текстГосподи!
Как быстро летит время!
Двадцать шесть лет пролетели, как один день!
Кажется только вчера, мы стояли на перроне нашего старого вокзала, провожая своих однокашников, и говорили друг другу, что не забудем нашего города, нашей Школы, не забудем друг друга! Но...
...Жизнь раскидала нас по разным городам и весям огромной страны, про которую Есенин говорил, что она, -- 1/6 часть Земли
с названьем кратким -- Русь.
Иван работает директором одного из крупнейших элеваторов в городе Новосибирске. Он стал очень солидным мужчиной. У него достаточно большой "авторитет"(живот). Появился второй подбородок. В общем, типичный директор с карикатурной картинки.
Он утратил былую подвижность, перестал быть веселым, осталась только рассудительность, а начальственная нотка стала звучать достаточно громко и не могла терпеть ни малейшего возражения. Он стал настоящим чиновником, вернее -- чинушей. Даже увидев меня, он тоном, не терпящим возражения, приказал зайти к нему через 10 минут, а своему секретарю добавил, что этому клиенту (показывая пальцем в мою сторону), он сможет уделить только пятнадцать минут. После чего у него приём заканчивается и он уезжает с семьёй на свою дачу. Но я не стал его задерживать даже на те выделенные 15 минут. На приём к нему я не пошел. И не только потому что у меня было очень мало времени и меня на улице ждало такси. Просто ушел из его приемной и уехал из Новосибирска, чтобы по-возможности больше туда не возвращаться ни когда. (Об этом не жалею).
Я специально упросил командира экипажа военно-транспортного самолёта, с которым летел до Иркутска из Бобруйска, сделать посадку для дозаправки в Новосибирске, а не в Кемерово, как планировалось, очень хотелось встретиться с Иваном, но…
... Борис вообще исчез почти сразу, как был призван в Армию. Он служил в войсках ПВО, на Сахалине. Но писать ни кому не писал. Попытки разыскать его через родственников -- результатов не дали. Сестры отвечали, что сами собираются искать его через военкомат, что домой он не пишет, что даже родная жена не знает где он сейчас находиться... (Что с лучилось с Борисом, я узнал через несколько лет -- он просто женился второй раз и взял фамилию жены. Но я не был бы --Я--если бы не раскопал всё это , правда, его первой жене я посоветовал ему присылать деньги на воспитание его же ребёнка. Он согласился. Я проверил! -- Борис оформил всё, как положено.)
...Я после призыва в Армию, -- остался там служить. В авиации стратегического назначения. Это самое лучшее, на мой взгляд, что придумало человечество. Авиация это вообще -- элита! А стратегическая авиация -- элита в элите!
Меня назначили на должность старшего техника по бомбардировочному вооружению в технико-эксплуатационную часть полка. Через месяц после самостоятельного изучения материальной части самолета и сдачи зачетов инженерам полка, я был допущен приказом по воинской части к самостоятельной работе. Спустя полгода, когда я еще в полной мере не ощутил все прелести жизни техников, в полк пришла разнарядка, требующая двух офицеров с высшим образованием и годных по состоянию здоровья к летной работе -- для обучения штурманской профессии. Выбор командования пал на меня и Завьялова Сергея.
После года учебы в Челябинском высшем военном авиационном училище штурманов я вернулся в свой полк, где был назначен на борт.
Больше года я летал штурманом - оператором большого стратегического корабля. Мне нравилась моя работа и я её делал с большим удовольствием. Скажу больше, в те годы я не думал о какой-то карьере. НЕ думаю и сейчас (наверное, поздно). Однако я всегда знал, что тех, которые умеют делать свою работу хорошо, -- всегда увидят... Потом как-то в один из прекрасных летних дней (а было это 18 августа в День Авиации), наш стадион, где мы всем полком отмечали профессиональный праздник, превратился в площадку приземления парашютистов. Зрелище было захватывающее! Правда я уже имел два прыжка с парашютом, иначе мне бы не дозволили сесть в катапультируемое кресло и не допустили бы к полетам, но что те два прыжка?!
Вот люди прыгают -- так прыгают, смотреть приятно!
На следующее утро, я на построении полка, нашел нашего начальника парашютно-десантной службы и задал ему ряд вопросов, касающихся моих будущих прыжков с парашютом. Получил от капитана Горохова исчерпывающие моё любопытство ответы и уже через шесть дней, в пять часов утра я выполнял свой первый полностью осмысленный прыжок с парашютом. (Честно скажу:- от этого прыжка и веду весь счёт...)
Почему именно "осмысленный"? Потому что я знал зачем мне это нужно!
Потом их было более полутора тысяч и все они были разными. Выполнять тренировочные прыжки с парашютом приходилось днем в простых и сложных метеоусловиях. Прыгали ночью. Прыгали на воду, с тренировочными, спасательными, десантными, спортивными парашютами с самолетов и вертолетов военно-транспортной авиации. Я в составе группы парашютистов прыгал на Северный полюс, с товарищами по службе не один раз приходилось выполнять поисково-спасательные работы в горах, в тайге, на акватории наших и чужих морей, вытаскивал людей из-под обломков самолетов.., много видел слез; и горьких, и счастливых...
Теперь это осталось только в воспоминаниях моих и моих товарищей с которыми, подобно птице, парил в огромном небе, с которыми ходил в боевую разведку, с которыми, делил глоток воды в пустыне, на горных перевалах укрывался одним бушлатом и грыз замерзший, как камень кусок хлеба, заедая его снегом, от белизны которого, потом долго болели глаза... (Сейчас сижу перед монитором в очках).
Это только в кино все быстро и гладко, в жизни -- все по-настоящему -- с болью и кровью. С этими ребятами, надеюсь, мы будем встречаться не так как с Иваном...
... В Иркутске я расстался с экипажем, которому предстоял путь до Хабаровска, а мне…
...Я вышел из салона Як-40 и остановился, оглядываясь по сторонам, пытаясь определиться в какой части города находится аэропорт. Что касается моей штурманской подготовки, (Вы уж простите меня), в самолете я сидел так, что мне не совсем хорошо было видно из иллюминатора, то место над которым наш самолет выполнял разворот при заходе на посадку, а вставать во время этого, пожалуй, самого важного и сложного этапа полета -- пассажирам строго запрещено.
--- Что не знаете куда идти? -- спросила меня слегка полноватая женщина, с которой мы провели 2 часа 40 минут совместного полета в этом маленьком и очень уютном самолете.
--- В общем-то, да! Я больше двадцати шести лет не был в этом городе. И сейчас, наверное, его не узнаю! Когда я уезжал от сюда про аэропорт не было даже и речи!
--- О! Двадцать шесть лет назад! Мне было тогда всего 12 лет, я училась в пятом классе! Как давно это было! А если вспоминать ... кажется все происходило совсем не давно. Я ходила в 7-ю школу, жили мы тогда на улице имени Саросеки.
--- А школа находилась рядом с обувной фабрикой, -- вставил я.
--- Да, да! -- Обрадовано подтвердила женщина, -- школа и сейчас находиться там же, только в другом здании, лет десять назад построили, причем за полгода, старую снесли, а новую построили, мы даже и не могли поверить, что этакое возможно!
--- А институт? -- Спросил я.
--- Какой? -- Искренне удивилась женщина. Потом слегка смутившись, пояснила, -- у нас сейчас два ВУЗа: Технологический и педагогический, вас, наверное, интересует Технологический, ведь он постарше, чем педагогический! -- При этих словах она махнула рукой, -- Что ему будет? Стоит где стоял! Только новое общежитие построили, да учебный корпус новый открыли в студгородке. Сейчас студентам только первокурсникам приходиться заниматься в старом корпусе, а все остальные -- в студгородке и живут, и учатся. Там построены общежития для учащихся техникумов, институтов, и училищ города.
Там у них и спортзалы, и бассейны, и свои кинотеатры, свой театр юного зрителя работает, своя лодочная станция и много еще всего разного.
Если у Вас будет время обязательно посмотрите этот прекрасный уголок нашего города, -- с гордостью за город и за его студентов закончила она коротенький рекламный рассказ о студгородке, немного помолчав продолжила, но уже о другом...
--- Мой старший брат закончил Технологический. Сейчас работает под Мурманском на судостроительном, что-то связано с атомной энергетикой, -- при этих словах она как-то протяжно вздохнула и замолчала, видимо думая о чем-то, что известно ей одной и не положено знать посторонним людям.
Я не стал нарушать ход её мыслей и мы какое-то время шли молча.
