Мироненко М.

Ф.
ДОВАТОРЦЫ В БОЯХ ЗА БЕРЛИН
Второй гвардейский кавалерийский корпус получил приказ — форси-ровать реку Шпрее и ударить по тылам Франкфуртско-Губенской груп-пировки немецко-фашистских войск, отрезав пути отхода их к Берлину. Вместе с кавалеристами стремительно шли вперед и танкисты. К утру 16-й гвардейский кавполк сосредоточился в лесу юго-восточнее озера Штеритцзее, спешился и подготовился к форсированию реки Шпрее. На противоположном берегу, вокруг деревни Реттен, противник создал сильно укрепленный узел сопротивления, уничтожив все переправы. Под прикрытием полковых батарей главные силы полка форсировали реку, вклинились в оборону противника, захватили окопы и завязали бой в деревне. На улицах и в отдельных домах вспыхивали рукопашные схватки. Наконец окруженные остатки разгромленного вражеского гарнизона сдались. Коноводы подали лошадей, и полк двинулся дальше вперед.
Утром 24 апреля вышли на канал Одер—Шпрее в районе Браунсдор-фа. Эскадрон гвардии капитана Степняка шел в голове и был обстрелян противником. Приняв боевой порядок, казаки с ходу форсировали канал и ворвались в Браунсдорф. Фашисты, к удивлению бойцов, долго не со-противлялись и сдались.
Пленных собрали на опушку леса. Они, прижавшись друг к другу, рас-сматривали невиданные шапки-кубанки, башлыки и бурки. В свою очередь и казаки диву давались: что за форма у этих гитлеровских вояк? За время войны приходилось видеть форму различных воинских частей — немецких, итальянских, но такой еще не видывали. Вдруг один из немцев изрек страшное для них слово «казакен». Пленные испуганно озирались, считая, что настал последний час. Фашистская пропаганда сделала все, чтобы за-пугать своих солдат, изображая советских казаков «чудовищами».
Переводчик штаба после ряда вопросов установил, что это берлинская пожарная команда, брошенная по приказу Гитлера на оборону города. Переводчик рассказал об этом казакам. Стоявший рядом гвардии ефрейтор Сердюк усмехнулся: «О це так вояки! Гитлерштурм!» Долго смеялись казаки над последними резервами Гитлера. Разобрав, наконец, что их не собираются уничтожать, повеселели и берлинские пожарники.
Ожесточенные шли бои, враг упорно оборонялся, переходил в контра-таки. Части советских войск, наступавшие с двух сторон, разорвали оборону противника и соединились. Франкфуртско-Губенская группировка вражеских войск была отсечена от берлинского гарнизона. 25 апреля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов соединились западнее Пот-сдама и завершили окружение немецко-фашистских войск, обороняющих Берлин.
К исходу дня 25 апреля кавалерийский разъезд под командованием гвардии ефрейтора Сердюка прочесал лес, вышел на дорогу Франкфурт-Берлин. В нескольких десятках метров были видны строения, а на пере-крестке дорог большой указатель — «Берлин».
Вот оно, логово фашистского зверя!
И Сердюк отправил донесение командиру эскадрона: «Вышел к Бер-лину». Вскоре подошла пехота, и завязался бой на окраинах Большого Берлина.
Второй гвардейский кавалерийский корпус получил новую задачу: обойти Берлин с севера и стремительным маршем, уничтожая части про-тивника, выйти на реку Эльба. В ночь на 27 апреля казаки двинулись на запад — к Эльбе. Шли днем и ночью, по 60—65 километров в сутки. Непре-рывно происходили ожесточенные схватки. Разгромленные и разорванные фашистские части появлялись справа и слева, с фронта и с тылу. В каждой деревне бой. Все вперед и вперед! Движутся кавалеристы и танкисты, пе-хотинцы и артиллеристы.
Полк подошел к каналу Гроссер-Хаут. Первый, второй и четвертый эскадроны с ходу начали переправу через канал и, не останавливаясь, повели наступление на Бредиков. Два часа продолжался упорный бой, и, наконец, Бредиков взят. «Гитлер капут!» — поднимая руки, бросали оружие и сдавались фашистские солдаты.
Окончен бой, но отдыхать нельзя, уже дан приказ — двигаться в направлении Фризакка. 1 мая, в час ночи, после короткого боя взят Гааге, и в 16 часов 4-я гвардейская кавалерийская дивизия завязала бой за Фризакк.
