Вернувшись из Лейпцига, Бекеш Абдылдаев, режиссер «Почты», рассказывал: — После просмотра ко мне подходили коллеги из разных стран и спрашивали о нашем герое, о его судьбе. О Киргизии тоже спрашивали. Герхард Шоймап из ГДР, By-Сон из Южного Вьетнама, Василев из Болгарии, Лепит Харри из Финляндии, Наткане Найонель из Южной Африки... И еще меня спрашивали: — в Киргизии всегда такой суровый климат? (Мы снимали фильм зимой, в январе, а мы знаем, что такое зима на Сусамыре, на Туя- Ашу...) — Нет,— отвечал я,— дорогие друзья, Киргизия — прекрасная, залитая солнцем, и когда-нибудь я постараюсь показать вам ее другой, в разные времена года и непременно в цвете... Тысячи километров отделяют Лейпциг от Киргизии, от Сусамырской долины, где жил и работал Касымалы То- колдошев, почтальон. Работал он в Калининском районном узле связи, а жил в поселке «8 Марта». «Участок» почтальона Токолдошева — большая Сусамырская долина, самые труднодоступные ее урочища и участки: Кара- кол, Чон-Балыкты, Чаар-Таш. Табунщики, пастухи, чабаны колхозов Сокулукского, Московского, Калининского, Кеминского районов — его хорошие и верные друзья. Тридцать лет возил им почту, пепсии, переводы почтальон Токолдошев. В семье Токолдошевых — 10 детей, жепа Касымалы-ака — Зуура — Мать-героиня...

Кадр из фильма "Почта" (реж. Бекеш Абдылдаев) О почтальоне Токолдошеве мы узнали из очерка в газете «Советская Киргизия». Вскоре кинооператор снял о нем сюжет для киножурнала «Советская Киргизия». Из киножурнала «Новости дня» о киргизском почтальоне узнала вся страна, а осенью семьдесят второго — жители, многочисленные гости Лейпцига, кинематографисты из 45 стран мира — все, кто смотрел в «Капитоле» «Почту» Бекеша Абдылдаева и Валерия Виленского. ...Во всю глубину широкого экрана стучат телетайпы, работают автоматы междугородной телефонной связи. Бес-конечной лентой движутся строчки телеграмм. Мчатся поезда. Летят самолеты. Везут почту. Пролог фильма ритмичен, нагляден. Своеобразная «визитка» наших дней — «времени пик»... В век огромных скоростей неприметны, на первый взгляд, стали те, кто будничной, негромкой своей работой всегда был и будет вместе с людьми. Но вот — пронеслись поезда, скрылись из виду самолеты,— и немолодой, состарившийся на своей «негромкой» работе человек старательно выписывает на пачках газет одному ему известные значки, раскладывает только что полученные письма. Надежды, тревоги, радости и беды, труд многих незнакомых людей зависят теперь от него, сельского почтальона Касымалы Токолдошева.

В век огромных скоростей неприметны те, кто негромкой своей работой всегда вместе с людьми? «Почта» — проникнутое поэзией доказательство: человек поможет в трудную минуту, и счастливые минуты может понять только человек. И никакая супертехника не заменит тепла рук старого Касымалы, его улыбку, его песню. И тогда светло и тепло становится на отдаленном зимовье. Человеку нужен человек — и по обледенелой тропе в горах движется всадник с тяжелыми курджунами... Уверенно и скромно держит себя перед камерой Касымалы. Несуетлива, внимательна к деталям сельского быта, к сурово¬торжественной графике облитых льдом горных троп, к фантастическим зарослям сосулек вдоль реки — кустам тальника, укрывшимся от тридцатиградусного мороза под надежный панцирь льда, к гладко-темным, быстрым скакунам камера Валерия Виленского. В своеобразной изобразительной тональности фильма, в сдержанности монтажа, в подчеркнутой скупости музыкального решения — ритмично-плавного мужского вокализа, в композиционной завершенности поэтического рассказа о сельском почтальоне Токолдошеве — секрет обаяния ««Почты». ...Однажды Крис Маркер, талантливый документалист, с горечью признал, что документальному кино в век широкого распространения массовой информации становится все труднее выполнять свои функции. Только сенсационные документальные ленты, говорил он, смогут существовать на экране... ...Сурова красота зимних далей, заснеженных просторов Сусамыра. Только не всегда заберется на эти тропы машина. И, оставив у напала очередной горной «петли» шофера Афанасии Кузьменко, не первый год работающего с ним на Сусамыре, и отказывающиеся служить в морозном высокогорье «лошадиные силы» последней марки, Касымалы седлает свой испытанный транспорт — в одну данную силу, прощается с Афанасием и трогается в путь. Любимая журналистами фраза «дорога к людям» приобретает буквальный смысл. Сенсация? Будни сельского почтальона Касымалы Токолдошева. В далекие тридцатые, сороковые первопроходец документального кино Дзига Вертов мечтал о новаторских лентах — очерках, кинопортретах своих современников. «Мне хотелось бы сделать серию небольших фильмов о живых людях нашего времени...» Сейчас мы знаем, как непросто было Вертову на этом пути образного постижения мира — многое было тогда внове... «...Тогда ему объясняли, что фильмы о конкретных людях — это вообще прерогатива игрового кино. Так говорилось не для того, чтобы отмахнуться от Вертова, отвязаться от его притязаний. Говорившие совершенно искренне считали, что говорят правильно»... Развитие советской кинопублицистики пережило раз-личные периоды. Но диалектика жизни, ломая догматические установки, восстановила уважение к документу, доверие к факту, жизненной детали, подробности. Изменения в общественной жизни страны меняли и документальный кинематограф. «От общих планов документальный кинематограф шел к подробностям, к деталям. От иллюстративного, организованного в соответствии с определенной идеей кадра — к кадру, запечатлевшему жизнь в полноте ее проявлений. От событий и рекордов — к людям, делающим эти рекорды, а затем и просто к людям — людям реальным, а не являющимся плодом мифотворчества. От нейтрального, описательного изображения действительности — к личному взгляду на мир, к лирическому, авторскому кинематографу. Наконец, от бесхистростно запечатленного факта — к его философии». Знаменательное своеобразие возрождения советской кинопублицистики в начале 60-х годов заключалось в том, что процесс этот наблюдался одновременно на разных студиях страны — в Прибалтике и в Москве, в Ленинграде и Молдавии, делает рывок киргизское документальное кино. Работы И. Герштейна, Б. Галантера, И. Моргачева, А. Видугириса, Б. Шамшиева явились открытием для кинематографической общественности .   Принципы организации хроникального материала и формы образного освоения действительности в киргизском документальном кино последних десятилетий интересны разнообразными поисками гармонических путей их слияния. «Добывая» из объективной реальности фактический, документальный материал с помощью «скрытой» и «привычной» камеры, снимая жизнь «врасплох» и длительным наблюдением, «восстанавливая» ушедшие события, а, подчас, если того требует решение творческой задачи — прибегая и к прямой инсценировке (снимаемой, впрочем, все-таки средствами документального кино), используя синхронную и асинхронную запись звука, документалисты организуют жизненные факты во всем многообразии их проявлений. В жанрах кинорассказа: «Чабан» (режиссер Б. Шамшиев), «Мыс гнедого скакуна» (режиссер И. Герштейн), «Мосты Дюйшена» (режиссер Г. Дегальцев), «Почта» и «Дочь земли» (режиссер Б. Абдылдаев), «Простор» (режиссер Н. Бор- биев); кинопоэмы: «Манасчи» (режиссер Б. Шамптиев), «Акын» (режиссер М. Убукеев), «Бешик» — «Колыбель» (режиссер К. Кыдыралиев); репортажа- «Клятва Гиппократа» (И. Горелик), «Репортаж не окончен» (М. Шерман и К. Орозалиев), «Обращенные к солнцу» (А. Видугирис и И. Моргачев), с которых, собственно, и начиналась киргизская кинопублицистика. ...Сквозь неплотно задернутые шторы на больших, во всю стену, окнах в уютный конференц-зал заглядывает зимняя темнота морозного московского вечера. На центральной стене барельеф Ленина. На боковых стендах- драпировках, подсвеченных сзади мягким, рассеянным светом,— знакомые лица: Вертов, Шуб, Эйзенштейн, Пудовкин, Васильевы, Довженко, Пырьев, Ромм — фотографии на голубой стене... Сегодня к этим портретам в Голубом зале Центрального Дома кино в Москве прибавилось еще несколько — время неумолимо. Сегодня с голубой стены смотрит, чуть прищурившись, и Роман Кармен... А тогда, январским вечером семьдесят третьего, Роман Лазаревич открывал здесь вечер киргизского документального кино... Нас — современников, наших потомков он сделал очевидцами событий, выпавших на долю одного поколения: пуска Волховстроя, строительства ДнепроГЭСа, тридцатитысячекилометрового пробега первых советских автомобилей через Кара-Кумы на Памир, работы экспедиции по спасению «Седова»... Бои в Испании, битва под Москвой, стойкость и мужество блокадного Ленинграда, сражения в Сталинграде, штурм Берлина, подписание гитлеровской Германией капитуляции, война во Вьетнаме, победившая кубинская революция — сотни тысяч метров пленки, прошедших через камеру оператора Романа Кармена... Встречи с Циолковским и Хемингуэем, Папаниным и Йорисом Ивенсом, Гербертом Уэллсом и Михаилом Кольцовым, Матэ Залкой и Хо Ши Мином... Кинодокументалист мировой известности, Кармен, подводя итог встрече, состоявшейся по инициативе Всесоюзной комиссии документального кино Союза кинематографистов СССР, сказал: — Работы из Киргизии мы всегда ждем с нетерпением, смотрим с интересом. Нас радует, что коллеги из Фрунзе остались верны своим лучшим традициям, продолжают эстафету глубокого поиска человечности — того, что составляет своеобразие киргизской кинодокументалистики. И, видимо, закономерно, что «Нарынский дневник» — значительное явление в документальном кино — пришел опять-таки из Киргизии...»

А потом, прощаясь, Кармен сказал: «Давайте встречаться чаще»...     Десятилетие в искусстве — немало. Тем более в кинематографе документа, хроники. Сейчас, спустя годы после той памятной встречи, с определенностью, на которую право дает временная дистанция — события, фильмы, удачи и поражения, смена имен и фамилий, можно, вероятно, сказать: семидесятые были годами побед неслучайно. Закономерность появления «Нарынского дневника», «Почты», «Мостов Дюйшена» была обусловлена, мотивирована отношением их авторов к жизненному материалу — не всегда сенсационному, но непременно — философски рельефному, глубинному, настоящему. Экскаваторщик, сельский почтальон, паромщик с высокогорной реки... Непридуманные люди, скромные, простые. Совсем не из тех, кто стремится попасть в лучи «юпитеров». Скорее — наоборот... Несомненно — талант и чутье художника, жизненный опыт нужны были для того, чтобы именно так выбрать героя долгожданного фильма. Хотя делали «Дневник», «Почту» и «Мосты» люди, в общем-то, молодые: Видугирис и Рышков, Абдылдаев и Виленский, Джусубалиев, Дегальцев и Орозалнев, Макекадыров, Соколов. И сследование характера. Это стояло тогда на повестке дня документалистов, к счастью, не только на словах, не только на бумаге. Это, оставшись на пленке, и сегодня вызывает те же чувства, что и в начале 70-х... Дадим слово авторам «Мостов»? Геральд Дегальцев: — Меня всегда привлекали драматические ситуации и характеры людей в них. Дюйшен много повидал на своем веку — хорошего, плохого. Воевал в Отечественную. Работал в колхозе... Потом стал паромщиком — перевозил людей и машины с одного берега Нарына на другой. Днем и ночью, зимой и летом. Без отпусков, без выходных. Он был нужен, и был искрение, по-настоящему счастлив. Константин Орозалиев: — «Мосты» снимались в нелегких условиях. Было высоко и холодно, а надо было суметь подольше продержаться на морозе: камера, внесенная в тепло, мгновенно запотевала. И все-таки работалось легко. Сама обстановка вокруг старого паромщика, его дело создавали порой такие жизненные стиуации, диктовали такое поведение людей... Надо только вовремя увидеть, не пропустить. Психологически «скрытая» камера помогла расположить к себе шоферов, строителей, колхозников — разных по возрасту, характеру... Мы хотели, чтобы зритель увидел Дюйше таким, каким он и был на самом деле... «Скромным, по в то же время возвышенным рассказом о старом паромщике» назвала «Мосты» польская кинокритика, когда 10 июня 1973 в Кракове председатель жюри X Международного фестиваля короткометражных фильмов, художественный руководитель объединения «Кадр» Ежи Кавалерович вручил Г. Дегальцеву «Золотого дракона» — специальную награду Председателя Президиума Народного Совета города. «Если бы я был членом жюри — дал бы Дегальцеву «Гран-При», — писала краковская «Фестивальная газета» после конкурсного просмотра фильма. — Это трогательный и очень гуманный документ нашей современности»... Но — возвратимся еще раз в Москву семьдесят третьего, в зимний январский вечер, когда в Центральном Доме кино, после просмотра шло обсуждение фильмов, привезенных из Фрунзе. Мнение коллег было неоднозначно... Кинокритик Лев Рошаль, отметив ценное качество киргизской документалистики — стремление выбирать интересный жизненный материал, возросшее умение наблюдать характерные подробности, детали, признал, вместе с тем, что отсутствие в показанной программе работ «на злобу дня», фильмов, поднимающих значительные проблемы, наблюдается, к сожалению, не только па студии во Фрунзе. Москвичи сравнивали увиденное с некоторыми работами киргизфильмовцев конца 60-х. И что же? — Не могу не сказать о том, что беспокоит... — (Юрий Аветиков, главный редактор Центральной студии документальных фильмов). —Несколько лет назад вы сняли фильм о старике, вырастившем на засушливой земле сад. Хороший фильм... Но вот после просмотра нынешних фильмов — «Мосты Дюйшена», «Почта» — отчетливо заметно: и они, и тот фильм — «Сад», сделаны, в общем-то, но одному принципу, похожи. Герои всех трех — старики, и есть в этих работах что-то от притч... Это, скорее игровые новеллы с реальными людьми «в главной роли»... Эта условность, мне кажется, невольно сковывает вас, стесняет возможность проникновения в глубь характера... — В ваших фильмах я увидела национальный характер,— сказала режиссер ЦСДФ Джемма Фирсова. — В отличие от других студий, ваши фильмы похожи по-хорошему... Мы, московские документалисты, можем завидовать вам... - Что мне дорого в киргизском документальном кино? (режиссер ЦСДФ Екатерина Дербышева). — Во-первых, лаконизм киноповествований — маленьких по объему историй конкретных, интересных людей, которые вы увлеченно рассказываете. Во-вторых, простота работ, отсутствие ложной многозначительности, вычурности, та высокая простота, которая — признак зрелости художника. В фильмах, которые мы сейчас видели, эта высокая простота достигает большой силы. Я только что познакомилась с интересным человеком, почтальоном. Вместе с ним я проделала его ежедневный путь в горах, видела его лицо, видела, как осторожно ступала по кромке льда лошадь... Это, на мой взгляд, и есть драматургия — сдержанная, немногословная... И, хотя, в некоторых оценках, как вы заметили, опять проскальзывали знакомые интонации оппонентов фильмов о «живых людях», фильмов-портретов, суждения