--- Вам в "старый" город? -- спросила она, когда мы подошли к остановке троллейбуса.
--- Да! Я проеду в "старый" город, там устроюсь в гостиницу, поживу у вас в гостях несколько дней, поброжу по городу, повспоминаю. Ведь в этом городе прошла моя юность, мои годы учебы в институте. Я не очень далеко от него родился, всего каких-нибудь пять сотен километров, на берегу этой же реки, только там она еще не такая большая,.. там прошло мое детство...У меня очень много связано с этим краем.., с этим городом, с Сибирью. Сибирь в Красноярском крае -- моя Родина! Именно Родина с большой буквы!
Женщина мечтательно улыбнулась, понимающе закивала головой.
--- Тогда вам нужно ехать на 15-ом маршруте до остановки "Парк", а дальше вам все будет знакомо, -- она раскрыла свою сумочку, вынула оттуда маленькую записную книжечку и вырвав из неё листочек написала на нем телефонный номер и протянула мне, -- вдруг вам не встретится ни кто из ваших прежних знакомых, тогда позвоните, после пяти часов вечера я всегда бываю дома, изредка хожу к соседке, но это всего на несколько минут. Меня зовут Елена и она улыбнулась ослепительной улыбкой, от которой её лицо стало очень милым и красивым. (Мы не знаем к какой расе мы относимся. Мы и азиаты, мы и европейцы --- Я знаю только одно --- мы РУССКИЕ и говорим на руссом языке, МЫ понимаем украинцев, белорусов, -- это МЫ -- славяне!!!)
--- А меня Павел. Если угодно Павел Дмитриевич Серебров, представился я, слегка склонив голову.
--- Вы военный? -- Спросила Лена.
--- Бывший -- ответил я и немножко грустно улыбнулся.
--- Военного сразу видно по манере разговора и по поведению.
Тут подкатился и с шипением открыл свои двери троллейбус, который увозил мою попутчицу. Войдя в салон, она обернувшись, ещё раз улыбнулась своей очаровательной улыбкой и троллейбус увез её. Я прочитал на табличке, прикрепленной к боковому стеклу:"№10 аэропорт, ул. Мира, пл. Щетинкина, пр-т Комарова, автовокзал."-- Значит "новый" город, отметил я.
Простояв на остановке еще несколько минут, я тоже уехал из аэропорта в "старый" город. Удобно устроившись в свободном кресле на задней площадке, я с удивлением услышал, что водитель кроме названия остановок рассказывает историю города (наверное, это всё-таки был магнитофон). С нескрываемым интересом и удовольствием вслушиваюсь в плавную, неспешную речь, (сибиряки все говорят красиво и неспешно):-- " У отрогов Саянских гор, вдоль быстрой и своенравной сибирской реки раскинулся наш город. Его строительство, как и строительство многих городов Сибири, началось с хорошо укрепленного острога, в конце 17 века. Тем кто начинал строить город, приходилось не только возделывать землю, но и защищать молодой город, Не раз он выгорал до тла от пожаров, не раз был разорен племенами кыргызов-кочевников, которые грабили российские караваны с пушниной и золотом, шедшие из Сибири. В самом начале 18-го века Российское правительство принимает решение, которое даёт льготы казакам и другим служивым людям, переселившимся на новые земли в Сибирь и на Дальний Восток. С этого момента казаки, которые строили сибирские города освобождаются от налогов, им в вечное пользование передавалась земля на которой стояли их дома и еще выделялся значительный надел земли, с которого они в течение некоторого времени, так же не платили налог в государственную казну. Теперь казачество охраняло не только государственные земли, но и свою собственность. Началось интенсивное заселение новых земель. --- СИБИРЬ.!.. Наш город не стал исключением.
Несколько казачьих отрядов объединились и с боями прогнали кочевников за Саянский хребет в степи Монголии. Наступила мирная жизнь, период развития городов, торговли, зарождения промышленности. В 18 веке в городе было несколько сотен жилых домов, а поскольку город находился на важном участке дорог, то естественно было несколько постоялых дворов, где путники могли отдохнуть и поменять лошадей. Дом постройки того времени сохранился до наших дней. Он находиться на перекрестке улиц Ленина и Куйбышева, в нем когда-то ночевал "Арап Петра Великого" -- Ганнибал, объезжая Российскую империю. Сибиряки были не мало удивлены внешним видом и манерами царского человека. В этом же доме в свое время ночевали: Радищев А.Н., Чернышевский А.Г., Дзержинский Ф.Э., Сталин И.В., при следовании в сибирскую ссылку.
Богат наш город и современной историей. В конце 50-тых годов 20-го столетия началось грандиознейшее строительство Глиноземного комбината, которое сейчас уже полностью завершено. Комбинат выдает глинозем для сибирских гигантов алюминия.
Огромнейшие обжиговые печи по 185 метров каждая были доставлены из Франции Северным морским путем до речного порта Дудинка, а затем по Енисею до Красноярска и уже от центра Сибири -- санным путем, в город и смонтированы всего за два месяца.
Основное сырье глинозема -- нефелин --добывается карьерным способом, и вывозиться на обогатительную фабрику могучими 40--тонными БелАЗами, которые, к нам приходят из Белоруссии..." -- Прерывая своё повествование о городе, водитель объявил:
" Следующая остановка -- " Городской парк ".
"Жаль -- подумалось мне, -- что так быстро приехали, не дослушал до конца!" Подойдя к выходу, я посмотрел на часы было 10 часов 35 минут -- рабочий день только-только набирал обороты и поэтому народу в транспорте было мало.
Я, не торопясь, обогнул высокую чугунную ограду, которую отливали, согласно вывеске висевшей на одном из столбов в 1812 году, из металла, предназначавшегося для пушек в войне с Наполеоном. Но война не потребовала сибирских пушек, хватило и того оружия, которое было изготовлено на заводах Тулы и Урала.
Войдя в парк, я прошел к месту где стояла " моя " скамейка. Она осталась стоять на прежнем месте(двадцать шесть лет!), только изменился её цвет. Усевшись, я несколько минут сидел, просто рассматривая деревья и кустарники, которые, как мне казалось, остались такими же, как и двадцать с лишним лет назад. Думать не о чем не хотелось, как и в прежние годы, в этом месте парка я отдыхал от мыслей, от жизненных проблем, которых с новым моим положением в обществе, навалилось великое множество....
Устроившись в гостинице, которая по-прежнему называлась " Кедр ", я вернулся в парк и прошел в кафе, где не один раз ужинал вместе с ребятами. Удивительное свойство имеют старые места -- от их посещения очищается от теперешних забот душа, и то, что несколько дней или даже часов казалось совсем не разрешимой задачей, здесь кажется -- легким и простым. Может быть это связано с тем, что время, когда ты бывал тут раньше -- много лет назад -- этих задач и проблем для тебя не ставило? Конечно, не ставило, если подходить к решению вопроса философски, то можно сказать: "Все течет -- все изменяется, но в принципе-то всё остается по-прежнему только мы изменяемся. Или мельчаем, или становимся более взрослыми? Рассматриваемся только с более высокой точки зрения. Так как жизнь и человеческая цивилизация, развиваются по спирали, у которой каждый новый виток -- выше и короче предыдущего" ...На лицо жизненный парадокс, -- мы становимся с возрастом мудрее, но жизнь с каждым днем укорачивается. Поэтому на изобретение в начале века, какого-- нибудь механизма или аппарата, уходили десятки лет -- сейчас годы, а порою даже месяцы. Может быть поэтому возвращаясь, даже мысленно, в те далекие годы, мы не видя, с того времени теперешние наши проблемы, решаем их по - простому, не особенно вдаваясь в их сущность, и не особенно задумываясь над последствиями принятого решения. Вот и я, посидев, некоторое время на "своей" скамейке, решил, что нет смысла ускорять события, они сами разовьются только для этого необходимо, как говорил Наполеон, -- ввязаться в бой. В бой, конечно, вступать я не буду, хватит -- навоевались! А вот поискать старых товарищей -- однокашников можно. Но только не сейчас, не в ближайшие несколько часов, -- сейчас на речку!
... На пустынном и пологом берегу могучей сибирской реки раздольно посвистывал ветер, который в городе совсем не ощущался. Ветер с шумом перебирал ветви сосен и елей от чего казалось, что он ими просто играет, наклоняя то в одну сторону, то в другую сторону. Я сел под большую сосну и, прислоняясь к её стволу, смотрел как завороженный, на волны, вспоминая свою далекую юность...