Перед фронтом 16-го гвардейского полка противник поспешно перешел к обороне. Собирались разрозненные части, рыли траншеи, приводили в боевую готовность пушки, пулеметы. Казаки спешились, коноводы увели лошадей в лес. Началось наступление. Перебежками, по одному и группами, продвигались казаки все ближе и ближе к обороне противника. С обеих сторон строчат пулеметы и автоматы. Гремят орудия полковых батарей, заиграли «катюши».
В боевых порядках третьего взвода со связными двигался командир эскадрона Степняк. Огонь противника усиливался и прижимал казаков к земле. Командир эскадрона дал команду: «Продвигаться вперед по-пластунски». Используя выемки, малейшие складки земли, ползут казаки вперед на сближение с противником.
Вот враг уже совсем близко. Капитан Степняк поднял свой эскадрон и повел его в атаку. С криками «ура», стреляя на ходу из автоматов, бежали вперед казаки. Отступая, гитлеровцы продолжали вести огонь по атакую-щим. Пробежав метров двадцать, командир эскадрона вдруг споткнулся и через несколько шагов упал. Рядом с ним залег ефрейтор Сердюк и продолжил вести огонь из автомата по убегающим вражеским солдатам. Казаки ворвались в город, и бой продолжился на улицах, все удаляясь и удаляясь.
Окончен бой. Подсчитывали трофеи, собирали пленных. Разгромлена была 196-я немецкая пехотная дивизия, захвачено 20 орудий, 17 танков и много разного военного имущества.
У въезда в город, в одном из домов, лежал тяжелораненый командир эскадрона. Сердюк с помощью нескольких бойцов, уложив на бурку, бережно перенес его сюда. К раненому прибыл полковой врач. Всю ночь боролся молодой организм со смертью. Взошло солнце, и лучи его через окно ласково пробежали по лицу Степняка... Но сердце капитана уже перестало биться.
2 мая все полки дивизии ушли ликвидировать остатки фашистских войск и очищать дорогу к Эльбе. Только один эскадрон остался отдать последнюю воинскую почесть своему командиру.
Полковые трубачи проиграли траурные мелодии. Прозвучал трехкрат-ный ружейный салют. На пригорке у въезда в город возник свежий могиль-ный холмик. На деревянном, окрашенном красной краской обелиске — над-пись: «Гвардии капитан Константин Андреевич Степняк (1918—1945 гг.). Вечная слава героям, павшим в боях за честь и победу нашей Родины».
Вечером 2 мая по радио было принято сообщение: «Войска 1-гаБелорус-ского и 1-го Украинского фронтов после девятисуточных боев завершили уничтожение главных сил фашистских войск в лесах юго-восточнее Берлина, штурмом взят Берлин, и над Рейхстагом водружено Знамя Победы. Фашистско-немецкие войска, оборонявшие Берлин, капитулировали».
Утром 3 мая колонны конногвардейцев двинулись к Эльбе. Дорога шла через лес, очищенный от гитлеровцев. Ярко светило майское солнце, лучи его играли на трубах полковых оркестров. Идут прославленные дивизии и полки 2-го гвардейского кавалерийского корпуса. Идут ставропольцы — 4-я гвардейская Мозырьская краснознаменная кавалерийская дивизия, справа кубанцы — 3-я гвардейская, слева ветераны советской конницы — четырежды орденоносная 17-я гвардейская. Движутся эскадроны, батареи, пулеметные тачанки. Развеваются эскадронные и батарейные значки. Колышутся по ветру боевые гвардейские знамена. Впереди полка трубачи. Звучит старый конноармейский марш.
Окончился лес, и впереди серебристой лентой блеснула река.
«Эльба... Эльба...» — понеслось по колонне. Приближается пологий берег реки. Раздается команда: «Строй фронт влево!» Скачут эскадроны, строятся в длинный ряд кавалерийского строя фронтом к реке. К середине скачут командир и знаменосцы полка. Вот они останавливаются на высоком месте у реки. Командир обращается к бойцам и офицерам:
«Боевые друзья, славные доваторцы!
С тяжелыми боями прошли мы путь от Москвы до Берлина. Воскресив славные подвиги легендарной Конной армии, вы, боевые сыны Ставрополья, Кубани и Терека, героически дрались на реках Межин, Лама, Гжить и Вазуза, Десна и Днепр, Западный Буг и Висла, Одер и Шпрее. Выполняя приказ Родины, вы достигли последнего рубежа — перед вами река Эльба. Много славных сынов нашей Великой Родины отдали свою жизнь, чтобы проложить дорогу к этому рубежу. В битве под Москвой погиб легендарный Доватор. Цепью могил усеян наш долгий боевой путь. Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!
