Рассказ Михаила Пришвина Кладовая солнца.

I
В одном селе, возле Блудова болота, в районе города
Переславля-Залесского, осиротели двое детей. Их мать умерла от болезни, отец
погиб на Отечественной войне.
Мы жили в этом селе всего только через один дом от детей. И конечно, мы
тоже вместе с другими соседями старались помочь им, чем только могли. Они
были очень милые. Настя была как Золотая Курочка на высоких ножках. Волосы у
нее, ни темные, ни светлые, отливали золотом, веснушки по всему лицу были
крупные, как золотые монетки, и частые, и тесно им было, и лезли они во все
стороны. Только носик один был чистенький и глядел вверх.
Митраша был моложе сестры на два года. Ему было всего только десять лет
с хвостиком. Он был коротенький, но очень плотный, лобастый, затылок
широкий. Это был мальчик упрямый и сильный.
«Мужичок в мешочке», — улыбаясь, называли его между собой учителя в
школе.
«Мужичок в мешочке», как и Настя, был весь в золотых веснушках, а носик
его, чистенький тоже, как у сестры, глядел вверх.
После родителей все их крестьянское хозяйство досталось детям: изба
пятистенная, корова Зорька, телушка Дочка, коза Дереза, безыменные овцы,
куры, золотой петух Петя и поросенок Хрен.
Вместе с этим богатством досталась, однако, детишкам бедным и большая
забота о всех живых существах. Но с такой ли бедой справлялись наши дети в
тяжкие годы Отечественной войны! Вначале, как мы уже говорили, к детям
приходили помогать их дальние родственники и все мы, соседи. Но очень что-то
скоро умненькие и дружные ребята сами всему научились и стали жить хорошо.
И какие это были умные детишки! Если только возможно было, они
присоединялись к общественной работе. Их носики можно было видеть на
колхозных полях, на лугах, на скотном дворе, на собраниях, в противотанковых
рвах: носики такие задорные.
В этом селе мы, хотя и приезжие люди, знали хорошо жизнь каждого дома.
И теперь можем сказать: не было ни одного дома, где бы жили и работали так
дружно, как жили наши любимцы.
Точно так же, как и покойная мать, Настя вставала далеко до солнца, в
предрассветный час, по трубе пастуха. С хворостиной в руке выгоняла она свое
любимое стадо и катилась обратно в избу. Не ложась уже больше спать, она
растопляла печь, чистила картошку, заправляла обед и так хлопотала по
хозяйству до ночи.
Митраша выучился у отца делать деревянную посуду: бочонки, шайки,
лохани. У него есть фуганок, ладило* длиной больше чем в два его роста. И
этим ладилом он подгоняет дощечки одну к одной, складывает и обдерживает
железными или деревянными обручами.
______________
* Ладило — бондарный инструмент.
При корове двум детям не было такой уж нужды, чтобы продавать на рынке
деревянную посуду, но добрые люди просят, кому — шайку на умывальник, кому
нужен под капели бочонок, кому — кадушечку солить огурцы или грибы или даже
простую посудинку с зубчиками — домашний цветок посадить.
Сделает, и потом ему тоже отплатят добром. Но, кроме бондарства, на нем
лежит и все мужское хозяйство и общественное дело. Он бывает на всех
собраниях, старается понять общественные заботы и, наверно, что-то смекает.
Очень хорошо, что Настя постарше брата на два года, а то бы он
непременно зазнался и в дружбе у них не было бы, как теперь, прекрасного
равенства. Бывает, и теперь Митраша вспомнит, как отец наставлял его мать, и
вздумает, подражая отцу, тоже учить свою сестру Настю. Но сестренка мало
слушается, стоит и улыбается… Тогда «Мужичок в мешочке» начинает злиться и
хорохориться и всегда говорит, задрав нос:
— Вот еще!
— Да чего ты хорохоришься? — возражает сестра.
— Вот еще! — сердится брат. — Ты, Настя, сама хорохоришься.
— Нет, это ты!
— Вот еще!
Так, помучив строптивого брата, Настя оглаживает его по затылку. И как
только маленькая ручка сестры коснется широкого затылка брата, отцовский
задор покидает хозяина.
— Давай-ка вместе полоть, — скажет сестра.
И брат тоже начинает полоть огурцы, или свеклу мотыжить, или картошку
полоть.
II
Кислая и очень полезная для здоровья ягода клюква растет в болотах
летом, а собирают ее поздней осенью. Но не все знают, что самая-самая
хорошая клюква, сладкая, как у нас говорят, бывает, когда она перележит зиму
под снегом.