Вдруг до моего уха донеслось легкое потрескивание сучьев, которыми было устлано практически все пространство под деревьями. (Нет, я не охотник, но я хорошо знаю, что в таких случаях резких движений делать нельзя, медленно поворачиваю голову, что бы не вспугнуть зверя). Я увидел, как из леса вышел рослый красавец марал. Он настороженно остановился и замер, видимо не учуяв моего присутствия, успокоился. Подошел к камню на котором белым налетом поблескивала соль и, опустив морду, шершавым языком лизнул его, лизнул раз, другой. Потом, переступив точеными ногами, замер. Гнус, который безжалостным роем преследовал его в тайге, здесь на берегу под порывистым ветром -- отстал. И таежный красавец, обдуваемый влажным речным ветром, казалось, погрузился в дремоту. Лишь его продолговатые уши оставались настороже. Ветер на какую-то секунду внезапно сменил свое направление и олень насторожившись посмотрел в мою сторону. Я сидел боясь даже вздохнуть, чтобы не вспугнуть его. Олень встряхнулся, наклонился чтобы лизнуть еще раз камень, но передумал, и не торопясь медленно и грациозно ушел обратно в тайгу.
Я никогда не был охотником и ни когда не понимал страсть этих людей, -- как можно поднять ружьё и выстрелить в такое создание природы? Как можно убить беззащитное животное? Зачем тогда удивляться, что среди людей есть твари (другого слова для них нет), которые убивают других людей из-за денег или просто очищая себе дорогу?
Вспомнилось то время, когда мальчишкой бегал ранней весной на берег этой реки, чтобы увидеть ледоход. От силы и напора воды захватывало дух. Огромные льдины, ломаясь как соломинки, трещали, наполняя вокруг все таким шумом, что рядом стоящего человека не возможно было услышать, даже когда он говорил достаточно громко. Напуганные этим шумом домашние животные поднимали такой гвалт, что казалось они чувствовали приближение чего-то очень опасного и беспокоились о своей жизни. Видел я ледоходы не один раз, но все они были совершенно не одинаковые. Как не бывает одинаковой волны на море, так не бывает и одинакового ледохода...
Вечереет, но нет еще даже сумерек, солнце уже клонится к закату, однако до захода еще часа полтора-два. В воздухе чувствуется прохлада, которую приносит влажный ветерок, дующий бризом с реки. Начало лета. Еще возможны утренние заморозки, даже легкий ледок на лужицах, но лето уже пришло и оно чувствуется всем организмом. Молодые клейкие листочки тополя источали такой приятный аромат, что дышалось полной грудью и хотелось пить и пить этот целебный воздух, как бодрящий настой сибирского бальзама.
В народе всегда говорили с восхищением о сибирском здоровье. Мне кажется, у сибиряков здоровье хорошее было потому, что Сибирь до настоящего времени мало напичкивалась всевозможными промышленными гигантами, которые сейчас настолько отравили природу нашего края, что не гордость, а слезы наворачиваются на глаза за тех горе проектировщиков, которые экономя на строительном материале и деньгах, совсем забывали о людях, живущих по берегам рек, в которые сливают отходы химические заводы. При всем богатстве и колорите русского языка нет слов, которые нужно говорить в защиту животных и рыб, гибнущих тысячами и даже вымирающими целыми видами. К сожалению, правительство поддерживает политику уничтожения природы на деле, на словах же борясь за чистоту экологии. Лозунг анархии: " После нас хоть потоп!"; многими кричащими со страниц периодической печати о защите природы, -- выполняется исключительно точно.
Солнце у нас в Сибири медленно уходит за горизонт, поэтому закатное время, кажется длиться долго. Уже верхушки прибрежных берез и ракит окрасились зелено-малиновым цветом, пролегла качающаяся, от движения воды, солнечная дорожка. Где-то в заводях, нагретых за день, плещется крупная рыба и стоит звенящая тишина, которую не хочется ни чем, даже дыханием, нарушать.
Город далеко от этого места и его шума не слышно совсем. Я всегда любил тишину, а сейчас после службы в авиации -- особенно. Прошло уже полгода, как я сменил форму с погонами на гражданский костюм.
Ни когда и не кому не верьте, если вам кто-нибудь скажет, что ушедший на пенсию авиатор быстро и однозначно определился в новой для него жизни вне аэродрома. Наверное, нет зрелища более печального, чем авиационный пенсионер, а если его служебная жизнь была накрепко связана с воздухом, то понять такого человека может только ему подобный или очень близкий. Когда молодые ребята, по каким-либо причинам уходили из авиации на "гражданку", то пережив, какой-то момент растерянности, сравнительно быстро находили себя в другом деле, начинали жить заново, твердо зная, что у них впереди уйма времени. А те, которые двадцать пять и более лет отдали летному делу? Как им быть?
В любой специальности на гражданском поприще они чувствуют себя не полноценными, они привыкли выполнять приказы, умеют их отдавать сами, они знают что такое ответственность за себя и за других. В авиации, как ни в каких других войсках, ценится человек, дружба и взаимовыручка, только в авиации люди безгранично доверяют друг другу, потому что цена этого доверия -- жизнь экипажа. Если по какой-то причине нет одного из членов летного экипажа -- самолет не взлетит! Задание, для выполнения которого, были задействованы десятки, а может быть и сотни человек, -- будет не выполнено. В боевых условиях это просто не допустимо! Человек --, как сам по себе, как боевой офицер, как специалист, в дружном авиационном коллективе, -- очень ценился, за него боролись всегда и потери очень сильно переживались. К новым людям, кто бы они не были: офицеры, прапорщики, солдаты ли, всегда относились настороженно. Даже первоклассного пилота сразу в воздух не пускали. Давали некоторое время ему привыкнуть к новому коллективу, а коллективу присмотреться к новому человеку, после этого новый пилот выполнял вначале "вывозную" программу, повторюсь; не смотря на его квалификацию и количество часов проведенных в воздухе. Инженеры, техники, командиры, члены летных экипажей других самолетов, ему рассказывали о традициях данной летной части, и горе тому, пусть даже большому начальнику, который не хотел понимать или хуже того -- силой власти пытался переделать что-то, что уже переделать в сущности, было нельзя, такие люди быстро начинали чувствовать, отношение коллектива к себе. Начинался этап не понимания, полк, эскадрилью, экипаж начинало "лихорадить": Не выполнялась поставленная задача, бомбы летели мимо цели или натягивали еле-еле "троечку", начинала давать сбои техника; во всем, даже в форме одежды чувствовалась "неслётанность". Если вновь прибывший был не глупым человеком он сам писал рапорт о переводе в другое место, если не "догадывался"-- ему вежливо намекали об этом. Если же человек "принимался" коллективом, то расставание с ним проходило болезненно, люди в авиации всегда тесно и бескорыстно дружили между собой, всегда выручали друг друга, этому учат в авиационных училищах, этому учит сама авиация, а особенно стратегическая! Поэтому, прослужив в авиации, человек очень плохо привыкает (адаптируется) к жизни вне её...
Я очень хорошо знаю бывших офицеров, которые пускались после увольнения в запас во всё тяжкое: начинали пить водку и спивались так и не найдя себя в новой для них жизни, бросали свои семьи и уезжали куда глаза глядят, думая, что там за далекими далями им станет легче... Легче не становилось!...
Некоторые начинали заниматься рыбалкой, становились страстными автолюбителями, начиная колесить по огромной нашей стране, и постепенно, казалось, все приходило в норму, даже появлялся какой-то налет равнодушия ко всему окружающему, отстраненного спокойствия, благополучия.
Но это все не правда! Нет ни чего подобного. Просто возвращается профессиональная привычка -- владеть своим характером, держать себя в руках.
А это -- колоссальное нервное напряжение, которое, в конце концов, приводит к ранним инфарктам, другим болезням. Нервы, нервы!
Все болезни от нервных напряжений.
А вы когда-нибудь видели глаза старых пилотов, когда они смотрят на пролетающий в небе боевой самолет? А как смотрит парашютист-профессионал на раскрывающийся парашют в воздухе? Что твориться у них в эту минуту в душе и в сердце?!...Кто ответит? --- Ни кто! Даже он сам, потому, что в такую минуту лучше помолчать...
...Поздно вечером, возвращаясь с берега реки, я строил планы на ближайшие десять дней, которые собирался пробыть в городе перед отъездом в Москву.