Поздравляю вас, герои казаки, с завершением славного боевого пути. Наше дело правое, мы победили».
Гремело «ура», звучал гимн Советского Союза. Бойцы обнимали друг друга, поздравляя с Победой. На противоположном берегу простые люди, солдаты союзников, горячо приветствовали героических советских казаков. И когда несколько утихли крики радости и счастья, раздалась команда: «Сле...зай!.. Напоить коней!»
И по старинному казачьему обычаю, конногвардейцы повели лошадей к воде. Ставропольские, кубанские и терские кони жадно пили прохладную воду реки.
Далеко от Москвы, от родной Советской земли родились слова казачьей песни:
Мы фашистскую армию в прах разнесли,
Мы жестоко врагу отомстили,
В самом сердце немецкой земли —
Мы на Эльбе коней напоили...
Это был самый знаменательный день.
Землянка в лесу В районе только что освобожденного от фашистов Порхова регулярно в одно и то же время выходил в эфир неизвестный корреспондент, по всей видимости фа¬шистский агент, державший связь со своими хозяевами по радио. Контрразведчики установили контроль за рабо¬той этой рации. Особое внимание чекистов .привлекла радиограмма, переданная шпионом 28 февраля. Очередное донесение он завершил двумя зловещими фра¬зами: «Казнакова расстрелял за отказ выполнять за¬дания. Не сомневайтесь, буду, как всегда, честно ра¬ботать». Управление контрразведки фронта направило в район Порхова и Дно две оперативные группы из от¬дела контрразведки 54-й армии. Они не раз побывали в окрестных деревнях, посетили пересыльные пункты и другие места вероятного появления опасного преступ¬ника. Чекисты дежурили на КПП, беседовали с офи¬церами, солдатами, местными жителями. — Рядом он где-то, рядом, а напасть на след никак не удается! — досадовал старший группы капитан Я. М. Жданов. Он, как и многие его коллеги, пришел в органы государственной безопасности в начале войны и работал с большим упорством, увлеченно. Выслежи¬вая преступника, капитан, подобно опытному охотнику, мог находить и подмечать, казалось, совсем незамет¬ное, незначительное. Объезжая воинские части в районе действий вра¬жеского агента, Жданов побывал в автодорожном ба¬тальоне, разместившемся в нескольких чудом уцелев¬ших домах сожженного гитлеровцами поселка. Выходя из штаба, он спросил у дежурного, где находится по-ходная кухня. Найдя ее, капитан поинтересовался у повара, не обращался ли к нему кто-либо из посторон¬них. Повар задумался. — Рано утром подходил ко мне один, — сказал он.— Вроде бы из строительной части, от своих отстал. По¬просил хлеба. Говорит, сутки не ел. Я ему, конечно, дал. — Спрашивал, какая это часть? — Да, спросил. — А вы не заметили, действительно ли он очень хотел есть? — Да, было такое сомнение. Я еще подумал: сутки не ел, а хлеб в сумку кладет. Но мало ли... «Ясно: хлеб — это предлог. Главное — сбор сведений о воинских частях», — подумал капитан Жданов о не¬известном. — Во что он был одет? — В ватную тужурку военного образца, без погон. — Куда направился? Солдат показал на тракт, ведущий в совхоз «Полоное». Капитан тут же повернул машину на эту дорогу. В пути он догнал двигавшийся на запад 135-й отдель¬ный мостостроительный батальон. По прибытии в совхоз, где остановилась эта часть, чекист сообщил командова¬нию батальона и контрразведчику старшему лейтенанту Карасеву о поисках вражеского агента, о некоторых его приметах. Карасев в свою очередь предупредил об этом всех командиров и политработников части. В конце дня командир роты старший лейтенант П. С. Скрыпник обратил внимание на одетого в ватник незнакомого человека, разговаривавшего с солдатами. — Из какой вы части? — спрашивал он бойцов. — Зачем вам это знать? — в свою очередь спросил у него старший лейтенант Скрыпник. — Я тоже строитель. Своих разыскиваю. Может, подскажете? А то вот уже второй день мотаюсь. — Какую часть ищете? — 130-й мостостроительный батальон. Служу там командиром взвода. Скрыпник насторожился. Он знал многие строитель¬ные части фронта, но о 130-м батальоне не слышал. «Надо задержать этого „строителя"», — решил офицер. Задержанным занялся чекист. Отвечая на его во¬просы, неизвестный продолжал настаивать на том, что является