22 августа родился Рэй Брэдбери.

"На необитаемый остров я бы взяла «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбери. Мгновенная вспышка счастья, которую ощущаешь при встрече с этим текстом, не теряет яркости много лет, думаю, что и необитаемый остров не лишит его силы".
(с) Вера Полозкова
Рэ́ймонд Ду́глас (Рэй) Брэ́дбери (англ. Raymond Douglas (Ray) Bradbury; 22 августа 1920 года, Уокиган, США — 5 июня 2012 года, Лос-Анджелес) — американский писатель, известный по антиутопии «451 градус по Фаренгейту», циклу рассказов «Марсианские хроники» и частично автобиографическому роману «Вино из одуванчиков».
За свою жизнь Брэдбери создал более восьмисот разных литературных произведений, в том числе несколько романов и повестей, сотни рассказов, десятки пьес, ряд статей, заметок и стихотворений. Его истории легли в основу нескольких экранизаций, театральных постановок и музыкальных сочинений.
Брэдбери традиционно считается классиком научной фантастики, хотя значительная часть его творчества тяготеет к жанру фэнтези, притчи или сказки.
Как Рэй Брэдбери почти полвека просидел в советских книжных шкафах
Статья к 100-летию автора «Марсианских хроник» и «451 по Фаренгейту»
На свете жили два Рэя Брэдбери. Один в Америке выяснял отношения с расовыми меньшинствами, сочинял учебник по писательскому мастерству и приходил в себя после инсульта. Второй в СССР был другом всех подростков, хоть сколько-то любивших литературу, издавался миллионными тиражами и завораживал романтикой космоса несколько поколений советских и постсоветских людей. По случаю столетия знаменитого фантаста Александр Амзин вспоминает, за что Брэдбери так любили у нас в стране.
22 августа 2020 года исполнилось 100 лет со дня рождения Рэя Брэдбери. Он один из близких литературных друзей всякой советской семьи. Сюжеты его досконально вызнавались и расходились еще до прочтения, а влияние распространялось далеко за пределы бумажных страниц.
...Есть схема, по которой строится рассказ о жизни Рэя Брэдбери. Трудное и бедное детство, продолжение марсианской эпопеи Берроуза (фанфик, как сказали бы сейчас). Увлечение фантастикой и воспитание в библиотеках вместо колледжа, первые заработки. «Марсианские хроники», полученные объединением рассказов; «451 по Фаренгейту», выросшие из «Пожарного»; шесть сотен рассказов (удивительные 451, занесенные в крупнейшую русскую БД, посвященную писателю). Наконец, Брэдбери в девяностые и после инсульта, его странная для американской оптики XXI века борьба с политкорректностью. Над этим всем — фотография уже пожилого Брэдбери, то есть не того 30-летнего писателя, который написал «Хроники».
Это делает проторенный биографический путь не очень интересным. И хотя там до сих пор есть удивительное, часто удивление проистекает от запоздалого расширения собственного кругозора:
— вот Брэдбери десятилетиями (!) говорит, что он вовсе не писатель-фантаст, а «451 по Фаренгейту» на деле основана на реальности, и эта реальность приближается все стремительнее, а то и обгоняет предсказанное;
— мы читаем о его драматургических опытах и учебнике по писательскому мастерству, об ожидаемо высоких тиражах, о телесериале. Это последнее, возможно, ударит из прошлого чем-то забытым, потому что сериал этот когда-то давно показывали по российскому телевидению;
— мы видим цитаты из интервью 1994 года, которые выглядят невероятными в 2020-м. В них он прямо говорит о запрете на высказывания в сторону этнических и сексуальных меньшинств как о попытках навязать цензуру похлеще той, что он предрекал в антиутопии.
Мы, конечно, узнаем и кое-что по-настоящему ироничное. Например, как в 2011 году цифровой консерватор Брэдбери разрешил издательству выпустить электронную версию «451 по Фаренгейту» с условием, что эта книга будет доступна в цифровом виде посетителям библиотек. Так роман о цензуре и сожжении книг стал единственным в каталоге издательства, выпускающего по две тысячи наименований в год, который можно в цифровом виде попросить в библиотеке без всяких условий.
К русскоязычному Брэдбери в наших квартирах это знание нас не приближает. Мы любим «Марсианские хроники» не за вину перед индейцами в «Дорожных товарах» и не за расовый конфликт в «...Высоко в небеса».
Мы любим его за ощутимую и вспоминаемую нами вещность и за напоминание о незыблемом месте в этой вещности.
Поэт Дмитрий Исакжанов, когда в начале нулевых писал свое двойное подражание Бродскому, прекрасно расставил переменные, из которых можно собрать любую типовую биографию читающего советского романтика:
Т. В. Воротникова. Все дела:
Двухтомное собрание Стругацких,
Военный быт (скакнула из гражданских
За офицерика), в загранке родила...
