— Александра-а-а! — А-а-а! — Ты где-е? — Тута. На Серединочке. — А поди сюда! — Зачем? — Надо... От этих криков, многократно приумноженных в горах, эхо звучало такое, что казалось, сама Кайстра полощет боевую броню в алмазных водопадах, разнося металлический звон по всей округе. — Ну так ты идёшь! — Ну вот тебе сию минуту надо, чтобы я пришла, да!? — Да. — Ладно — иду... Серединочкой в деревне называли место для наблюдения, располагавшееся совсем недалеко от жилища Фаины — ярусом выше, и потому не было ничего удивительного в том, что уже через несколько секунд по плитам простучали босые подошвы и во двор вбежала Александра — девушка лет 15-16 с чёрными живыми глазами, немного нескладной фигурой, так как она постоянно ссутулилась, будто пыталась нажить горбинку, и от чего Фаина никак не могла её отучить, и с тугими косичками, торчавшими в разные стороны и похожими на молодые веточки вишни. — А вот она я, — закричал Александра и залюбовалась Фаиной. Матрона выглядела хоть куда — хоть на ярмарку, хоть на смотрины её веди, а то и сразу же замуж выдавай. На ней было самое дорогое и красивое платье, по всему пространству вышитое замысловатым узором, и с небольшим декольте над пышным бюстом. Волосы у неё были стянуты в тугие кольца на затылке, из которых торчала серебряная диадема с рубином. Словом, не женщина, а сама Кайстра в мирное время. — Слушаю и повинуюсь! — воскликнула Александра, словно бы молитвенно складывая перед собой руки. — А вот и слушай. Нынче я ухожу на Совет, сколько он продлится — ума не приложу. Может, и час, а может, и до вечера дотянет, так что ты тут справляйся без меня. Прежде подои лютиков, потом вычисти чарыжму, а уж напоследок засыпь зерна утятам — но не того, что мы даём каждодневно, а отборного, так как нынче среда, а в среду у них усиленное питание. Поняла? Александра кивнула. На каждое наставление она прилежно, как дисциплинированный солдат на плацу, отвечала чётко и членораздельно: — Ага, Фаина! — Так точно, Фаина! — Всё будет исполнено самым лучшим образом, Фаина! При этом она так уморительно пыталась отдавать честь, что сама Фаина в конце концов не выдержала и улыбнулась, что было очень необычно её лицу, и Александра тотчас же подумала, что на Совете, должно быть, будет и Олдридж — суровый фермер из Нижней Долины. — Ну ладно, — сказала матрона. — Всё это ты знаешь и сама. Ну, бывай. Она нежно клюнула пухлыми губами в чистый лобик сестры и скрылась за калиткой. Вскоре и стук её каблуков также затих. Александра моментально принялась за дело. Лютики были подоены за полчаса, чарыжма вычищена примерно за это же время, ну а что до отборного зерна для утят, то на это и нескольких минут достало. И только после этого Александра помчалась обратно на Серединочку — самое её любимое место в деревне, где она могла находиться часами, созерцая окружающий мир. Крутая широкая тропинка была выложена каменными плитами — и лишь в одном месте она сужалась настолько, что проходить дальше надо было с большой осторожностью и вниманием. Фаина всегда предупреждала сестру насчёт этого места — дескать, малейшая неосторожность — и можно свалиться в пропасть, про которую никто не знает, есть ли у неё дно, так как оно всегда скрыто сиреневым туманом. Александра, хоть и проявляла осторожность, этого места нисколько не боялась. Она знала, что пару лет назад карапуз Гучи однажды свалился туда, но уже через минуту был вынесен оттуда Золотым Орлом, на спине которого он, смеясь от восторга, и сидел. Золотой Орёл, приземлившись на площадку двумя ярусами ниже, опустил до земли крыло, чтобы малышу было удобнее с него сойти, а потом, сверкнув укоризненным глазом, камнем упал в недра сиреневого тумана. Интересно, не раз размышляла потом Александра, а если туда прыгнуть, меня тоже поймает Золотой Орёл? Проверять это опытным путём ей, впрочем, не хотелось. Ну, вот и Серединочка. Справедливости ради, нужно заметить, что Серединочка, конечно же, не была самым высоким местом в деревне. Если подняться ярусом выше, то там была ещё одна удобная для наблюдений площадка под названием Ледяной Портал, но Александра её не очень любила. И тому была причина. Полгода назад она там заснула, а когда проснулась — обнаружилось, что день прошёл, и вместо него теперь глубокая ночь. Небо было звёздное, и временами, если на него долго глядеть, там начинали проявляться призраки — они были нетелесные, но всё равно производили неприятное