( Куда я мог, в принципе, поехать в любое удобное для меня время). Во-первых, думал я, надо купить себе телескопическую удочку и завтра сходить на вечернюю зорьку, а может быть и остаться на утреннюю.(Всё будет зависеть от погоды). Посмотрев на небо, я с уверенностью заверил себя:"Погода завтра будет самой "клевой". А раз так, значит - решено! С утра поиски снастей, заготовка наживки и это, пожалуй, самое сложное, придется к кому-то проситься в "работники", чтобы разрешили покапать дождевых червей в огороде. Во-вторых, нужно приобрести спортивную сумку. Не идти же на рыбалку, в самом деле, с "дипломатом!" В-третьих, необходим какой-то рабочий костюм, не роба сварщика, конечно, но и не пиджак какой-нибудь для клерка.
Сегодня четверг, время около двадцати часов. Город спешит, необходимо отдохнуть перед завтрашним рабочим днем. Городской транспорт переполнен; кто-то едет в театр, кто-то ... мало-ли кому куда надо после окончания трудового дня. Даже если хочется выпить пару кружек пива, нужно проехать две-три остановки потому, что около пивзавода всегда продают самое свежее и не пастеризованное " Жигулевское" или "Таёжное".
Я решил зайти в дом где жила Ирина. Открыв, калитку и войдя во двор, мысленно отметил, что "интерьер" его практически с того времени не изменился.
Интересно узнают ли меня родители Ирины? Нажимаю кнопку звонка, на входной двери (она та же, что и двадцать шесть лет назад). За дверью слышу голос: --" Войдите, не заперто! " Открываю дверь, меня встречает молодая женщина двадцати-двадцати одного года, чем-то напоминая Ирину. (Когда-то нам было по стольку же лет). Волнуюсь!
--- Здравствуйте! -- Слегка дрожащим голосом говорю ей.
--- Здравствуйте! -- Совсем, как Ирина, слегка "съедая" окончания отвечает она мне и тут же, не дождавшись моего ответа, спрашивает:-- Вы, наверное, к маме?
--- В общем-то, к Ирине Максимовне, но хотелось бы видеть и ее родителей Евдокию Спиридоновну и Максима Степановича, -- не смело говорю я. -- Меня зовут Павел, и увидев на её лице любопытство и удивление тут же добавляю -- Павел Дмитриевич Серебров. Мы когда-то учились вместе с Ириной Максимовной, я несколько раз бывал в этом доме и знал его хозяев двадцать шесть лет назад.
--- Меня зовут Ольга, -- она улыбнулась Ирининой улыбкой и добавила, -- до отчества я не доросла еще, вы проходите, пожалуйста, Павел Дмитриевич, мама сейчас придет с работы, а дедушку с бабушкой вы сегодня вряд ли увидите, они у нас сейчас находятся на своем земельном участке. Это в 25 километрах от города, если вы помните, есть такая остановка, если ехать на электричке, называется "Озерное", (я утвердительно кивнул головой) -- вот они там. Дедушка построил не большой домик и они почти все время, живут там.
--- Оля, а мама где работает? -- Спрашиваю я, хоть и догадаться вроде-бы не трудно: на глиноземном комбинате. Но я оказываюсь не прав.
--- Мама работает инженером-энергетиком в городских электросетях, -- говорит Ольга, -- после нашего отъезда из Хабаровска, -- продолжает она, -- мама там работает постоянно.
--- Да, я помню, как ей не хотелось ехать по распределению в Белорусское Полесье, её кто-то из наших напугал, что там, мол, огромные комары и днем, и ночью, что в Полесье живут одни колдуны и колдуньи и, если им человек пришелся не по душе, то они обязательно нашлют ему какую-нибудь беду или хуже того на всю жизнь могут оставить несчастными и человека и его семью, а уж если чему-то позавидуют, то... В общем -- страхи сплошные! Однако я несколько раз бывал на Полесье и в Беловежской Пуще. Полешуки народ очень приветливый! А женщины потому может быть колдуньи, что красавицы, а уж про злых колдунов, вообще не слышал! Правда, среди народа, особенно в сельских местностях, ходят разные легенды о людях живущих далеко на болотах, которые занимаются только колдовством. Конечно, нам сибирякам тяжело привыкать к влажному климату Белоруссии, но очень многие мои сослуживцы остались жить на Полесье, на Могилевщине, в Гомельской области. Белоруссия -- где каждый четвертый погиб в войну, умеет ценить дружбу. Белорусы -- люди миролюбивые. Это тебе не кавказцы. Даже не западные украинцы, хоть, казалось бы, тоже славяне и Русь когда-то начиналась с Киева.
Так вот Ирина, дважды ходила в деканат и просила о замене места будущей работы -- ей заменили Полесье -- на Хабаровск. А я сразу же попал служить примерно в те же края -- в Серышево, это примерно, в восьмидесяти километрах от Благовещенска на северо-запад. Мы, по восточным меркам, были не далеко друг от друга, но виделись только однажды, когда ты была ещё совсем маленькой и всего-то виделись в течение десяти минут, я очень спешил на аэродром. Ирина, через какое-то время оставила мужа и вы переехали жить в поселок энергетиков на улицу Виталия Боневура, туда и бабушка твоя приезжала, чтобы понянчиться с тобой пока ты не умела ходить. Только через два года Ирине выделили место в детском садике и она чуть ли не через весь город ездила к тебе, каждый день, потому что ты была там "на сутках".
--- Павел Дмитриевич, мама мне очень мало про этот период жизни рассказывает, расскажите вы, мне очень интересно.
--- Олюшка, ты прости меня, пожалуйста, -- начал неуверенно я, -- и пойми правильно, если мама тебе не говорила чего-то, то я ведь тоже не могу, я просто не имею права, говорить об этом. Мне ведь не ведомы подробности. Может быть, она не хочет об этом периоде своей и твоей жизни вспоминать. Ты согласна?
--- Да согласна, Павел Дмитриевич, простите, это -- женское любопытство! -- И Ольга слегка смутившись, предложила мне пройти в соседнюю комнату, -- вы поскучайте минут десять-пятнадцать, а я тем временем займусь ужином, мама вот-вот подойдет, она всегда приходит в половине восьмого. (Господи, когда я смогу привыкнуть -- Восемь вечера.., А не 20 часов.)
--- Хорошо, хорошо, -- протараторил я, -- а может быть тебе чем-нибудь помочь?
--- У меня вообще-то все готово, только нужно разогреть.-- Она слегка задумалась, потом продолжила, -- Павел Дмитриевич, если вам не трудно, сходите, пожалуйста, в магазин, он тут рядышком, за углом.
--- Я знаю. Что купить, Оля?
--- Только половинку булочки хлеба, и еще, может быть, что-нибудь к чаю; печенья какого-нибудь или пряников, граммов триста, больше не нужно, -- хорошо? --
И она посмотрела на меня, спрашивая взглядом: "что-то не ясно?"
--- Сей момент, сударыня, все будет исполнено! -- галантно поклонившись, я вышел на улицу.
Солнышка уже было не видно из-за деревьев парка, но оно хорошо угадывалось по раскрашенному багрянцем ряду небольшой кучёвочки, ползущей змейкой, с северо-западной части неба. Но я ещё с детства знал, что с этой стороны неба, даже при значительной облачности -- дождя не будет, не "сырой" это угол, как говорила когда-то моя бабушка Ульяна Гавриловна, потомственная крестьянка из-под Курска, но уже родившаяся в Сибири и считавшая себя коренной сибирячкой. Она вышла замуж по любви и с согласия своих родителей за лихого казака Григория Вараксина, который малолетним мальчишкой был привезен своими родителями из донских степей в Сибирь, ставшей и для него Родиной. Его отец Павел Спиридонович за первую войну имел почти полного Георгия, за что из простых казаков был произведен в офицеры. Погиб в гражданскую. Дедушка Гриша воевал с 1942 года и дошел до Витебска, где был тяжело ранен, лечился долго в госпиталях, но так и не вылечился толком. В 1947 году приехал домой, но даже года не прожил, умер зимой после Рождества. Бабушка прожила всю оставшуюся жизнь одна...
Возвращаясь из магазина я увидел Ирину, вернее я её еще не увидел, но каким-то чувством почувствовал, что она рядом.
Быстрым шагом, проскочив до поворота, чуть не столкнув с тротуара женщину что-то несущую в обеих руках, и не успев толком извинится перед ней, я крикнул:--"Ира!"
Она остановилась, медленно поворачиваясь в мою сторону, стала также медленно приседать. Я успел подбежать к ней и, как мне показалось, больно ударив ее сумкой, в которой были продукты, заказанные Ольгой и то, что я посчитал нужным купить к ужину -- подхватил её. Она увидев меня, совсем ослабла, но только на одну секунду, потом, как это умела делать Ирина, --"взяла себя в руки", прошептав: -- "Павлик," -- прижалась ко мне. Мы стояли посреди тротуара и прохожие, которых было много в этот час на улице, обходили нас.
--- Что же мы стоим посреди улицы, -- спохватилась Ирина, -- пойдем домой, я тебя познакомлю с дочкой, с Олей.
--- С Ольгой мы уже познакомились, это она меня отправила в магазин за хлебом и за "чем-нибудь" к чаю,-- шепчу я ей в самое ухо, а сам продолжаю крепко прижимать её, все еще боясь, что она не совсем твердо стоит на ногах.
--- Павлик, так мы идем? Ты раздавишь меня, и хоть мне это очень приятно, но... Надо идти...
--- Да, да! Мы идем, -- еле слышно проговорил я, чувствуя не очень приятную дрожь внутри груди, где-то под сердцем.
Я отпустил Ирину и она слегка качнувшись, с улыбкой сказала, -- "Как ты был медведем так им и остался. Только стал выше и шире в плечах. Вырос ты,
что ли, Паша?" Говорила она, рассматривая меня, отступив на пару шагов к стене дома, который своими большими окнами-глазами тоже уставился на меня, видимо, как Ирина, стараясь рассмотреть и запомнить или может быть вспомнить то, что уже забыто.
--- Нет, Ирина рост у меня остался прежним, а в плечах, конечно, стал шире. Там где я служил хилые не выживают.
--- Так ты говоришь, что уже познакомился с Ольгой? Когда же ты приехал? Где твои вещи? Почему не позвонил мне на работу?
Засыпала она меня вопросами.
--- Ира, я прилетел сегодня в десять часов из Иркутска, а перед этим делали остановку в Новосибирске, где пытался встретиться с Иваном. Встретился. Но лучше бы не встречался (Ирина удивленно подняла брови), об этом потом. Вещей у меня с собой -- один дипломат, в нем пара рубашек, да смена белья. Я остановился в гостинице, которая рядом с кинотеатром "Сибирь", а позвонить я тебе не мог по двум причинам: во - первых, как я мог знать, что ты живешь и работаешь в этом городе, ведь после отъезда из Хабаровска ты не написала ни одного письма, ни одной открытки. Во-вторых, я не знал, до разговора с Ольгой, где и кем ты работаешь, признаюсь: горсправкой не воспользовался. Зашел к тебе в дом с целью повидаться с твоими родителями и у них узнать, что-нибудь о тебе, но там оказалась Ольга, а тетя Дуся с дядей Максимом -- на огороде за городом.
--- Хорошо, я тебе все прощаю! -- Улыбнулась Ирина, ей явно не хотелось сейчас возвращаться к прожитому времени.
--- Что смотришь так внимательно? Постарела? -- Она подняла на меня свои темно-серые глаза и грустно улыбнулась.
--- Если скажу, что -- нет, -- скажу не правду. Если скажу, что -- да -- тоже буду не совсем прав. Ты просто стала совсем взрослой.
--- А ты, Павлик где служил после Серышево?
--- В разных местах, Ирина, -- уклончиво ответил я, -- нет-нет я не играю в секреты, потом я тебе все расскажу, просто это в двух словах не расскажешь. Надо в географическом атласе смотреть, страна у нас довольно большая и мест для службы очень много. Не обижайся, Ира, хорошо?
--- Хорошо, Павлик! Ты научился убеждать своими словами!.. Раньше, насколько я помню, среди нас таким даром обладал только Иван. Значит, он по-прежнему работает в Новосибирске! Я с ним тоже виделась. Мы даже несколько месяцев работали вместе, вернее сказать, -- на одном предприятии. Он главным инженером, а я простым электриком. Правда, по пятому разряду. Я девять месяцев ждала им обещанное общежитие для малосемейных, и столько же должность дежурного инженера. Потом не выдержала и записалась к нему на прием. Так он меня даже не стал слушать. Я уехала сюда. А куда больше, Паша? С Ольгой! Ей надо было к школе готовиться. Хотела уехать на север, но вспомнила твоё детство, проведенное у бабушки и, что ты не знал долго своих родителей потому, что прожил без них все детство и юность. Не поехала! Осталась у родителей, осталась с ребёнком. От организации, квартиру только обещают. Тебе такое, наверное, известно. Или у вас, у военных было по-другому?
--- По-другому, Ира, -- вставил я пару слов.
--- Конечно, -- согласилась она, -- вы же -- Э-ЛИ-ТА! Куда уж нам -- плебеям! У вас все было не так.
--- Прости меня, я не совсем тебя понимаю,-- тебя обидели военные? Или ты это, -- так просто, из-за простой нелюбви к человеку в военной форме?.. У тебя хоть такая жилплощадь есть, а у тысяч семей отцы, которых сегодня уволены, из Армии -- нет ни какой! И даже в перспективе на ближайшие десятки лет -- нет! -- Очень серьёзным даже погрубевшим голосом стал говорить я, разговаривая с ней, как с нашкодившим солдатом, которого за его проступок надо минимум как арестовать и отправить на гауптвахту, суток на трое. Я почувствовал, что даже слегка покраснел от волнения.
--- Павлик ты не кипятись! -- И Ирина мягко взяла меня за руку чуть выше локтя, -- не злись, Паша! Ну вот, мы и пришли. Проходи, а то Оля нас заждалась, наверное, -- совсем как-то буднично закончила она, открывая калитку и пропуская меня вперед.
--- Вы где пропали, а? -- Встретила нас Ольга на крыльце. -- Я думала уже милицию на ноги поднимать. Собаку по следу пускать! Вы, что? Больше часа жду вас! -- Она явно обиделась. И демонстрируя свою обиду, резко развернувшись, ушла в дом.
--- Оля, мы не виделись четверть века! Неужели у нас нет тем для разговоров? -- Оправдываясь ей во след, стала говорить Ирина, поднимаясь по ступенькам крыльца. Я молча шел следом.
--- Оля, что за "фокусы"? -- Ирина, взглянув на дочь, удивленно подняла брови.
--- Мама, Павел Дмитриевич, простите, пожалуйста! Я совсем не хотела кого-то обидеть! Это я,.. я просто,.. уже трижды все разогревала, разогревала и все у меня, в конце концов, сгорело -- вот! -- Она шмыгнула носом и совсем, как ребенок, кулачком утёрла глаза, готовая вот-вот расплакаться.
--- Олюшка, не переживай ты так! -- Пытался я её одобрить, -- Сейчас что-нибудь придумаем, не голодный год, и не в пустыне живём -- магазины работают!
--- Конечно, придумаем! Оля, не делай трагедию и не реви, как маленькая девчонка, -- Ирина подошла к дочери и ладошкой вытерла
ей навернувшиеся слезы.
--- Я сейчас в магазин сбегаю, куплю каких-нибудь полуфабрикатов, и мы быстренько их превратим в съедобное, и может быть даже вкусное, -- пытался шутить я. Да и купил же я что-то «к чаю».
--- Павлик, -- Ирина взяла меня за рукав, -- ты плохо о нас женщинах думаешь, неужели те продукты, которые пригорели на сковороде, у нас в доме последние? Оля, -- она, обернувшись к дочери, развела руками, -- придется вновь чистить картошку, ставить сковороду, отварить сосисок, -- и уже обращаясь ко мне, -- перебьемся как-нибудь, Паша!
--- Девочки! Из меня всегда был хороший помощник, я разве не правду говорю, Ира?
--- Правду, Паша,-- поэтому ты пока помоги Оле, а я переоденусь. Вы согласны?
--- Согласны! -- Почти хором ответили мы с Ольгой.
--- Приступайте! -- Пытаясь придать своему голосу командирские нотки -- отдала указания Ирина.
--- Павел Дмитриевич,-- Ольга слегка покраснела, -- а можно я буду Вас называть просто "дядей Пашей", а то как-то очень официально, получается, хотелось бы проще, по-домашнему, можно, а?-- И с лукавой улыбкой ждала ответа.
--- Не вопрос, Оля, конечно можно! Я еще не привык, если честно, к гражданскому обращению. На службе больше обращались
по воинскому званию, а среди друзей -- по имени.
--- Дядь Паш, а я ведь про вас знаю очень много. Мне мама рассказывала. -- Начала не совсем смело Ольга.
--- Вот-вот именно с этого места, пожалуйста, начните, и как можно подробнее... -- состервозничал я, чем поставил Ольгу в тупик.
--- Дядь Паш, о чем подробнее, я вас не поняла! -- И щеки её покрылись ярким румянцем.
--- Оля, это шутка такая, прости, пожалуйста! Шутка стервозная солдафонская! Не обижайся! -- Как мог убедительнее говорил я.
--- Нет-нет это я дурёха, не поняла шутки. А всё потому, что мало шутим в доме и среди сверстников тоже, -- всё стараемся быть серьёзнее, чем надо, комплексуем, друг перед другом, хотим выглядеть старше, начитаннее, а на самом-то деле -- "стригунки" да и только. Разве я не права, дядь Паш, а? -- Её глаза даже слегка округлились -- так она ждала от меня ответа.
--- Ты только, Оленька пойми меня правильно. Я не большой знаток психологии, а особенно той, что связана с современной молодежью и её поведением, но мне , кажется, что дело не в том о чем ты говоришь; юмор был, есть и будет -- это аксиома, которую все знают, только единого толкования о её понятии нет ни у кого! А поэтому мы шутим по мере своего умственного развития. Другими словами -- смеёмся там, где нам кажется -- смешно. Другому при этом может быть даже становиться грустно. Не знаю, наверное, я не прав... Конечно, есть общепринятые какие-то, если так можно выразиться, нормы морали, которые нами же самими придуманы, я имею в виду человечество или общественную формацию какую-то, пусть даже не большую. Переступать за которые, считается не прилично. Я думаю так же и с юмором, над, чем смеются англичане, нам мало смешно, а американский юмор, с моей точки зрения, -- груб и даже порой хамоват, хоть им он очень нравится. Нам нравиться наш -- но он тоже порой и груб, и хамский может быть, но он наш -- отечественный -- и из него, как из песни,-- слов не выкинешь, а если выкинуть -- звучать будет по-другому -- совсем не смешно! -- Высказался я на Ольгин вопрос.
--- Конечно, дядь Паш, я с вами согласна, -- при этом она опустила очередную очищенную картофелину в глубокую миску, в которой уже было их достаточно много, -- каждый человек понимает юмор по-своему, а выражение: "Человек без юмора"? -- Она посмотрела на меня, хотя смешинка, пристроившаяся в уголках её глаз и на слегка сморщенной переносице говорила о том, что ответ на этот вопрос она знает.
--- Ольга, ведь ты же знаешь ответ на свой вопрос,-- может быть не совсем тактично ответил я.
--- Знаю, но я хочу услышать его от вас, -- и она слегка, совсем, как Ирина когда-то, шутя нахмурила брови.
--- Не знаю, удовлетворю ли я твоё любопытство на этот счет, -- не совсем твердо начал я, -- лично моё мнение таково -- людей без юмора в абсолюте не бывает. Повторюсь, но ... Каждый смеётся или шутит по силе своего интеллектуального развития, я бы даже сказал: По месту нахождения его на иерархорической ступеньке общественной лестницы, думаю, ты прекрасно понимаешь, что министр и рабочий на заводе -- не совсем одинаковые люди и у общества, то есть у нас с тобой, к этим людям разные отношения. Что можно министру -- запрещено рабочему. Почему? Закон для всех одинаков! Да, одинаков! Но читается по-другому. Запятые ставятся после разных слов! -- Ольга хотела что-то возразить, но я замахал на неё руками, она продолжала слушать. -- Так вот, до тех пор пока во всех отношениях перед законом, а, следовательно, перед обществом, не сравняются те люди о которых я говорил, юмор тоже не сравняется. Поэтому поводу я тебе расскажу анекдот, он уже с бородой, но сейчас, в данный момент, он актуален;-- Брежнев, как известно, в первые годы своего Генсекретарства, любил ездить по Советскому Союзу и встречаться с простым людом. Однажды на такой встрече, во время беседы он, уже наслушавшись хвалебных речей в свой адрес и в адрес Политбюро, все-таки спросил у рабочего: " М-м да, а может быть все-таки чего-нибудь вам еще нужно для полного счастья? " Рабочий замялся, но все -- же нашел в себе силы и отвечает: "Леонид Ильич, иной раз наработаешься на наше же благо, зайдешь, по пути домой, в магазин, возьмешь бутылочку водки, так от радости -- за успехи наши, и выпьешь ее с мужиками, с товарищами, значит, по труду и всё, больше ни-ни -- дома жена, дети, мы чтим Кодекс строителя светлого будущего.И все бы хорошо, Леонид Ильич, да вот одна беда -- бутылку очень не удобно открывать! Вы уж подскажите там куда следует, пусть язычки на пробках сделают." Брежнев головой закивал и отвечает: "Непременно, непременно, дорогой товарищ!" И укатил к себе в Кремль. Прошло какое-то время, сидит он за столом, и отвинчивая пробку на бутылке с водкой, и у себя в который раз спрашивает: "Ну, никак я не пойму; -- зачем ИМ эти язычки." -- Теперь тебе понятно, почему юмор у людей разный?
--- Теперь -- понятно смеясь, ответила Ольга.
Мы закончили чистить картошку. Ольга взяла большую сковороду, включила электропечь и поставила её нагреваться, а сама тем временем принялась резать картофель на дольки. Через несколько минут кухня наполнилась ароматом жарившегося картофеля.
Вышла Ирина. Она, видимо не сомневалась в кулинарных способностях дочери, а потому даже не взглянув в её сторону, устраиваясь на диване, обратилась ко мне: -- " И над чем же вы тут так весело смеялись?"
--- Это наша с Ольгой тайна, -- заговорчески проговорил я.
--- Нет, вы посмотрите на них, -- тайна! -- Она, демонстративно, взяла в руки " Огонёк ", стала рассматривать его обложку, всем своим видом показывая, что её ни чуть не интересует, то над чем мы смеялись с Ольгой несколько минут назад.
--- Тайна! Хм -- При этом она отложила журнал, -- Так, что заговорщики, какие планы будут на завтра?
Мы с Ольгой переглянулись.
--- Ни каких! Мы не строили! -- Почти хором не сговариваясь, ответили мы.
--- Вот и плохо! Что ни каких! А завра, между прочим, у меня заслуженный отгул! И совсем не плохо было-бы сходить на речку.
--- Ура! -- Ольга захлопала в ладоши, -- идем на речку! Вы согласны, дядь Паш?
--- Я согласен, только мне бы не мешало переодеться, не идти же в пиджаке и в рубашке с галстуком! Не плохо было бы и рыбку побачить!
--- Хм., -- "Дядь Паш!" -- Ирина немного удивлённо посмотрела сначала на дочь потом на меня, но продолжала, как ни в чём не бывало, --это как водиться! Папа на речку без удочек не ходит! Поэтому за снастями дело не встанет. Другое дело -- наживка! Где её мы возьмем? Давайте будем думать.
--- А, что тут думать! Сейчас заварим перловки, завтра с утра мы с дядь Пашей копнем червей у дедушки в "питомнике" и нам хватит! Хлебушко мы ведь с собой возьмём? Возьмём! А это лучшая прикормка, так говорит дедушка.
--- Он вам, пожалуй, "копнет" по одному месту! Не посмотрит, что уже взрослая, -- ворчливо заметила Ирина.
--- Мама, ты становишься, как бабушка, та ворчит постоянно, теперь еще и ты.
--- Хорошо, хорошо! Копайте, возьму грех на свою душу! -- И обращаясь ко мне, -- Павлик, а тебе не подойдет папино рыбацкое одеяние? Давай примерим.
--- Нет, мои хорошие, у меня есть принцип -- я ни когда не надеваю чужих вещей. (Бывает сапоги рыбацкие, плащ, а уж рубашки-брюки извольте свои) Ирина, ты ведь помнишь, еще со времён студенчества!
--- Помню, Павлик. Значит завтра с утра в магазины?
--- А, что делать? -- Философски спросила Ольга, при этом глубоко и картинно вздохнула, всплеснув руками, -- сегодня мы уже опоздали...
--- Мне кажется, у нас что-то горит, -- не совсем уверенно сказал я, потянув шумно носом.
--- Ой, мамочки! -- Ольга стремглав бросилась к сковороде, -- не хватало сжечь еще раз! Ну и хозяюшка! Нет мне прощения!..Фу-у-у! -- Протяжно выдохнула она, открывая крышку сковороды и принимаясь переворачивать картофель деревянной лопаточкой, -- кажется все обошлось! Не пригорела, только хорошо подрумянилась! Ну и нюх у вас, дядь Паш! Прямо как в фильме, про нюхача.
--- Куда уж мне! До нюхача-то! -- Отшутился я.
Ирина накрывала на стол.
