Предыдущая публикация
Авдусин Д.
А. Варяжский вопрос по археологическим данным
Материал михайловских курганов послужил темой исследования Станкевич, выводы которой убедительно опровергают норманистские теории. Гнездовская курганная группа никем из советских археологов специально не рассматривалась, а дореволюционные ученые весьма часто объявляли ее скандинавской.
Уже первые раскопки обеих курганных групп вызвали противоположные толкования их характера. Норманистскую точку зрения защищали Спицын, Тихомиров, Арне. Позднее к ним примкнули Готье, Равдоникас и Кивикоски. Антинорманистские взгляды до революции высказал первый исследователь Гнездова — Сизов. В советское время эти взгляды были поддержаны и развиты Арциховским, Станкевич, Рыбаковым и другими учеными.
На что же ссылались сторонники существования варяжских колоний в Гнездове и Михайловском, доказывая свою правоту? Прежде всего на якобы норманский обряд погребения в данных курганных группах. Но факты говорят иное. Спицын утверждал, что если в VIII—IX вв. кривичи хоронили своих мертвых в длинных курганах, а норманны IX в.— в высоких куполообразных курганах, то к XI в. в Гнездове под влиянием варягов «курганы вырождаются в общий весьма простой тип» — низкие сферические насыпи. Здесь несколько ошибок. Во-первых, на грани XI в. курганы на Руси везде сферичны, даже там, где и норманисты не предполагали варягов; следовательно, влияние варягов здесь не при чем. Во-вторых, норманские курганы не всегда высоки и не следует каждый высокий курган считать норманским. Большинство курганов Бирки (Швеция) имеет высоту 30—150 см. В третьих, к XI в. в Гнездове отнюдь нет однообразия в типах курганов. Одновременно существуют и высокие и низкие насыпи. Например, курган № 7 раскопок Сергеева имел высоту 275 см, а курган № 3 тех же раскопок — только 75 см. Оба кургана относятся к концу X в. Высота кургана зависела не от племенной принадлежности погребенного, а от его знатности или степени уважения, оказывавшегося ему родичами или друзьями. Это подтверждается часто встречаемым обычаем насыпки курганов в несколько приемов, что отмечено и в Гнездове и в Михайловском.
Один из характернейших признаков норманских погребений — обкладка основания кургана камнями в виде треугольника, креста, ладьи или четырехугольника. Обкладка в виде кольца встречается и у славян. Если бы гнездовские или михайловские курганы были оставлены варягами, то среди большого количества насыпей непременно нашлось бы несколько с фигурной обкладкой. Однако какого-либо подобия обкладки курганов не встречено там ни разу.
Основным обрядом погребения в Гнездове являлось трупосожжение; трупоположение встречено не более 5 раз на все 650 вскрытых курганов. Из 114 курганов в Михайловском: с трупосожжением было 71, а с трупоположением — 26, причем случаи сосуществования этих обрядов весьма редки. Кремация в очень короткий срок сменилась ингумацией. Это также говорит против норманистских теорий, потому что в могилах викингов один обряд всегда сопутствует другому. В Дании преобладало трупоположение, в Норвегии и Швеции — сожжение, но везде оба обряда синхронны. Кроме того, в Михайловском ни в одном трупоположении не обнаружено скандинавских вещей.
Были попытки разделить славянские и норманские погребения по разновидностям кремации. Ясно, что этот признак, как и всякий другой, взятый в отдельности, не может быть определяющим в суждении об этнической принадлежности населения, насыпавшего те или иные курганы. Вятичи сжигали своих покойников и вне кургана и на месте его сооружения. На Бирке встречены обе разновидности обряда, хотя Спицын считал трупосожжение, произведенное на месте сооружения насыпи, редким для курганов норманского типа, а Равдоникас считает этот обряд обычным в Скандинавии. Но оба обряда существовали и на Руси и в Скандинавии; поэтому нельзя приписывать обряд сожжения на месте сооружения кургана только славянам или только варягам. Нельзя делать подобных выводов и на основании захоронения сожженных костей в урнах или без них, ибо невозможно установить, для какого народа этот обряд более характерен. Летопись говорит, что вятичи собирали пепел в урну; наличие урны в славянских курганах отмечено и Нидерле. Но урны известны и в Скандинавии. Этот факт отмечен Арне и Равдоникасом. Монтелиус, говоря о погребальном обряде (времени викингов, указывал, что «пепел и жженые кости часто собирались и помещались в глиняную урну». Поэтому утверждение Готье, сделанное по поводу одного из гнездовских курганов, что в нем «норманскому обряду несколько противоречит только нахождение пережженных костей в урнах», — неверно по существу. Наличие урны не может не подтвердить норманский обряд погребения, ни противоречить ему.