впечатление. Принимая различные устрашающие облики, они словно бы пикировали на Александру, желая её испугать. Она, конечно, уже слышала рассказы старших о том, что раньше в небе висела Роковая Планета, но потом эта планета погибла, а погибшие вместе с ней жители теперь в виде иллюзорных духов искушают жителей деревни, чтобы выкрасть у них хотя бы толику нужной для жизни энергии. Вид оскаленных пастей и когтей не очень испугал девушку — она даже засмотрелась на них, но в какой-то момент вдруг почувствовала, что больше не лежит на твёрдой поверхности, а словно бы погружается в неё, как во что-то мягкое. Вот тут она и впрямь испугалось — ведь это было так необычно. Почва цепко и в то же время мягко её держала, не давая пошевелиться, и так продолжалось до той поры, пока девушка целиком не погрузилась в неё. Там её на мгновение охватила абсолютная темнота, а потом вспыхнул свет, и Александра обнаружила, что находится в ярко освещённой пещере, уставленной всевозможными предметами, как она поняла, научного назначения, полками вдоль обработанных стен, столами, удобными низенькими лавочками, но, что самое удивительное, там ещё находились два странных существа, похожие не то на гномов, не то на носовских коротышек из Солнечного Города — она прочитала про них книжку в прошлом году. Они стояли у противоположной стены и ростом были не выше локтя Александры. Один был в белом халате и белой шапочке и потому походил на доктора. Другой был так себе — в каком-то не очень чистом комбинезоне — должно быть, механик, а может — даже и слесарь. — А мы тебя специально сюда затащили, — объявил вдруг доктор, посверкивая стёклышками пенсне. — Да, это мы тебя сюда затащили, — подтвердил его товарищ в комбинезоне. — Мы подумали, что тебе неприятно глядеть на глютиков! — Да, да. Мы подумали, что тебе неприятно смотреть на глютиков. Александра сразу же догадалась, что глютики — это те самые недавние страшилки в ночном небе, но всё же спросила: — А кто такие глютики? Доктор очень обрадовался этому вопросу. Возможно, он стосковался по внимательному слушателю. — Глютики, — пояснил он, — это такие нетелесные существа, у которых не осталось точек соприкосновения с главным миром. И потому они очень несчастные. А раз они несчастные, то не дадут спокойной жизни и всем другим существам, до которых смогут дотянуться... Кхе-кхе... Так что лучше держаться от них подальше. — Да, да, — сказал второй коротышка убеждённо. — Лучше держаться от них подальше. Александра подумала и сказала: — Спасибо вам! Я вам очень признательна. А кто вы такие? Гномы или коротышки? Те переглянулись. — Мы и гномы и коротышки одновременно, — сказал, наконец, доктор. И его товарищ тотчас же подтвердил, что да — они самые что ни на есть гномы и коротышки. — Мы тебя напоим чаем, — объявил доктор. — У нас есть барбарисовый чай... Потом они целую ночь пили барбарисовый чай с белёсыми гренками, и гостеприимные хозяева, точнее, один доктор (которого, кстати, звали Вальс), а механик (имени которого Александра не запомнила) ему только поддакивал, рассказывали, каково же у них мировое предназначение — оказывается, они с незапамятных времён дыханием греют гору. Какую именно гору, они не сказали — просто гору, и всё. Александра сама предположила, что, наверное, ту, на которой расположена её деревня. Потом коротышки рассказывали разные смешные истории, из которых Александра запомнила только одну — про то, что ещё ниже — в самых земных недрах, живут ещё одни человечки, но те ещё меньше, чем доктор с механиком, — и вот эти совсем крохотные человечки в своих волшебных мастерских перерабатывают несбывшиеся желания живущих на поверхности людей во время, чтобы люди проживали свои жизни снова и снова, и всё для того, чтобы все их желания наконец-то сбылись... Когда Александра проснулась, оказалось, что она больше не в пещере, а снова на поверхности Ледяного Портала. Ледяным Порталом, кстати, его называли потому, что раз в 12 лет в самый холодный период самой свирепой зимы площадка там ненадолго покрывается снегом. В этот раз там, правда, снега не было — зато было много птичек Киу — они плясали попарно и пели, радуясь, что утро нынче такое хорошее, солнышко греет так ласково, и вообще, почему бы не порадоваться, если на душе так хорошо... Усевшись на удобный камень, который, отшлифованный телами многочисленных наблюдателей за многие века, имел форму удобного кресла, Александра стала