То, что российское высшее (образованное) общество в определенный период говорило на французском языке, известно русскому читателю с детства из романа Л.Н. Толстого «Война и мир».  Там же представлены и попытки неко­торых аристократов перейти в патриотическом пылу на русский язык.  Извест­но также и то, что пушкинская Татьяна «по-русски плохо знала», «писала по-французски», хотя и была «русская душою» и без проблем общалась с няней-крестьянкой.  Между тем, за привычными литературными образами стоит сложная, полная противоречий историческая реальность.

Почему же «элита» говорила и писала по-французски в эпоху, когда «русский литературный язык, воплощенный в русской классической литературе, достиг полного расцвета»? В России элита в то время была многонациональной европейской, двор космополитичный, что отчасти обусловило использование французского языка в этом обществе.  Но главной причиной франкофонии в России было своеобразное равнение русского дворянства на французское (европейское) как следствие Петровских реформ и культурной политики императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, продолжавших дело Петра.  Знание французского языка стало признаком высокого социального статуса и помогало не только вписаться в европейский контекст, но и предложить Европе иной, «цивилизованный» образ России.  Именно на этом языке была доступна не только французская литература, ставшая на долгое время эталоном во многих странах, но в переводах также литература античная и европейская. К началу XIX века в домашней библиотеке русского дворянина в среднем более 70% книг современных авторов принадлежали перу французов, тогда как лишь оставшаяся треть приходилась на остальных, вместе взятых: англичан, немцев, итальянцев. А среди изданий, продававшихся в книжных лавках Петербурга и Москвы в 1801-1812 годах, 50% имели французский оригинал.

Пропаганда достоинств этого языка как источника житейских радостей, а также достигнутого во Франции совершенства «искусства жить», которая велась французски­ми писателями начиная с XVII века, была воспринята как предлагающая нечто совершенно новое, иной образ жизни.  Поездки во Францию, в Пари­ж, где Тредиаковский нашел «всех радостей дом» и «веселье мило», а В.Л. Пушкин жил «приятно и весело» должны были способствовать продвижению французского языка в России. *** (Тредиаковский Василий - русский поэт, переводчик и филолог XVIII века, один из основателей силлабо-тонического стихосложения в России. Впервые ввёл гекзаметр в арсенал русских стихотворных размеров. Впервые в русском языке и литературе теоретически разделил поэзию и прозу и ввёл эти понятия в русскую культуру и общественное сознание. Василий Львович Пушкин - русский поэт, дядя Александра Сергеевича Пушкина, его первый литературный наставник. Публиковался с 1793 года, с 1797 года оставил службу и занимался литературной деятельностью.)   *** Ни в одной другой стране не было такого увлечения всем французским и такого использования французского языка, как в России.  Очевидно, что это было увлечение иным идеалом и иными ценностями.

Вопрос о «языке элиты» рассмотрим на примере писем. Именно во Франции были созданы самые прославленные эпистолярные образцы.  Французский язык был язык двора, письма были продолжением беседы, а искусство беседы считалось достигшим совершенства именно во Франции. Императрица Елизавета Алексеевна, немка, став супругой будущего Александра I, переписывалась с матерью по-французски. Елизавета Алексеевна практически не писала по-немецки, как и Екатерина. Обе были воспитаны на французский манер.  Екатерина в три года, как она пишет в мемуа­рах, говорила и читала по-французски.  Здесь возникает пушкинский воп­рос: не был ли этот язык изначально более родным для обеих императриц, чем немецкий? Очевидно, что для многих русских аристократов французский был при­вычнее русского, о чем говорят примеры семейств Строгановых, Голицыных, Чернышевых, Шуваловых и других.  Хотя они и не игнорировали русский язык, но изъяс­няться в письменной форме они предпочитали на французском. Как предпочитали читать и периодические издания, выходившие на этом языке в Европе. Русская же франкоязычная пресса была рассчитана, в первую очередь, на иностранцев, поддерживалась властями и служила инструментом пропаганды, публикуя материалы по истории России, переводы произведений русских писателей, и порой отстаивала самобытность России, выступая даже против подражания всему французскому.  Выполняя функцию «культурного моста», она также знакомила русских читателей с европейскими литературными новостями, предлагала переводы с английского и других языков.

В личных письмах, написанных по-французски, по-русски, как правило, писались слова и выражения, связанные с русскими реалиями: топонимы, имена собственные, термины православной церкви.  В путевых дневниках русских путешественниц, написанных по-французски, при передаче устной речи англичан, немцев, итальянцев используются соответствующие языки, что свидетельствует о многоязычии русских женщин благородного происхождения

Дневник княжны Ольги Барятинской *** Переход с одного языка на другой мог быть социально обусловлен в случае общения с местным населением, которое не владело французским. Похоже, что французский язык был преимущест­венно языком женщин. Именно они чаще всего писали письма и дневники на французском языке.

Письмо Елизаветы Васильевны Арсеньевой. 1880 год *** Хотя «отсутствие теплоты» в отношениях Пушкина с его родителями обусловило то, что его письма к ним написаны тоже по-французски, А «русский был нужен Пушкину, когда он становится творцом»  (Н. Дмитриева). Ю.М. Лотман обратил внимание на то, что патриотические чувства россиян не мешали им изъясняться по-французски.  Во многих случаях, переход на русский язык происходил с целью усиления экспрессивности речи.

«Русские фразы кажутся более жесткими и решительными, французские — более мягкими и лиричными...» Смешение языков было явным свидетельством равного владения русской культурной элитой «западными и русскими традициями и практиками» Сложность соотношения французского воспитания и культурного самоопределения состоит в том, что ярые противники культуры Франции, патриоты и консерваторы зачастую выражали свое неприятие на галльском наречии и нередко, как Ф.В. Ростопчин, оставались жить во Франции, как остался жить в Лондоне патриот С.Р. Воронцов.  Если «знание французского языка и космополитический образ жизни вполне могли сочетаться с патриотическими чувствами, то патриотические чувства могли так же хорошо сочетаться с созерцанием России «из прекрасного далека». В XVIII в. существовала «гибридная идентичность». Такая идентичность позволяла одновременно тяготеть к европейской культуре и демонстрировать патриотические чувства, не порождая конфликта.

Во время Наполеоновских войн патриоты из высшего общества сближаются с прос­тым народом, и имевшее государственный оттенок слово «отечество», восходящее к французскому слову «patrie», все чаще заменяется более «домашним» синонимом «отчизна» и, наконец, специфически русским, не переводимым на французский язык словом «родина». К середине XIX века с ростом национализма под влиянием романтического обращения к истокам и с ослаблением статуса дворянства, двойная идентичность, проявлявшаяся в использовании французского и русского языков, становится более проблематичной. Национализм усилился не сразу после Наполеоновских войн, а когда начался социальный упадок дворянства, на смену которому к середине XIX в. пришла интеллигенция, включавшая выходцев из разных слоев и составившая группу, чье влияние на «общественное мнение» стало решающим. Между тем, при всех социальных изменениях, проходивших в это время, писательское сообщество все же продолжало в основном состоять из дворян. В XIX в. продолжают выходить сочинения на французском языке, в центре которых — образ России. В сороковые годы XIX в. не только высше­е общество в России, но даже купцы знали французский язык и французскую литературу #ЭтоИнтересно