Научная работа шведских социологов, о которой пойдет речь, посвящена фундаментальному разделению людей на «либералов» и «консерваторов». Насколько фундаментальному? Были ли среди австралопитеков либералы и консерваторы, неизвестно, однако во всех человеческих обществах, от которых остались хоть какие-то письменные следы, они, видимо, были. Вот, к примеру, VI век до нашей эры. В Иудее пророк Иеремия публично выступает в том духе, что народ его страны совершенно оскотинился и погряз в паскудстве, и теперь в наказание за это израильское государство будет уничтожено. Потому что, говорит пророк, справедливость и милосердие неизмеримо важнее, чем вот это ваше бла-бла-бла про богоизбранность народа и его великие победы. Это, как мы сейчас понимаем, чистейшей воды демшиза и либерастия. В свою очередь, царь Иоаким счел, что пророк шакалит у иностранных посольств (в частности, вавилонского), а «оскотинился» и «погряз в паскудстве» — вообще не те слова, которые разрешается говорить про свой народ. В итоге царь заковал пророка в колодки как национал-предателя. В общем, конфигурация до боли знакомая, и конечный результат предсказуемый: иудейская государственность, разумеется, была демонтирована, а больше всех плакал об этом сам же Иеремия. Интересно в этом, во-первых, то, насколько устойчивы в истории типы «либералов» и «консерваторов», несмотря на то что тогдашний геополитический ландшафт — Вавилон, Ассирия, Египет — уже давно не вызывает ни у кого никаких эмоций, и непонятно, кто там был хороший, а кто плохой. Во-вторых, интересно в этой истории то, что Бог, если верить Библии, выступал на стороне национал-предателей, почище Бабченки. Вот что он сказал пророку: «Ты же не проси за этот народ, и не возноси за них молитвы и прошения, и не ходатайствуй предо Мною, ибо Я не услышу тебя» (Иер. 7:16). «Это как же надо ненавидеть собственный народ», как выражаются у нас в подобных случаях. В-третьих, интересно историческое развитие этой коллизии. Сотни тысяч баптистских пасторов на просторах США голосуют за республиканцев, но при этом с одобрением цитируют Иеремию, несмотря на то что «справедливость важнее патриотизма» — не самая модная среди республиканцев идея. За двадцать пять веков Иеремии как-то удалось убедить широкие консервативные массы в собственной правоте. Таковы вводные к научной работе, о которой пойдет речь. Суммируем их еще раз. Первое: идеологическая повестка дня, по которой люди расходятся во мнениях, стремительно меняется, однако каким-то образом разделение на либералов и консерваторов все время остается в силе. Второе: идеи либералов почему-то всегда рано или поздно побеждают, хотя сами либералы, кажется, никогда по-настоящему не удовлетворены. Новые консерваторы утверждают ровно то, что отстаивали либералы вековой давности. «Чернокожим можно ездить в том же автобусе, где едут белые», «Женщин не следует наказывать за секс до брака», «Ленинское учение следует очистить от искажений сталинизма» — это все когда-то были ужасно либеральные идеи. Как вообще получается, что в какую-то эпоху какая-то идея вдруг оказывается вызывающе либеральной, другая — дремуче-консервативной, а потом вдруг хлоп! — и все поменялось? Какие ваши доказательства? Примерно этой проблематике и посвящена статья в Nature Human Behaviour, которую написал доктор Понтус Стримлинг из Стокгольма вместе со своими соавторами. Сам Понтус выглядит так.