Этой весной снег в густых ельниках еще держался и в конце апреля, но в
болотах всегда бывает много теплее: там в это время снега уже не было вовсе.
Узнав об этом от людей, Митраша и Настя стали собираться за клюквой. Еще до
свету Настя задала корм всем своим животным. Митраша взял отцовское
двуствольное ружье «тулку», манки на рябчиков и не забыл тоже и компас.
Никогда, бывало, отец его, направляясь в лес, не забудет этого компаса. Не
раз Митраша спрашивал отца:
— Всю жизнь ты ходишь по лесу, и тебе лес известен весь, как ладонь.
Зачем же тебе еще нужна эта стрелка?
— Видишь, Дмитрий Павлович, — отвечал отец, — в лесу эта стрелка тебе
добрей матери: бывает, небо закроется тучами и по солнцу в лесу ты
определиться не можешь, пойдешь наугад — ошибешься, заблудишься,
заголодаешь. Вот тогда взгляни только на стрелку — и она укажет тебе, где
твой дом. Пойдешь прямо по стрелке домой, и тебя там покормят. Стрелка эта
тебе верней друга: бывает, друг твой изменит тебе, а стрелка неизменно
всегда, как ее ни верти, все на север глядит.
Осмотрев чудесную вещь, Митраша запер компас, чтобы стрелка в пути зря
не дрожала. Он хорошо, по-отцовски, обернул вокруг ног портянки, вправил в
сапоги, картузик надел такой старый, что козырек его разделился надвое:
верхняя корочка задралась выше солнца, а нижняя спускалась почти до самого
носика. Оделся же Митраша в отцовскую старую куртку, вернее же, в воротник,
соединяющий полосы когда-то хорошей домотканой материи. На животике своем
мальчик связал эти полосы кушаком, и отцовская куртка села на нем, как
пальто, до самой земли. Еще сын охотника заткнул за пояс топор, сумку с
компасом повесил на правое плечо, двуствольную «тулку» — на левое и так
сделался ужасно страшным для всех птиц и зверей.
Настя, начиная собираться, повесила себе через плечо на полотенце
большую корзину.
— Зачем тебе полотенце? — спросил Митраша.
— А как же? — ответила Настя. — Ты разве не помнишь, как мама за
грибами ходила?
— За грибами! Много ты понимаешь: грибов бывает много, так плечо режет.
— А клюквы, может быть, у нас еще больше будет.
И только хотел сказать Митраша свое «вот еще!», вспомнилось ему, как
отец о клюкве сказал, еще когда собирали его на войну.
— Ты это помнишь, — сказал Митраша сестре, — как отец нам говорил о
клюкве, что есть палестинка* в лесу.
______________
* Палестинкой называют в народе какое-нибудь отменно приятное местечко
в лесу.
— Помню, — ответила Настя, — о клюкве говорил, что знает местечко и
клюква там осыпучая, но что он о какой-то палестинке говорил, я не знаю. Еще
помню, говорил про страшное место Слепую елань*.
______________
* Елань — топкое место в болоте, все равно что прорубь на льду.
— Вот там, возле елани, и есть палестинка, — сказал Митраша. — Отец
говорил: идите на Высокую гриву и после того держите на север и, когда
перевалите через Звонкую борину, держите все прямо на север и увидите — там
придет вам палестинка, вся красная, как кровь, от одной только клюквы. На
этой палестинке еще никто не бывал!
Митраша говорил это уже в дверях. Настя во время рассказа вспомнила: у
нее от вчерашнего дня остался целый, нетронутый чугунок вареной картошки.
Забыв о палестинке, она тихонечко шмыгнула к загнетке и опрокинула в корзину
весь чугунок.
«Может быть, еще и заблудимся, — подумала она. — Хлеба у нас взято
довольно, есть бутылка молока, и картошка, может быть, тоже пригодится».
А брат в это время, думая, что сестра все стоит за его спиной,
рассказывал ей о чудесной палестинке и что, правда, на пути к ней Слепая
елань, где много погибло и людей, и коров, и коней.
— Ну, так что это за палестинка? — спросила Настя.
— Так ты ничего не слыхала?! — схватился он.
И терпеливо повторил ей уже на ходу все, что слышал от отца о не
известной никому палестинке, где растет сладкая клюква.
#читаемВместе #читаемВместеСДетьми #МихаилПришвин #КладоваяСолнца