно, где находились врата и завеса: на пути ли из притвора в храм, или на пути из храма в алтарь. И лишь сам Феодор Андидский добавляет от себя: «Ибо в то время, когда бывают врата закрыты, а завеса опущена, иподиаконы, — по постановлению божественных отцов, старавшихся устранить соблазны и сдержать тех, которые, ко вреду слабых, неблагочинно и неблагоговейно расхаживают туда и сюда, подобно служанкам, — стоят вне, в пространстве божественного храма, как бы во дворе алтаря»11. Ниже мы еще коснемся этого текста, когда будем анализировать богословскую сторону вопроса. Но сам иконостас с двумя боковыми и центральными Царскими вратами уже существовал в храме Софии Константинопольской, только вот находился он не на входе в алтарь, а на входе в храм из притвора (нартекса). Вот, к примеру, как описывает вхождение во храм священника в начале утрени (после пения полунощницы, которая и сейчас, согласно часослову, должна совершаться в притворе) архиепископ Солунский Симеон: «Полуночное пение окончилось. Двери храма отверзаются (!), как небо, и мы входим в него… настоятель пройдет чрез Царские врата, а прочие — по сторонам от него… Священник у престола произносит возглас»12. Мы видим, что, во-первых, речь идет о входе в храм из притвора, а во-вторых, по входе в храм вдруг священник оказывается у престола, но при этом не говорится, что он проходит еще чрез какие-то другие врата. Следовательно, не знал блаженный Симеон ни о каких вратах, отделающих храм от алтаря13. По крайней мере, он не говорит, что, дабы попасть в алтарь, надо еще открыть какие-то врата или войти в какую-то дверь. Так же и в главе 200 тот же автор в той же книге собеседований о таинствах церковных, изъясняя чин поставления патриарха, говорит, что архиереи входят в алтарь «стороною, а не серединой». А в книге «О Храме» тот же блаженный Симеон Солунский упоминает только завесу вокруг престола и некие «преграды», которые отделяли алтарь от храма14. Там же, в «Книге о Храме», Симеон пишет, что после поставления Даров на престоле на литургии «затворяются Царские врата, ибо не всеми должны быть зримы Таинства, в алтаре совершаемые»15. Сначала может показаться, что Симеон противоречит сам себе. Но дело обстоит иначе. Царские врата были между храмом и притвором (нартексом). В нартексе стояли оглашенные (которые не входили вместе с верными в храм). А так как алтарь не имел глухих врат, то из нареткса было видно все, что происходит в алтаре. И говоря, что «не всеми должны быть зримы Таинства», он имеет ввиду стоящих в нартек-сте (т.е. оглашенных, а так же отлученных, кающихся и одержимых нечистыми духами). Закрытие Царских врат храма делало невозможным для стоящих в нартексте видеть происходящее в алтаре. Но это нисколько не мешало стоящим в храме созерцать служение в алтаре. Но даже если согласиться, что в творениях Симеона Солунского есть противоречия, то важно учитывать, что сам Симеон находился под сильным влиянием корпуса псевдо-Ареопагита с его монофизитским противопоставлением народа и священства. С другой стороны, видимо, эта псевдоареопагитская теория еще не повсеместно усвоилась православными храмами, а потому Симеон мог говорит больше теоретически. Иван Дмитриевский приводит слова другого современного ему ученого мужа, посетившего православные святыни Востока: «Василий Григорьевич Барский в своем путешествии к святым местам свидетельствует, что видел он в Иерусалиме, в Гефсимании, при гробе Пресвятой Богородицы, на Синае — на самом месте явления Неопалимой Купины, такие храмы, в которых нет ни царских, ни северных, ни южных дверей. А в Иерусалиме никаким преграждением Алтарь от храма не отделен. Для священнодействия имеется же только престол. О сем подробно см. в «Путешествии» Барского на стр. 107 и 270»16. Важно учитывать, что, согласно Кондакову, именно «на святых местах Иерусалима, Елеонской горы, Вифлеема… сложились первоначальные формы алтаря, его преграды, жертвенника»17. Влияние архитектуры храма Гроба Господня и древнего храма Вифлеема на