командиром взвода 130-го мостостроительного батальона младшим лейтенантом Бойко. Документов он предъявить не мог, ссылался на то, что они остались в полевой сумке у связного. Карасев связался с капи¬таном Ждановым. Вскоре выяснилось, кто такой Бойко в действительности. Разведчик оперативной группы, в свое время побывавший в фашистской разведшколе в Валге, опознал неизвестного. Он встречал этого чело¬века в Валге, но фамилии его не знал. На допросе в отделе контрразведки 54-й армии за¬держанный уже не называл себя строителем, а утверж¬дал, будто бежал из немецкого плена. Допрашиваемый возмущался, протестовал, надрывно спрашивал, почему ему, «бывшему воину, перенесшему ужасы вражеского плена», не верят и задают, как он говорил, провокацион¬ные вопросы. — Отвечайте, какое задание вы получили от фа¬шистской разведки? — продолжал прямо ставить вопро¬сы заместитель начальника контрразведки армии под¬полковник П. П. Майоров, когда задержанный, выразив наигранное негодование, замолчал. — Говорите же. — Не понимаю, о чем вы спрашиваете. — Назовите вашу шпионскую кличку, под которой вы числились в валговской школе. — Немецким шпионом хотите сделать! — вновь воз¬мутился допрашиваемый. — Когда обучались в шпионской школе в Валге, под какой фамилией? Задержанный молчал. Несколько ранее из валговской разведывательной школы пришли с повинной два агента. Они сообщили чекистам, что вслед за ними абверовцы собирались пе¬ребросить в тыл советских войск шпионов под кличками Обвалов и Казнаков. В январе тот и другой еще оста¬вались в изборском разведывательном пункте, ожидая отправки на задание. — Ваша кличка Обвалов, — жестко сказал подпол¬ковник Майоров. — Запираться бесполезно. На лице шпиона отразилось замешательство. — Да, это моя кличка, — ответил он наконец после продолжительной паузы. — Ваша настоящая фамилия? Он вынужден был назвать свою фамилию. — Где находится радиостанция? — Осталась у напарника. Около Порхова я спрыг¬нул на ходу с машины, а он, видимо, уехал с немцами. — Как его фамилия. — Настоящей фамилии не знаю. Кличка — Казнаков. — Кто передает сведения в фашистскую разведку за подписью Обвалов? — Не знаю. Может быть, он. Потрясенный тем, что чекисты знают его кличку, шпион мучительно искал выхода. — Почему расстреляли Казнакова? Он сжался, как бы ожидая удара. — Трудно рассказывать об этом, — говорил Обвалов несколько позже. — Да, радиограмму посылал я... Каз¬наков отказался от моего предложения не выполнять заданий немецкой разведки. Он угрожал мне. Я вы¬нужден был расправиться с предателем, застрелил его, а труп закопал в землянке... Радиостанцию спрятал в лесу. Такого трюка чекисты не ожидали. Обвалов изобра¬жал себя патриотом, а напарника — предателем. Однако материалы, которыми располагало следствие, свидетельствовали о другом. Они характеризовали Обвалова как антисоветски настроенного человека, к тому же готового на все ради наживы. О Казнакове же, в прошлом тан-кисте, было известно, что он ненавидел фашистов, хотя вынужден был подчиняться им и старался выглядеть исполнительным. Итак, Обвалов лгал, изворачивался. Чекисты ре¬шили выехать на место, изучить обстоятельства, при которых произошло убийство Казнакова. Вот и землянка в лесу, в километре от шоссейной дороги Дно—Порхов, близ деревни Васьково. Подходы к ней прикрываются густым кустарником и сугробами снега. Настил из бревен засыпан толстым слоем грунта. В землянке два помещения. Стены и потолок обиты прессованным картоном. В одной из комнат—малень¬кое окошко со ставнем, выходящее под корень выворо¬ченной сосны. Железная печка, стол, две табуретки, вдоль стен — кровати с сетками. Под одной из них — спуск в подземный ход протяженностью шестьдесят пять метров. По нему обитатели в случае опасности могли покинуть убежище. Спуск закрыт массивным щитом, неприметным для постороннего глаза. Во второй, ма¬ленькой, комнате — склад продуктов питания (консер¬вы, концентраты, консервированный хлеб, водка, сухой спирт). Запасная радиостанция, часть оружия и про¬дуктов зарыты в двадцати метрах от землянки в цин¬ковых ящиках. Когда чекисты собрали все вещественные доказа¬тельства, осмотрели эксгумированный труп Казнакова, допросили свидетелей, знавших Обвалова по валговской школе, провели экспертизы и очные ставки, шпион и убийца вынужден был признаться во всем. ...