Конечно, место Стругацких в такой типовой библиотеке довольно условно. Если бы удалось достать, рядом с ними бы поселились тома «Библиотеки советской фантастики» — в том числе третий, «Рэй Брэдбери»; или Шекли; или один из множества сборников рассказов с непременно присутствовавшей и часто пролистываемой частью от стран соцлагеря.
Брэдбери был очевидным выбором для тома научной фантастики, особенно для подростков и тех, кого сейчас называют young adult. Любовь советского читателя к Брэдбери — массовая, односторонняя и бескорыстная в коммунистическом смысле этого слова. Как шутливо сформулировал в интервью «АиФ» сам писатель: «В СССР издавали „Марсианские хроники”, но мне не дали ни рубля. А я очень люблю рубли!»
Что-то из Брэдбери обязательно было у вас или ваших друзей. Будь то коричневый том «Вино из одуванчиков», «Р — значит ракета» с любопытным мальчиком на обложке, более строгая «Время, вот твой полет» издательства «Детская литература» или же «Передай добро по кругу» из «Библиотеки юношества».
В более экзотических случаях был удивительный букинистический феномен — «Память человечества» в мягкой обложке, вышедшая в начале восьмидесятых. Собственно, на обложке был запечатлен имперский шагоход AT-AT из пятого сезона «Звездных войн», которого Джордж Лукас оснастил четырьмя ногами, а советский художник — четырьмя руками. Иронию многие читатели смогли оценить гораздо позже, когда у них появились видеомагнитофоны.
Но, конечно, у большинства на месте, зарезервированном под научную фантастику, стоял пухлый том «О скитаньях вечных и о Земле». Он пробросил из 1986–1987 года через домашние библиотеки целый канат связей и ассоциаций советского и постсоветского читателя до теперь уже, в 2020-м, столетнего Брэдбери.
Вышедшие умопомрачительным тиражом в 2,5 млн экземпляров шестьсот с лишним страниц упакованы в красные, зеленые, коричневые обложки и знакомы наизусть. Это слава не книжного, а во многом телевизионного или музыкального масштаба.
И даже славой это назвать сложно. Отношение к Брэдбери — романтическое, детское и очень свое, жизненное, абсолютно внелитературное, как свитер Хемингуэя. И это чувство охватывает очень многих.
Например, в 2012 году профессор английского факультета университета Конкордия Михаил Иоссель вспоминал для The New Yorker, как обстояло дело с чтением Брэдбери в СССР.
Центральную часть его воспоминаний заняла не литература, а Брэдбери как человек, которого ленинградские школьники считали своим. Все остальное было следствием этого присутствия в виде воображаемого друга. Иоссель, в частности, рассказывает, как клуб малолетних любителей фантастики решил создать собственное вино из одуванчиков. На пути одуванчикового самогоноварения их ждало множество опасностей (включая ужас покупки презерватива в аптеке), но бокалы были подняты, а жидкость в них — выпита.
Фантаст Евгений Лукин, рассказывая о своем знакомстве с Брэдбери, тоже говорит не столько о литературе, сколько о связи «Марсианских хроник» с его личным и тотальным советским устремлением в космос. И, конечно, о собственной юности.
Эта вторая, параллельная внелитературная жизнь у Брэдбери в России идет чуть ли не активнее, чем основная.
Тщательно выстроенная Брэдбери моральная система, базирующаяся на важности публичных библиотек, возвращении в доиндустриальное или доинформационное детство, запахе и привлекательности бумажных книг, завоевании космоса, теряет актуальность.
Даже угроза бессмысленного потребления, страшные айфоны, на ходу превращающие людей в жертв телестен «Вельда», сейчас, с возрождением онлайн-образования, трехмерного моделирования и проектного обучения, кажется гораздо менее обоснованной. Наконец, мода на космос возвращается, и для нее потребовался харизматичный бизнесмен, новый Эдисон, а не призыв бросить развлечения.
Что-то интересовавшее Брэдбери как американского писателя — скажем, те же расовые конфликты — через полвека вышло на новый уровень. Но, конечно, его аргументы теперь совсем не попадают в общий ритм.
В отличие от обрыва всех этих культурных связей внелитературный мост имени Брэдбери, знакомый каждому русскоязычному читателю, продолжает строиться и сегодня.
В девяностые его строили российские школьники. Им тогда поставили в программу написанный в памятный 1963 год постапокалиптический рассказ «Каникулы». В шестом классе этот рассказ заставляет детей задуматься о безумном одиночестве и массовой смерти гораздо раньше, чем это того стоит. Нынешние школьники получают аналогичные впечатления, играя на PlayStation в The Last of Us.
В нулевые и десятые мы вспоминали о Брэдбери каждый раз, когда голос Летова выводил «Долгую счастливую жизнь» с «марсианскими хрониками»; потом уже от наследия Летова нам досталась короткометражка «Марсианские хроники нас-нас-нас» с Паулиной Андреевой, отсылающая именно к точкам, в которых у Брэдбери высматривается то, что американский читатель (да и сам автор) высмотреть не мог.
Не очень понятно, где отыщутся точки соприкосновения с Брэдбери в двадцатых годах XXI века. Но если и в самом деле в 2025 году на Марс высадятся первые люди, нам точно будет что читать.
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Цитирование коллег
Названия многих произведений Брэдбери – это дань уважения великим писателям и поэтам. «Что-то страшное грядет» – строка из «Макбета» Шекспира. «Диковинное диво» – из неоконченной поэмы Колриджа; строка Йейтса «Золотые яблоки солнца, серебряные яблоки Луны». «Электрическое тело пою» – отсылка к Уитмену (о теле электрическом я пою; Легионы любимых меня обнимают, и я обнимаю их); «И по прежнему лучами серебрит простор луна...» – это Байрон (…не бродить уж нам ночами, хоть душа любви полна). Второе название рассказа «Уснувший в Армагеддоне» – «И видеть сны, быть может» – это слова Гамлета. «Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря!» – этими словами начинается «Реквием» Роберта Луиса Стивенсона. Рассказ «Машины счастья» озаглавлен строкой Уильяма Блейка. В его рассказах оживают Томас Вулф («О скитаниях вечных и о Земле»), Чарльз Диккенс («Самое прекрасное время»), Хемингуэй («Машина Килиманджаро»), Стендаль («Эшер-2»), Бернард Шоу («Марк-5»). Его герои постоянно цитируют любимых авторов. Как говорил Гренджер из «451 по Фаренгейту»: «…когда они спросят нас, что мы делаем, мы ответим: мы вспоминаем. Да, мы память человечества, и поэтому мы в конце концов непременно победим». Благодаря рассказу «Будет ласковый дождь» многие читатели открыли для себя американскую поэтессу Сару Тисдейл. Стихотворение заканчивалось строфой:
И ни птица, ни ива слезы не прольёт,
Если сгинет с Земли человеческий род
И весна… и Весна встретит новый рассвет
Не заметив, что нас уже нет.
Лучшие цитаты из его произведений.
Когда человеку 17, он знает все. Если ему 27 и он по-прежнему знает все — значит, ему все еще 17.
Первое, что узнаешь в жизни, — это то, что ты дурак. Последнее, что узнаешь, — это что ты все тот же дурак.
Доброта и ум — свойства старости. В 20 лет женщине куда интереснее быть бессердечной и легкомысленной.
Чтобы выжить, надо перестать допытываться, в чем смысл жизни. Жизнь сама по себе и есть ответ.
В войне вообще не выигрывают. Все только и делают, что проигрывают, и кто проигрывает последним, просит мира.
У зла есть только одна сила — та, которой наделяем его мы сами.
Когда жизнь хороша, спорить о ней незачем.
Любовь — это когда кто-то может вернуть человеку самого себя.
Шире открой глаза, живи так жадно, как будто через десять секунд умрешь. Старайся увидеть мир. Он прекраснее любой мечты, созданной на фабрике и оплаченной деньгами. Не проси гарантий, не ищи покоя — такого зверя нет на свете.
Когда живешь все время рядом с людьми, они не меняются ни на йоту. Вы изумляетесь происшедшим в них переменам, только если расстаетесь надолго, на годы.
Искать кроликов в шляпах — гиблое дело, все равно как искать хоть каплю здравого смысла в голове у некоторых людей.
Улыбайся, не доставляй беде удовольствия.
Человеческая память похожа на чувствительную фотопленку, и мы всю жизнь только и делаем, что стараемся стереть запечатлевшееся на ней.
Да, свободного времени у нас достаточно. Но есть ли у нас время подумать?
У нас одна обязанность — быть счастливыми.
Кто перестал удивляться, тот перестал любить, а перестал любить — считай, у тебя и жизни нет, а у кого жизни нет — тот, считай, сошел в могилу.
И, если жить полной жизнью — значит умереть скорее, пусть так: предпочитаю умереть быстро, но сперва вкусить еще от жизни.
Неважно, что именно ты делаешь; важно, чтобы все, к чему ты прикасаешься, меняло форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нем оставалась частица тебя самого. В этом разница между человеком, просто стригущим траву на лужайке, и настоящим садовником.
Сами создавайте то, что может спасти мир, — и если утонете по дороге, так хоть будете знать, что плыли к берегу.
Книги только одно из вместилищ, где мы храним то, что боимся забыть.
Главный секрет творчества в том, чтобы относиться к своим идеям как к кошкам — просто заставьте их следовать за вами.
Любовь — это когда хочешь переживать с кем-то все четыре времени года. Когда хочешь бежать с кем-то от весенней грозы под усыпанную цветами сирень, а летом собирать ягоды и купаться в реке. Осенью вместе варить варенье и заклеивать окна от холода. Зимой — помогать пережить насморк и долгие вечера...
Я испытывал простое и самое большое на свете счастье — я был жив.
#Дата