--- У меня через минуту будет готово, -- Это Ольга торопила, таким образом, Ирину, которая по её мнению, слишком медленно делала свою работу.
--- Ольга, мы успеваем! Этот экспресс не уйдет без нас, поверь мне, мы -- заинтересованные лица...
--- Верю, мама. Однако есть-то все равно дюже как хочется.
В тот вечер мы долго сидели за столом, вспоминая то, что было четверть века тому назад. Ольга что-то записывала в свой блокнот, при этом таинственно улыбалась...
... Утро! Очень рано...
Мы с Ириной так и проговорили всю ночь напролет. Ольга свернувшись клубочком, уснула в кресле, крепко прижав к себе свои записи.
--- Что будем будить ребенка или пусть еще поспит немножко? -- Полушепотом спрашиваю я.
--- Не надо меня будить! Я уже не сплю! Я сейчас мигом! -- И "ребенок", быстро встав с кресла, помчалась в ванную, бросив на ходу, -- мама, включи газовую колонку, пусть вода немного подогреется. Душ приму. -- И увидев удивленные глаза матери, добавила, -- я всего две минутки, -- мило улыбнулась, -- с Добрым утром! -- И быстро шмыгнула за дверь.
--- Ох, егоза, -- вздохнула Ирина и подошла к газовой колонке, чтобы зажечь огонь.
--- Ира, тебе трудно с ней?
--- "Трудно", Павлик это не то слово! Мне ОЧЕНЬ трудно с ней! У неё характер какой-то, я её не понимаю порой совсем, а она от этого на меня обижается. Мы часто не находим "общего языка", поэтому ссоримся порой по пустякам. Но, в общем, любим друг друга и скучаем если вдруг кто-то задерживается где-то. Дедушка её с детства баловал, во многом потакая её детским капризам. Поэтому, может быть, она часто не считается с мнениями других сейчас, выражая свой эгоизм в уже совсем не детских капризах.
--- Ирина, не надо так, мне показалось, что вы очень дружны!
--- Дружны, Павлик. Но что-то все-таки не так в наших отношениях, -- Ирина тяжело вздохнула, -- давай готовиться. Выйди, пожалуйста, во двор, там справа от калитки, лежит кучка земли с прошлогодними листьями и навозом, это папина "кладовая" червей, он их там прямо как крот нянчит и подкармливает, что бы не здорово разбегались, литературу всякую читал по дождевым червям, Господи, чем только люди не занимаются на пенсии! Я бы, кажется, только отдыхала. Так вот рядом стоит не большая лопатка, ей копни где-нибудь с боку, собери червячков вот в эту баночку, с ней мы и пойдем на речку, хорошо?
--- Хорошо, Ира! А Максим Степанович не будет на нас ругаться?
--- На тебя -- нет, Павлик! Он про тебя не один раз вспоминал, когда меня за что-нибудь ругал:"Жаль, -- говорит, -- Пашки нет тут! Рассудительный мужик! С ним приятно говорить!" Я ему всегда возражала:"Говорить только и приятно", -- ты уж прости за такие подробности из нашей семейной жизни, чего только не скажешь когда злишься на себя за свои же проколы в прошлые годы. Не обижайся, Павлик, хорошо?
--- Хорошо, Ира!
--- "Хорошо, Ира, хорошо, Ира", как попугай! Ты других слов не знаешь?
--- Знаю! -- Грубо ответил я, -- пойду за червями, а ты поставь, пожалуйста, воду, пусть закипит, крупу заварим.
--- Прости, Павлик, -- и она нежно прижалась ко мне, -- становлюсь, видимо порядочной стервой, а может быть и раньше ею была только не замечала за собой этого. Я немножко грубовато ответил на её ласку: сильно обняв правой рукой, наклонившись, поцеловал чуть ниже мочки уха, уловив запах лесных ландышей.
--- Давно бы так! А то беседуют, как пионеры, даже за руки стесняются взять друг друга! -- Ольга стояла на пороге кухни с полотенцем через плечо и вытирала одним его концом свое лицо, которое светилось, казалось счастьем за мать, за себя и вообще за то, что сегодня просто доброе утро!
--- Оля, тебя кто учил подглядывать и подслушивать чужое? -- Спрашивая это, Ирина покраснела до корней волос.
--- Мама я не подсматривала и тем более не подслушивала, а что я не права?
--- Права, Олюшка! Собирайся, пойдем за червяками в дедушкину "кладовую".
--- Идем, дядь Паш! -- И быстро забежала к себе в комнату, вход в которую был тут же из кухни, через полминуты выбежала уже в спортивных брюках синего цвета, поправляя их на талии, -- идем, дядь Паш, -- повторила она, взяв со стола два бутерброда с колбасой, один из которых подала мне, -- перекусите, дядь Паш, мы же с вами совсем на соловьёв не похожи, которых баснями кормят!
--- Не похожи, -- подтвердил я, с набитым ртом.
--- Идите -- соловушки, уже спелись против меня, -- шутливо-ворчливым тоном сказала Ирина.
Пока мы с Ольгой копались в куче "кладовой", Ирина приготовила завтрак.
После завтрака мы принялись упаковывать то, что решили взять с собой на берег, договорившись выйти не позже 13-14часов. А до этого времени, необходимо было, пройтись по магазинам и купить мне что-нибудь из одежды. Проверить на профпригодность снасти Максима Степановича, которые, я не сомневался, были в рабочем состоянии, но все-таки они зиму простояли в углу чулана и не осмотреть их было бы просто не уважением к себе. Необходимо было зайти в гостиницу, что бы взять бритвенные принадлежности и вообще свои предметы туалета, которые были упакованы у меня в несессере, специально купленным мною для этой поездки. В общем-то, новые вещи я ни в командировки, ни в дорогу старался не брать, потому, что с ними всегда происходили не приятные случаи: они вдруг переставали открываться или закрываться, то вдруг где-то расходился шов доставляя массу неприятностей... и так далее, можно перечислять долго. Еще я хотел взять с собой большую литровую бутылку коньяка, которую купил накануне. И немного отдохнуть, потому что женщины в два голоса были за два часа отдыха перед выходом в поход.
На поиски простого х/бешного костюма, который оказался по цене очень дешевым, у нас с Ольгой ушло почти два часа, если учесть, что магазины открывались в 10 часов плюс дорога, плюс полчаса в кафе на кофе и мороженное -- мы домой вернулись в 12.45 минут, Ирина только, что закончила готовить обед и, увидев нас во дворе, готовилась накрывать на стол.
--- Купили обновку? -- Встретила она нас вопросом!
--- Купили, мама! На дядю Пашу, оказывается, не так-то просто подобрать одежду. Он не подходит под наши отечественные стандарты; то рукава коротки, то в брюки хоть вас двоих вставляй, если рукава и длинна нормальны -- значит в плечах совсем узко, -- намучились -- одним словом. А как же вы в армии одевались, дядь Паша, -- спрашивала Ольга, подавая мне полотенце.
--- В армии, Олюшка было проще: мне выдавали материал, деньги, за которые я шил в ателье себе форму. А рубашки и тельняшки получал на складе, для нашего подразделения специально начальник вещевой службы базы заказы делал, а пусть бы не заказал, как мы, к примеру, сопровождать какого-нибудь высокого чина будем, или того тошнее -- участвовать в каком-нибудь параде? Так что там нас командование защищало и можно сказать баловало даже, как ни как -- разведчики, мы и жили в отдельных квартирах, даже холостяки, конечно и спрашивали с нас не так как с простых офицеров-десантников, бывали случаи, что на задание улетали вчетвером, а возвращались вдвоем. Потому нас и брали туда в основном холостяков. Трудно потом жене объяснять, почему он, а не ты...Мало кто без слов понимал это. А детям? Объясни-ка четырех-пяти-летнему ребенку, почему его папа больше не придет домой, да с маленькими проще всегда, сложнее разговаривать с десятилетним -- он все понимает, только одного не может понять, как так в мирное время его отец погиб? Мать поубивается-поубивается да и смотришь через год уже другого нашла, встретит потом:"Прости, Павел!" А я-то что? -- Жизнь, -- понимаю, а кто ребенку заменит отца, тем более уже в десять лет? Так что было за что и баловали...
--- Дядя Паша, вы когда-нибудь мне про все расскажите? Я книжку напишу! -- Ольга серьезно посмотрела на меня.
--- Расскажу Олюшка! -- Пообещал я.
