Письмо Жоржика Либера Владимиру Маяковскому. Париж, 29 ноября 1929 года
Российский государственный архив литературы и искусства
Об интересе юных читателей — школьников и студентов — убедительно свидетельствуют сохранившиеся письма. Ниже мы приводим лишь некоторые «голоса детей».
«Париж. 29 ноября 1929
Милый дядя Маяковский!
Спасибо за книжки, они мне очень понравились!
Жоржик Либер»
***
«Эти все стихотворения сочинила я.
Тов. Маяковский, я сочинять стала 2-ой месяц.
Я из деревни. Живу в Москве 2-ой год у брата. Так как я из деревни, то еще развита плохо.
Вы ведь сами знаете, какой еще темный народ в деревне.
Тов. Маяковский, дайте мне ответ. Я хочу знать, можно мне дальше продолжать писать стихи или нет.
Мой адрес: Москва, ул. Мархлевского, дом № 18, кв. 40. Токарева Шура.
Мне в конце лета минуло 14 лет.
От Токаревой Шуры»
Наша страна
Наша страна
Могущная, сильная.
Наша свободна
Советска страна.
Люди у нас равноправны
друг с другом,
Не так, как у соседних стран.
Все свободные
не чувствуют рабства.
Всяк хозяин сам над собой.
Хороша советска страна.
Она дала равноправие женщине.
Ах, как хороша
Советская власть.
Конец
***
«Раньше я всегда говорил, что Маяковский пишет непонятно, и даже ругал его за это. Когда открылась выставка его двадцатилетней литературной деятельности — я пошел посмотреть эту выставку.
Там я увидел на стенах плакаты-афиши о том, где выступал, и на какую тему; журналы и газеты; в которых напечатаны его вещи. Видел отдельные рукописи его последней пьесы „Баня“ (эту „Баню“ я видел в Театре им. Мейерхольда и плохо понял, но когда я прочитал о ней критические статьи, то мне все стало ясно). Были на выставке его работы в годы Гражданской войны — „окна РОСТА“, плакаты…
Объяснения своим экспонатам давал сам Маяковский. Он был очень высокий, говорил громко и отчетливо. Объяснял он очень просто и понятно, а вот читать его стихи трудно, но…
Здесь очень большое „но“, и вот в чем оно состоит: если внимательно, по пунктам разбирать его произведения, то они станут понятными и уже так запомнятся, что никогда не забудешь. И теперь, когда я уже понимаю Маяковского, — я его не ругаю, а люблю.
Москва. Деткор [журнала „Пионер“] Янет 1930 г.»
***
«В одном доме с Владимиром Владимировичем я прожил шесть лет. <…>
Помню, мы очень любили ходить на выступления дяди Володи. Однажды я договорился с ним о том, что он даст пропуск на троих, а собралось нас у подъезда Политехнического музея шестеро.
— Ого, сколько вас! — воскликнул Маяковский, смеясь. — Ну ладно, пойдемте штурмовать контролера.
— Тут у вас пропуск всего на троих, — заметила билетерша, рассматривая поданную бумажку.
— Так-то на троих взрослых, а эти ведь меньше вдвое, вот и получается шесть, — ответил Маяковский без тени улыбки.
Пока дядя Володя задержался в дверях, мы быстро проскользнули в зал. Я не помню, какие стихи читал Маяковский, но всех нас приводили в восторг его ответы на вопросы. Каждое удачно сказанное им слово, каждая острота наполняла наши ребячьи сердца огромной гордостью: „Вот, мол, знай наших!“
Возвращаясь домой шумной ватагой, мы наперебой делились впечатлениями вечера, а у ворот, дождавшись Маяковского, устроили ему бурную встречу.
Ю. Синельщиков. 1960 г.»
***
«Я сел на пол около окна и грустно смотрел на бегущие, оловянного света облака, скользящие по клочку неба, видного в пролете глубокого двора.
— Ну, вставай, Никиша, и расскажи мне о твоей жизни, одной думой дела не делаются!.. — загремел надо мной бархатный бас.
Надо мной склонилось лицо человека с коротко остриженными „ежом“ волосами, с черными улыбающимися глазами; большая рука мужчины помогла мне встать с пола. Это был Маяковский; меня, малыша, своей ладонью прижал он к твердой ляжке (он, наверно, имел эту привычку отцовства). <…>
Маяковский не только умел прекрасно говорить, но и умел слушать; я, положив голову на его плечо, пахнущее духами и табаком, тихо рассказывал „дяде“ все, что накопилось в моей детской душе. <…>
В этот день мы сфотографировались с Маяковским на крыше нашего дома в знак дружбы.
Н. Д. Бурлюк. Нью-Йорк, 1938 г.»
***
«Когда я был маленький, я читал „Кем быть?“ и пел песню „Возьмем винтовки новые“. Я еще не мог знать тогда, кто такой Маяковский, но „Кем быть?“ знал наизусть. Сейчас я не знаю наизусть „Кем быть?“, но зато знаю Маяковского. Нравятся его сатирические стихи. Я их читаю дома, читаю товарищам. Все смеются. А когда бываю один, читаю поэмы — „Облако в штанах“, „Владимир Ильич Ленин“, „Летающий пролетарий“.
А иногда просто листаю томик и читаю, что понравится. А нравится почти всё.
К. Зеленов, ученик 9-го класса 413-й школы г. Москвы 1940 г.»
Под запретом
После трагической гибели Маяковского первые издания его детских книг подверглись гонениям со стороны советских цензоров и официальных критиков. Московский облполитпросвет и Центральная детская библиотека подготовили инструкцию о просмотре и изъятии книг для детских библиотек и разослали ее. В список «вредных» авторов попал и Маяковский со следующими своими изданиями: «Что такое хорошо и что такое плохо?», «Эта книжечка моя про моря и про маяк», «Прочти и катай в Париж и Китай», «Что ни страница — то слон, то львица», «Сказка о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий», «История Власа, лентяя и лоботряса» и «Гуляем». Не подверглись преследованиям лишь «Кем быть?» и «Конь-огонь»
Нет комментариев