Что такое старая котинька?

Это гундеж, пердеж и целая витрина таблеток, которые принимаются по расписанию. А еще это такая безумная любовь, что просто не помещается в стандартную грудную клетку. Смотришь на ее истончившиеся лапки, на мутноватые глаза, клочковатую шерсть и понимаешь, что нет в мире ничего более драгоценного. И ты готов брать в ипотеку каждый прожитый день — лишь бы этих дней было больше.
Анфиса это знает, и бессовестно пользуется. Чуть что не по ее, она закатывает глаза, ложится в умиральную позу и сипит:
- Помира-а-а-а-аю….
А сама одним глазом смотрит — что ты делаешь. Насколько глубоко и серьезно ты встревожена котинькиным самочувствием. И нидайбох тебе этого не заметить! Сначала в голосе появляется металл — это первое китайское предупреждение:
- Я сказала помираю…
Если я продолжаю ее не замечать, она добавляет драмы:
- Сейчас совсем помру! У тебя совесть вообще есть?
Совести у меня нет — я за наглостью стояла. Это настолько возмутительно, что Императрица не выдерживает, подпрыгивает и начинает истерично орать:
- Ты охренела, да? Я тут помираю, а ты в свою пластиковую коробочку пыришься? У тебя вообще есть хоть что-нибудь человеческое?!
Такой вопль сложно не заметить.
- О, Пипися! Ты кушать хочешь?
- АААААААААА!!!
Потом она заходится хрипом и кашлем, а когда приступ ярости проходит — подлазит под бочок и требует утешения. Ибо я сволочь, не берегу ее и не уважаю. Так и помереть недолго.
- Ну какое помереть, Фиса? Что я без тебя делать буду? Сама подумай, как можно оставить бестолочь без мудрого руководства?
Императрица щурит выцветшие зеленоватые глаза, в которых еще плещется обида, но уже где-то там, на донышке.
- Ничего, чай не пропадешь, - включает подозреваку, - новую котиньку притащишь. Я тебя знаю — с глаз долой, из сердца вон.
Отворачивается и прикрывает нос пушистым хвостом. Оскорблена и отвергнута. А я смотрю на нее и думаю: сколько же в том сердце места? Идут годы, растет маленькое кладбище в перелеске, по полу шкрябают новые лапы, а из сердца никто не уходит. Живут там кучей, постоянно принимают новых подселенцев — и не жалуются на тесноту.
И наконец-то не ругаются.