оглядывать окрестности. Внизу по-прежнему стелился сиреневый туман и потому ничего интересного там не было. Зато прямо по курсу, где имелся широкий просвет между горами, было на что посмотреть. Там постоянно совершалось какое-то движение — то что-то ярко вспыхивало разноцветными огнями, то что-то клубилось, принимая разнообразные формы гигантских животных, людей и прочих существ, а иногда, когда горизонт полностью очищался, было видно, как степенно плывут то вправо, то влево летающие острова — некоторые слегка прикрытые облаками, а некоторые целиком обнажённые, блистающие красотой природы, белокаменных городов, расположенных на них, которые, впрочем, попадались не очень часто. Заплывать в пределы гор острова явно не стремились, так как им тут среди многочисленных пиков было бы тесно. Сюда только иногда — примерно раз в полгода — приплывали чумазые дирижабли, на которых колченогие зироподики из Малиновой Горы привозили в деревню древесный уголь. Это было целое события. Вся деревня собиралась двумя ярусами ниже, где была оборудована удобная деревянная пристань. Торг вели только самые старшие и ответственные. Сто пятьдесят раз били по руками, расходились и снова сходились, пока, наконец, цена не устраивала обе стороны. Иногда с зироподиками прилетали мелкие торговцы, предлагавшие населению деревни всякую мишуру: нитки, надувные шары, куклы, но жители не очень всё это покупали, так как всё то же самое гора давала с избытком. Александру же вообще интересовало совсем другое — она тихонько усаживалась подле какого-нибудь торговца и жадно ловила каждое его слово, каждую секунду с трепетом ожидая, что вот сейчас, в эту минуту он скажет что-то такое воистину чудесное, что разом изменит всю её жизнь, иногда немного скучноватую... Тут мимо Александры, глубоко задумавшейся, пролетел Золотой Орёл. Она встрепенулась. Орёл всегда пролетал здесь в строго определённое время — сразу же после обеда секунда в секунду. Вот же раззява! — обругала она себя. Опять она прозевала. Она вскочила и бросилась вниз по тропинке, досадуя на собственную забывчивость. Она даже не стала забегать в свой дом, чтобы приодеться. Александр — её тёзка — уже начал, наверное, свою лекцию. Двумя ярусами ниже — там, где находилась пристань, склон горы был обширнее, и потому домов там было больше — они даже образовали приличную улицу с двумя рядами по одну и другую стороны. Вот и дом Александра с большим окном, выходящим на улицу и всегда распахнутым. Постоянно распахнутым, впрочем, он стал лишь тогда, когда его хозяин — высокий светловолосый креол по имени Александр Сайс, вдруг заметил, что какая-то странная девочка — дочка, должно быть, соседей — регулярно во время его лекций усаживается там, жадно прислушиваясь к тому, о чём говорится внутри помещения. Александра, впрочем, о такой любезности совсем не догадывалась, предполагая, что хозяину просто стало жарко. Вот и сейчас окно было распахнуто. Александра тихонько подкралась к нему и уселась под самыми его створками, отметив, что Александр уже что-то говорит, и слышно его, как всегда, очень хорошо. — ... Итак, друзья, в прошлый раз мы остановились на триединстве сущего нашей планеты. Триединство, как мы тоже убедились в этом вчера, термин чисто условный, имеющий собственное иероглифическое начертание, которое называется политеоглиф. Суть этого многомудрого понятия отражает сумму всего того ноосферного добра, что содержится на нашей планете. Он тождественнен другому философскому понятию космогонического порядка — монотеоглифу, но, конечно же, во многом от него отличается. Они друг другу равны, но в то же время и постоянно друг друга превосходят, так как смысл функционирования местной ноосферы — постоянное превосходство самой над собой. Это две ипостаси одного и того же метафизичнеского бытия... Честно сказать, Александра слабо понимала, о чём идёт речь. Её больше содержания волновал сам голос Александра — неторопливый, проникновенный, мягкий — временами казалось, будто это и не голос даже, а звон серебряного колокольчика — так он ласкал девичий слух, производя внутри её чувствительного организма какие-то странные волнительные отклики. Дыхание у неё становилось глубже, основательнее. Не информативное содержание речи Александра входило в неё, но некая образность, целые каскады глубинных многомерных картин, в которых, между прочим, содержалось значительно больше мудрости, чем в школьных