оформление алтарей византийских храмов отмечает и Тарханова18. Поэтому для нас особо значимы свидетельства лиц, посещавших древние храмы в минувшие столетия, пока их не коснулась рука «реставраторов»19. Возникает вопрос: чем русские христиане заслужили такое наказание — отлучение от созерцания таинства алтаря? И если Иерусалим и Гроб Господень — «Мать Церквей», как мы поем на воскресном богослужении20, то он должен быть ориентиром для всех нас. А то ведь делая попытку быть святее самого храма Иерусалимского, мы можем оказаться занудными фарисеями, а отнюдь не носителями святости. Богословие литургического пространства Когда мы говорим о литургическом пространстве, то богословие этого пространства не может быть «автономным» от богословия самой Евхаристической литургии. Что же, собственно, совершается на Евхаристии? Самое основное—это прикосновение к Вечности Божьей. По мудрому выражению протоиерея А. Шме-мана, преодолеваются границы времени и пространства, и мы входим в Божью вечность. Во время служения литургии, помимо освящения Даров, совершается еще и духовное движение вперед, к вечности, участвующего в священнослужении народа. Можно наметить три основных аспекта литургического действия, напрямую касающихся нашей темы: вхождение во славу, созерцание славы и единство пространства храма и алтаря. Вхождение в славу В Богослужении Православной Церкви часто подчеркивается мысль, что само это служение стало возможным только благодаря тому, что Божественное и человеческое во Христе соединилось, небо и земля соединились, разрушилось «средостение преграды». Присутствуя на литургии, стоя перед Лицом Божиим, мы присутствуем на небе, перед Богом, в Его Таинственном и Славном Царстве. Согласно преподобному Максиму Исповеднику, вечные реалии, «будущие» блага, «первообразные таинства» сообщаются в Церкви верным «посредством чувственных символов». И у всего в богослужении есть свой смысл — символический в высшем смысле этого слова (т.е. органический, а не аллегорический символизм)21. Чтобы понять значение «входа в храм» как священнодействия, необходимо обратиться к «малому входу» литургии22. В древней византийской и римской практике народ собирался и ждал священника в храме, и когда священник входил в храм, народ приветствовал входящего иерея пением псалмов или, точнее, стихов из псалмов, получивших название «входных стихов» (лат. introit, греч. είσοδικόν). А потому и молитва, с которой начиналось богослужение, называлась «молитвой собрания народа» или «молитвой входа народа в храм». Эта молитва сейчас стоит в начале богослужения в чине литургии апостола Иакова, епископа Иерусалимского23. Такая же молитва стояла в начале литургии Иоанна Златоуста в первом из дошедших до нас греческих кодексах, т.е. в кодексе Барбе-рини (VIII в.). Читалась эта молитва на середине храма24. Эта молитва по своему смыслу относится именно к «собранию верных на литургии». Примечательно, что в кодексе Барберини отсутствует, во-первых, та молитва «малого входа», которая известна по нашим нынешним служебникам, а во-вторых, отсутствует вообще всякое упоминание о том, что после входа священника в храм был еще какой-то вход в алтарь как особая процессия. Приходится согласиться с мнением Голубцова о том, что в древних византийских чинах вся первая часть богослужения до выхода оглашенных была в храме, а в алтарь был вход уже вместе с «приносимыми» дарами для Евхаристии25. В построенной императором Юстинианом Великим Софии Константинопольской был устав, совершенно отличный от всех вышеперечисленных. Отличие собственно Византийского обряда Святой Софии (и, возможно, едва ли не единственного храма) заключалось в том, что в Риме (и в других местах) народ собирался в храм до прибытия священства, и ожидал священников в храме. В «Великой Церкви» (Святой Софии) Константинополя все было иначе. Народ собирался у входа в храм в специальном атриуме (крытой западной галерее), который был специально пристроен снар
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев