В то незапамятное утро, когда война пришла в Россию - страна сошла с ума как-будто, а бабы в небо голосили. "Под Брестом первые потери," - промолвил голос Левитана. Он сам себе еще не верил, когда читал про смерть и раны.
Новороссийск, Одесса, Киев, Керчь, Ленинградская блокада - враги пришли и не спросили. И убивали за награды национального урода, который сам себя назначил провозгласителем свободы - больной умом немецкий мальчик.
Смешались стоны, кровь, окопы, бинты, носилки в медсанбатах. "Мы прошагали пол-Европы" - споют потом в строю солдаты. Концлагеря, евреев гетто и черный пепел над Хатынью, где трупы малышей раздетых народу видятся поныне.
Живая память негасима. Мы победили. Мы - герои. В любой семье большой России свой личный воин похоронен. Огонь, он вечностью горит, всю горечь пороха отведав. И мы с поклоном говорим: "Спасибо, дед мой, за Победу!"
Если бы эти слова он (Невзоров) сказал моему отцу, да и всем фронтовикам, не знаю, что бы они с ним сделали. Они отдавали жизни не за "блестяшки", не за "режим" а за Родину, матерей и детей, защищая их.
Комментарии 58
Ирина-Сова
В то незапамятное утро, когда война пришла в Россию -
страна сошла с ума как-будто, а бабы в небо голосили.
"Под Брестом первые потери," - промолвил голос Левитана.
Он сам себе еще не верил, когда читал про смерть и раны.
Новороссийск, Одесса, Киев, Керчь, Ленинградская блокада -
враги пришли и не спросили. И убивали за награды
национального урода, который сам себя назначил
провозгласителем свободы - больной умом немецкий мальчик.
Смешались стоны, кровь, окопы, бинты, носилки в медсанбатах.
"Мы прошагали пол-Европы" - споют потом в строю солдаты.
Концлагеря, евреев гетто и черный пепел над Хатынью,
где трупы малышей раздетых народу видятся поныне.
Живая память негасима. Мы победили. Мы - герои.
В любой семье большой России свой личный воин похоронен.
Огонь, он вечностью горит, всю горечь пороха отведав.
И мы с поклоном говорим: "Спасибо, дед мой, за Победу!"