учебниках, написанных в незапамятные времена. Вся картина её жизни разворачивалась перед её мысленным взором в этот момент. Так ясно, так очевидно казалось ей в это время, что жизнь её обязательно сложится с жизнью этого необычного человека — Александра, в единое целое, что о другом она и помыслить не могла. Он её тёзка — и это ведь не случайно. Появился здесь сравнительно недавно — всего полгода назад по запросу местного Совета, чтобы подтянуть подраспустившуюся молодёшь в теоретической подготовке — и это тоже ведь не случайно. Она обязательно выйдет за него замуж в свой срок, означенный самой Кайстрой, владычицей этих мест. И тогда... Тогда новые дали откроются перед ними. Они уедут вместе с зироподиками в иные края — туда, где жизнь значительно разнообразнее и где они обязательно будут счастливыми. Конечно, счастливыми можно быть и здесь, но так хочется сочетания как можно большего количества перспектив... — Александра? Так ведь тебя зовут? — раздалось тут над её головой. Она встрепенулась от неожиданности и увидела, что Александр выглядывает из окна и с дружелюбием смотрит на неё. — Может, наконец, зайдёшь внутрь? Чего под окошком сидеть? Тут у нас удобные столы и стулья. И тетрадки всякие есть — можешь выбрать любую. От его прямого смеющегося взгляда она вспыхнула вся до корней волос, вскочила и, не помня себя от смущения, кинулась прочь, как горная серна, — только мелкие камешки полетели из-под её ног. И каждую секунду ей казалось, что вот сейчас раздастся за её спиной насмешливый хохот — и это будет хуже, чем приговор — она такого позора уж точно не стерпит. Но смех, к счастью, не раздался. За спиной было тихо — и уже у самого поворота она всё-таки не выдержала и оглянулась — Александр по-прежнему выглядывал в окно со всегдашним своим дружелюбием, готовый в любой момент её успокоить, прийти на помощь — и вот это было ещё хуже, так как совсем не объясняло её пугливой дикости, совершенно тут неуместной. А потом всё это схлынуло, потому что она вдруг отчётливо поняла, что ОН никогда, никогда, никогда не будет над ней смеяться, что это просто не в его природе, он всегда будет исключительно внимателен к ней, великодушен, терпелив... Потому что... Потому что так надо — такова мудрость мира, и иначе никак — да... Она остановилась за поворотом, облокотившись о стену дома, и вспомнила, как однажды столкнулась с ним лицом к лицу. Это было совершенно неожиданно. Она только-только закончила чистку чарыжмы — и была перемазана с ног до головы зелёной суспензией, от чего походила на маленького чумазого дирижаблика, но он и тогда не рассмеялся, а только лишь улыбнулся, а потом легонько мазнул её по чумазому носу указательным пальцем, поинтересовался, не может ли чем ей помочь и, не дождавшись ответа, так как она, вытаращив глаза, просто одеревенела в каком-то столбняке, — пошёл прочь, посвистывая на манер птичек Киу в их брачный период — то есть нежно, проникновенно, глубоко... Во всяком случае, ей так показалось... И вот сейчас, вспоминая ту, не такую уж и давнюю встречу (всего лишь четыре месяца назад она была) и нынешнюю — у окна, Александра сравнивала их, словно бы лелея, отмечала в них какой-то только ей понятный прогресс и тихо смеялась, так как не смеяться было нельзя — всё её естество распирало от счастья, и она лишь только шептала, едва осознавая смысл произносимых слов: — Ну куда, куда я уеду!? И зачем? Тут моя жизнь — с ним, ради него! Вот вернусь сейчас и всё ему расскажу. Про себя, про него, про нас. Он обязательно всё-всё-всё поймёт. Ведь не может же быть иначе... Александр между тем вернулся к прерванной лекции. Его ученики — полтора десятка оборванных сорванцов — смотрели на него широко открытыми глазами. Они тоже обожали своего учителя. Некое таинство наставничества творилось в аудитории — и дружелюбная планета готова была откликнуться на него всей своей материнской мощью. Воздух становился чище и нежнее. Далёкие радуги вспыхивали в небесах, украшая бытие невиданными красотами. Новые цветы, прорастая из каменистых почв, покрывали склоны горы разноцветными коврами. И волшебные звуки доносились ветрами из ущелий и долин, наполняя содержание воздухов глубокими мелодичными смыслами. И пряные медовые запахи ласкали обоняние. И казалось, что нет и не будет предела этим дарам — таким щедрым, таким совершенным, таким... А ведь действительно — на счастливой планете и впрямь не будет никакого предела...