Пробыв несколько дней в тылу наших войск, Об¬валов заметил, что Казнаков стал рассеянным, подав¬ленным, отвечал на вопросы как-то невпопад, два дня никуда из землянки не выходил. — Ты, Костя, заболел, что ли? — спросил Обвалов. — Болею. С того дня, как оказался в плену. — Брось хандрить. Поработаем здесь, вернемся, де¬нежки будут. Можно в Германию или в другую страну махнуть. Житуха начнется! — Дурак ты, Мишка! — грубо возразил Казнаков.— Попал в шпионы — уже не вывернешься. Всюду будут преследовать нас эти Шнеллеры и Шиммели. — А ты, умник, что надумал? — обиделся Обвалов. — Я? Не хочу быть их холуем. — А потом? — Потом домой. Я и в шпионскую школу пошел, чтобы меня перебросили через фронт к своим, совет¬ским людям. Теперь можно грязную рубаху сбросить! Он говорил горячо, взволнованно. Обвалов оторо¬пел— так поразили его слова Казнакова. — Поздно! — сказал Обвалов. — Если хочешь жить, держись немцев. В НКВД со шпионами не цацкаются. Казнаков бросил на стол газету «Красная звезда». — На, читай. Здорово получается: разгромленная Красная Армия — и вдруг бьет гитлеровскую непобеди¬мую! Ты говоришь, не цацкаются? Ну и пусть. Но со¬весть моя будет чиста! Обвалов читать газету не стал. Спор затягивался. Ни уговоры, ни угрозы Обвалова на Казнакова не по¬действовали. Он твердо стоял на своем: надо добро¬вольно явиться в советские органы и все рассказать. «Не соглашусь — может выдать», — подумал Обвалов и сказал примиряюще; — Ладно, Костя, не будем спорить. Останемся друзьями. Погорячились — и довольно. Обдумаем все, взвесим. А сейчас давай лучше по стопочке пропустим. За выпивкой тема разговора не переменилась и ост¬рота его лишь усилилась. Опьянев, Казнаков повалился на кровать, повторяя одно и то же: — В холуях у фашистов ходить не буду! Обвалов вышел из землянки, взвел курок нагана. Возвратился, держа руку в кармане. — Будешь работать со мной? Казнаков, не поворачиваясь, ответил: — Я русский и против своих не пойду. Обвалов дважды выстрелил ему в затылок... В ходе следствия по делу Обвалова и других пой¬манных в то время шпионов чекистам удалось своевре¬менно разгадать маневр гитлеровской разведки, остав¬лявшей на советской территории шпионские гнезда. Предвидя неизбежность отступления гитлеровских войск, абвер заблаговременно готовил для своих наиболее ква-лифицированных агентов убежища с запасами продо¬вольствия, оружия и боеприпасов. В одном из докладов руководителей абверкоманды 104, в конце войны попавшем в руки чекистов, указы¬валось, что в августе 1943 года из штаба «Валли» по¬ступил совершенно секретный приказ об организации резидентур, снабженных радиостанциями, на террито¬рии, которая может быть оставлена частями немецкой армии. Приказ предусматривал создание около двухсот ре¬зидентур в тылу советско-германского фронта. Резиден-туры должны были состоять из преданных и проверен¬ных агентов. «Мы отобрали из разведшкол, — говорилось в докла¬де, — несколько групп агентов. Для них заранее подго¬товили в глухих местах хорошо оборудованные бункеры с запасом продовольствия. В каждой группе — радист. Агентов обеспечили фиктивными документами офицеров дорожно-строительных подразделений Красной Армии в звании младших лейтенантов. После отступления не¬мецких войск группы должны пропустить передовые части Красной Армии, осесть в указанных пунктах и вести наблюдение за движением по железным и шос¬сейным дорогам. Во время наступления русских армий в январе 1944 года мы начали отходить, и наши агенты удачно оказались в тылу советских войск...» Такие шпионские убежища были сооружены в рай¬онах Тосна, Новгорода, Старой Руссы, Порхова, Чудова. Оставленные в этих убежищах агенты абвера разделили участь Обвалова. С подобной тактикой гитлеровской разведки, но в более широких масштабах, контрразведчики Ленинград¬ского фронта встретились позднее при освобождении Эстонии и в дни разгрома курляндской группировки немецко-фашистских войск.
Мироненко М.Ф.,
доброволец-довагпорец,
г. Ставрополь,
11 июня 1961 г