документалистов, достаточно точно, хотя и несколько эскизно (что было вполне естественно), обрисовывали ситуацию, сложившуюся в первой половине 70-х годов в документальном кинематографе республики. Описательность, констатация, иллюстративность покидали документальный экран. На смену им приходили размышление, анализ. И век широкого распространения телевидения только «информационность» па наших глазах уже переставала быть заметным достоинством даже кинопериодики. Уже в середине 70-х в работах кипожурналистов «Киргизфильма» было определенно заявлено о новом подходе к освоению жизненного материала. Интересное событие становилось нс только и не столько поводом для информации, сколько — отправной точкой, изначальным импульсом к более обстоятельному рассказу о людях, их конкретных делах. О человеке, который часто оставался один, к сожалению, и сейчас, порой, остается «за кадром» сиюминутной производственной информации... Но возникал закономерно вопрос: чем же, в таком случае, специальный выпуск киножурнала (заранее продуманный, изобретательно снятый и смонтированный) об интересном коллективе или об одном человеке отличается от очерка? На который отпускается и больше времени — что важно принципиально, когда речь идет о кинонаблюдении и больше средств? Тем более, что зритель, практически всегда, без теоретических выкладок и экономических подсчетов видит «дальше и глубже»... Выход был найден — разумный и своевременный. С января 1974 года киножурнал «Советская Киргизия» стал выходить не три, а один раз в месяц, а за счет освободившихся, таким образом, «частей» стали снимать документальные фильмы. Этот «производственный» момент только на первый взгляд может показаться организационным. Фактически же — в развитии документального кино республики начались перемены, последствия которых дали знать о себе увеличением числа документальных фильмов, рас-ширением их тематики, географии. Количественные поначалу, они, со временем, стали затрагивать и качественную сторону дела. Тематика поисков документалистов 70-х представляла несомненный интерес. Обращение к созданию образов, исследований характеров шахтеров и гидростроителей, председателя интернационального колхоза и сотрудников высокогорной научно-исследовательской станции, рабочих электролампового завода и талантливого художника-самоучки, девчонок, приехавших из отдаленных аилов в большой город учиться на ткачих, и вертолетчиков, известных незаурядным мужеством... Конечно, наивно желание видеть каждый фильм «открытием» темы, героя, проблемы. Средние, «проходные» работы были, есть, и, вероятно, все таки будут. Слишком много факторов должно быть собрано воедино, чтобы получилось произведение документального кинематографа высокою класса. И даже превосходный жизненный материал, увы, успеха не гарантирует. Но может ли успокаивать мысль о «неизбежности» средних фильмов — не ставших открытием Человека? Документом нашей современности?У киргизской документалистики 70-х оставалось немало проблем, нерешенных задач. Это — и чрезмерное увлечение реконструкцией событий — безусловно, допустимой в кинематографе документа, по, конечно,— не главным, не единственным способом рассказа о современнике. Это — и «вечный» сценарный вопрос: авторов «со стороны» отпугивала «специфика» кино, профессиональные кинематографисты не всегда видели жизненную, конкретную проблему во всей полноте и неоднозначности. Это — и почти полное отсутствие фильмов-вопросов, фильмов-проблем, отсутствие кинопублицистики — откровенной, страстной, партийной — в работе тех, кто по праву считает себя учениками и последователями Дзиги Вертова... Проблемы, проблемы... Ушли в игровой кинематограф Шамшиев, Океев, Кыдыралиев, собирался Видугирис. В документальном — для многих неожиданно — уверенно зазвучали голоса Абдылдаева, Виленского, Дегальцева, братьев Орозалиевых, Рахматулина... В документалистике появлялись новые имена — Н. Борбиев, Абдыкулов, Джергалбаев, Юсупжанова, Акматалиев, Джадринов. Киргизская документалистика завершала свое четвертое десятилетие.           https://www.youtube.com/watch?v=_VEpHt8Ww4U