Воцарилось какое-то не ловкое молчание. И его нужно было во что бы то не стало прервать, иначе это могло перевернуть нашу подготовку к походу к нескончаемым вопросам, охам и ахам. Чего я очень не любил, и чего всегда боялся при беседах, так вот эдакой показушной переживательности, показушной жалости. Они меня всегда раздражали, уходило с ними доверие к человеку, а вместе с ним и желание разговаривать. И я боялся что-нибудь подобное услышать из уст Ирины или Ольги. Но они, видимо, поняли меня и я больше не услышал ни вопросов и не, тем более, вздохов по этому поводу. Молодчины женщины!
--- Так мы продолжаем? -- Тихим голосом спросила у всех у нас Ольга.
Её слова вывели меня, по крайней мере, и Ирину, как мне показалось, из какого-то душевного оцепенения.
--- Конечно же, собираемся, продолжаем! -- Ирина посмотрела на меня; -- правильно ли она себя ведет в данной ситуации?
Я молча кивнул головой:"Правильно!"
--- Мы всего набрали с собой, даже салфетки мама не забыла, а что мы есть будем? -- Ольга при этом выражении уселась в кресло, всем своим видом показывая, что пора бы нам уже и перекусить основательно перед дорогой. Об отдыхе почему-то мы забыли.
--- Все садимся за стол, мойте руки! А насчет провианта ты, дочь не беспокойся! Пока вы искали с Павликом ему одежду и обувь я не только обед приготовила, но и сходила в магазин. Так что голодными не останетесь!
--- Я думаю, мы хоть какую-нибудь рыбку все-таки поймаем, а Оля?
--- Конечно, поймаем! -- подтвердила Ольга, живо заражаясь моим оптимизмом.
--- Это еще как сказать, рыбка плавает по дну...-- Ирина не стала заканчивать поговорку.
--- Ну, мам! Что за настроение! Ты должна уверенно отвечать: -- "Наловим!" -- Правда, дядь Паш?
--- Правда, Олюшка! Наловим! -- И я утвердительно закивал головой.
--- Раз вы так уверены, я с вами не спорю! Ловите-ловите, а цыплят все-таки по осени считают! -- Не сдавалась Ирина! Мы с Ольгой переглянулись и нам, почему-то стало весело всем. Может быть оттого, что Ирина не была уверена в наших возможностях с Ольгой или оттого, что мы пытались её убедить в том, в чем сами уверенными быть не могли, но изо всех сил старались.
Наконец всё было собрано, уложено в две сумки, которые выглядели внушительно, но большой тяжестью не обладали. Поэтому сумку с провиантом и по весу самую тяжелую я решил нести как рюкзак за плечами, примеряли -- получилось очень даже не плохо и удобно. Вторую сумку -- понесут Ирина и Ольга либо по очереди, либо вдвоем, дорога покажет -- как будет удобнее.
Мне еще предстояло нести снасти, наживку, прочее лагерное снаряжение, куда входил котелок, сборно-разборная тренога для подвески котелка над огнем. И как я не пытался убедить женщин в том, что тренога нам совершенно не понадобиться, -- не сумел.
И доводы о том, что в своё время мы ни какими треногами не пользовались на Ирину не произвели нужного влияния -- "Возьмем!" И всё, -- тут! Хоть ты умри! Пришлось подчиниться напору со стороны женщин, тем более их -- двое!
Мы вышли с опозданием на 25 минут, надеясь догнать расстояние быстротой хода, но это оказалось практически не возможным, дамы довольно тяжело стали передвигаться через первую тысячу метров. Я молчал, а что скажешь? Особенно тяжело было Ирине. И видимо дело не совсем в возрасте (и в нем конечно тоже), но и в отсутствии элементарного опыта и подготовки. Они просто опьянели от чистого воздуха, от запаха не асфальта, а леса. Тем не менее, пусть медленно, но мы продвигались к намеченной цели.
Я вспомнил нашу Михайловну, с которой бывали много раз на разных заданиях. Она, чему поражался не только я, поражались мы все, могла выполнять всё наравне с нами -- мужчинами, а порю даже больше -- ведь ей иногда приходилось и с ранеными возиться. Где-то в Прикарпатье они сейчас с мужем. Там остались жить. Саша в Львове учился на врача, а Слава заканчивала медицинское училище, сама она родом из Ивано-Франковска, города знаменитого на весь мир своими минеральными водами.
--- Дядь Паш, -- может быть устроим привал по всем правилам? -- Не смело задала вопрос Ольга.
--- "По всем" -- это по каким? Требую разъяснений! Что вы, лично считаете " Всеми правилами"?
--- Это: во-первых, отдых от сумки и передвижения не менее, чем полчаса (я резко вскинул брови), ну хорошо-хорошо, -- и Ольга замахала на меня руками, -- заявляющая сторона согласна на четверть часа! Во-вторых, я ужасно натерла себе палец на правой ноге. Ни когда не думала, что по неровной дороге ходить так трудно, да еще с сумкой, которая сейчас, кажется, тянет на целую тонну! И наконец, в-третьих, я ужасно хочу пить!
--- Хорошо, мы выполним твои условия! Ты получишь все, что требуешь, но предупреждаю: Если мы будем продвигаться такими "перебежками", то дойдём до нами же означенного пункта, только к вечеру, а хотелось бы успеть поставить шалаш, разжечь костер, и чуть-чуть попробовать половить рыбку. "Заявляющая сторона" имеет возражения? Я их выслушаю с удовольствием!
--- Нет Дядь Паш, я просто немножко устала от непривычки, а так я согласна после привала вновь и вновь идти, только "перебежками", то есть с привалами. И мы молчим, как будь-то поговорить уже совсем не о чем. А в молчании дорога, сами знаете,-- очень длинна.
--- Знаю!
--- Поэтому я хочу вам задать один вопрос, вы разрешите?
--- Я слушаю!
--- Дядь Паш, что вы думаете, вернее, как относитесь к теории Дарвина?
--- К какой Олюшка? И к какому Дарвину -- старшему или младшему?
--- К тому, дядь Паш, чью теорию нам преподавали в школе, а каким он был старшим или младшим я не знаю!
--- Скажу сразу: В школе я не был отличником. Но с теорией Дарвина знаком. Если серьезно, то как-то и в школьные годы в неё верилось с трудом, а уж сейчас, когда почитал умных книжек всяких -- и подавно. Нет, миллионы лет назад, может быть и существовали люди которые были описаны Дарвином, может быть! Даже ведь сейчас находят следы снежного человека, который живет где-то в Гималаях, но его ни кто не видел, и вот это, очень хорошо, что не видели, если увидят; то он как вид перестанет существовать, как перестали жить тысячи и тысячи других животных, птиц, насекомых "благодаря заботе" человечества, вернее той её части, которая себя считает наиболее цивилизованной и организованной и, конечно же, культурной. На самом же деле мы самые не защищенные существа на земле от всевозможных катаклизмов природы. По своей организованности мы находимся только на шестом месте, пропуская вперед таких обитателей земли как муравьи, пчелы, крысы ... Вообрази себя на Земле, которую еще нельзя назвать Землей в том понимании, что мы вкладываем в это слово сейчас.
...Глубокая ночь, но на небе не видно не одной звезды, потому что Земля окружена облаками космической пыли. И пыль эта не похожа на ту, которую мы стираем тряпочкой с мебели или еще с чего-нибудь. ...Близится рассвет. На востоке дымка из пыли окутывается в желтоватые тона. Ночь все еще не отпускает Землю из своих объятий. Ведь Земля в то время вращалась довольно медленно, она еще не успела как следует раскрутиться. И происходить это будет еще десятки миллиардов лет. Если представить себе такое -- очень медленно она набирала скорость своего вращения, с нашей, с человеческой точки зрения, а если посмотреть с колокольни астрономии -- очень быстро. Что наша продолжительность жизни в один век для Земли, с астрономической точки зрения? -- Мгновение! Или, по крайней мере, очень не значительное время. То же что и для нас жизнь мотылька, который живет всего одни сутки, но за это время он успевает из гусеницы стать взрослым и оставить после себя потомство. В какой промежуток времени права теория Дарвина? Согласно утверждениям современных ученых человеческая цивилизация, в различных её формах, просуществовала уже двенадцать ЭР. От так называемой эры Скалигера. Летоисчисление у нас уже давно перевалило за семь тысячелетий! Но мы ведем свое летоисчисление от Рождества Христова и потому у нас только близится второе тысячелетие. Где тут вклинить теорию Дарвина? ... Однако, давай, Олюшка, вернемся на молодую Землю…(продолжение следует...)#ПавелСеребров_ОпусыИрассказы