Обычай втыкать около покойника или урны меч и копье, встреченный в данных курганах, Сизов и Готье приписывали норманам; норманским же обрядом Готье считал обычай класть в курган умышленно согнутый меч. Однако Хотимльский могильник является не норманским, а чудским, а обычай втыкать в землю возле покойника копья, кельты, ножи встречается и там. Подобный обряд встречен и на юге Руси в доваряжское время; аналогичных случаев в Скандинавии мне неизвестно. Что касается обряда порчи меча, то он, по словам Дешелетта и Нидерле, является частью погребального обряда многих народов со времен Гальштата. Сначала Нидерле полагал, что существует только два приемлемых объяснения этого обряда: 1) меч был согнут потому, что не влезал в гроб; 2) меч сгибали, чтобы «убить» его, так как «душе» умершего должна была служить «душа» меча. Но впоследствии Нидерле пришел к другому выводу. Он считал, что «этот обычай основан на нежелании передавать оружие в пользование другому, а не на поверье, что сломанная вещь переходит в новую жизнь на том свете». Таким образом, этот обычай как бы предохранял разрытие могил для добывания оружия. Сообщение Ибн-Мискавейха о том, что мусульмане разрывали могилы именно с этой целью, подтверждает этот вывод.
В одном из гнездовеких курганов были найдены многочисленные заклепки, лежавшие кучками по контуру ладьи. Это позволило Сизову предположить в данном кургане захоронение в ладье. Для норманистов этот случай послужил одним из поводов объявить Гнездово скандинавской колонией. Действительно, обряд захоронения в ладье, как сожженной, так и несожженной, распространен в Скандинавии, где форме ладьи подражают каменные обкладки курганов. Но уже Анучин отметил, что погребения в ладье встречаются и у других народов, в том числе и у русских славян. Они обнаружены и у дер. Туровичи на Соже, и в костромских курганах, и в курганах б. Херсонской губернии. В восточной Карелии до второй половины XIX в. могилы покрывались перевернутыми или распиленными пополам лодками, а ханты (остяки) до недавнего времени хоронили своих покойников в лодках. Следовательно, говорить об этом обычае, как о присущем только скандинавам, — нельзя.
Для погребений времени викингов в Скандинавии весьма характерно, что в них обильно представлены «не только исключительно личные вещи — одежда, украшения, оружие и т, п., но также разнообразные орудия сельскохозяйственного труда, инструменты рукоделия и ручного труда. В мужских могилах преобладают сельскохозяйственные, кузнечные и деревообделочные орудия, в женских — гребни для чесания льна и пеньки, инструменты для прядения, ткачества и шитья». В Гнездове же и в Михайловском совершенно отсутствуют сельскохозяйственные орудия, орудия ткачества; кузнечные инструменты представлены лишь единичными зубилами. Вообще орудия труда встречаются чрезвычайно редко, что также противоречит предположению о норманском обряде погребения в этих курганных группах.
Таким образом, наличие норманского обряда погребения ни в Гнездове, ни в Михайловском не подтверждается. Наоборот, некоторые особенности говорят о славянских чертах обряда.
В Гнездове известны курганы, дающие в горизонтальном сечении не круг, а четырехугольник. Наличие таких курганов, несомненно, указывает на связь погребальных обрядов в гнездовских курганах и в погребениях кривичей VIII—IX вв., которые хоронили в длинных курганах, имеющих более или менее ярко выраженную четырехугольную форму.
Обычай «приготовлять под тело подстилку из желтого и белого речного песка, желтой глины или пепла, перемешанного с песком», Нидерле считает обычаем восточных славян. В Гнездове такая подстилка из белого песка весьма часта.
Размещение погребальных урн в насыпи, по мнению Синицына, может говорить об этническом составе населения, насыпавшего курган. Спицын предполагает, что кривичи помещали урны высоко в насыпи; у других славянских племен этот обряд встречается редко и совсем неизвестен в Скандинавии.
В скандинавских курганах IX—X вв. нет случаев, чтобы пепел был сложен в яме, вырытой в материке под курганом; Нидерле отмечает такой обряд у западных славян. Подобные же случаи известны в Михайловском.
Итак, в погребальных обрядах Гнездова и Михайловского не отмечено ни одной специфической скандинавской черты, а черты славянского обряда наблюдались постоянно.
Следующая публикация
Нет комментариев