По внешности Понтуса Стримлинга невозможно заподозрить наличие у него каких-либо консервативный симпатий, однако в своей статье он тщательно избегает предвзятости и остается на почве фактов. Эти факты — результаты опросов общественного мнения за последние полвека. Респондентов спрашивали об их мнении по разным животрепещущим вопросам вроде абортов или гей-браков. Кроме того, их просили аргументировать свою позицию: «Почему двум мужчинам нельзя сочетаться браком? Почему вам кажется, что только женщина может решать, вынашивать ли ей ребенка?» Люди отвечали на вопросы так-то и так-то, а через пять или десять лет — уже немного по-другому, да и число приверженцев самих мнений менялось с годами. С этим материалом и работали социологи. Чтобы найти в данных закономерность, исследователи решили внимательно взглянуть на те аргументы, которыми участники опросов подкрепляли свои мнения. Все эти аргументы имели отношение к этике: мол, аборты — это против этики, а кто с кем живет — с точки зрения этики неважно, ну или наоборот. Однако «этика» бывает разного сорта. Мы, кстати, в одной из недавних заметок обсуждали наличие у людей нескольких видов совести, и тут речь примерно о том же. Ответы на вопрос «Почему вы так думаете?» могут апеллировать к общему понятию справедливости, к нежеланию причинять кому-то страдания или неудобства, к соображениям традиций, религии, национальной идентичности, блага государства и т. п. Рассмотрим пару примеров. «Следует ли вводить в России заместительную терапию для наркозависимых?» — «Да, потому что если есть возможность облегчить человеку страдания, следует это сделать». — «Нет, потому что нельзя потакать привычке торчков одурманивать себя: одурманенный человек — это отвратительно». «Следует ли разрешить гей-парам усыновлять детей?» — «Да, потому что любая семья для ребенка лучше, чем детский дом». — «Нет, потому что это ставит под угрозу институт семьи и мешает гендерной самоидентификации ребенка». И вот в этой-то аргументации Понтус Стримлинг и его коллеги нашли закономерность. А именно: либеральными обычно считаются точки зрения, где среди аргументов преобладают указания на «справедливость» (fairness) и «причинение вреда» (harm). Очень похоже, кстати, на «милость и правду», за которые так ратовали библейские пророки (Иер. 9:24). Что касается мнений, считающихся консервативными, — их гораздо чаще обосновывают аргументами другого рода: религией, нравственностью (под которой в этом контексте часто понимают что-то вроде ритуальной чистоты), национальной традицией, эстетикой, незыблемостью устоев или общественной пользой. А вторая закономерность вот какая: аргументы, основанные на «милости» и «правде», гораздо долговечнее всех прочих. Другими словами, если не разделять опрашиваемых на либералов и консерваторов, а следить только за их аргументацией, то аргументы традиций, устоев и скреп уходят на свалку истории гораздо динамичнее, чем старые добрые доводы справедливости и непричинения вреда ближнему. Благоприятный прогноз По словам авторов статьи, их модель прекрасно описывает эволюцию общественного консенсуса за последние 44 года. К примеру, точка зрения на однополые браки за это время достаточно быстро менялась в сторону их принятия: там вся аргументация против почти не опиралась на критерии справедливости и нежелания причинять кому-то вред. С другой стороны, общественное мнение по вопросу абортов изменилось лишь незначительно. Там справедливость и непричинение вреда — важнейшая часть аргументации. «А если бы вас самих в свое время абортировали?» — звучит, конечно, глупо и грубо, но работает. Авторы полагают, что их модель обладает предсказательной силой. Насколько быстро восторжествует либеральная точка зрения по тем или иным вопросам? Надо просто посмотреть, какую долю в аргументации за и против составляют соображения милости и правды. Вот, скажем, смертная казнь: милость вопиет против узаконенного убивания людей, однако главный аргумент сторонников электрического стула — именно справедливость. Значит, не надо ждать слишком уж быстрых подвижек в этом вопросе. А вот сажать в тюрьму за косяк марихуаны перестанут уже совсем скоро: там легитимных (то есть долгоиграющих) аргументов милости и правды нет буквально ни одного. А почему мы думаем, что именно либеральная точка зрения восторжествует со временем по всем вопросам? Ну так вот же вывод авторов статьи, дословно: «Мнения, сильнее обоснованные соображениями вреда и справедливости, более популярны среди либералов и в долгосрочной перспективе становятся более популярными среди либералов и консерваторов». Это, собственно, ровно то и значит, что абсолютно по всем вопросам точка зрения либералов будет рано или поздно принята человечеством. Рано ли, или поздно — другой вопрос. Может, мы уже и не доживем, и припрятанное шампанское так и останется непочатым. А возможно, что мы и сами до тех пор утратим интерес к этой проблематике. Сердце автора этой заметки, к примеру, не бьется чаще от того, что теперь можно ходить на танцы в расклешенных книзу штанах, слушать «Дип Перпл» или читать Солженицына. Правда, автору немного не по себе от того, что самые омерзительные мракобесы XXII века будут, видимо, разделять его точку зрения по основным вопросам общественной жизни, а тогдашние люди с хорошими лицами совсем уж потеряют берега в своем оголтелом либерализме. Пророку Иеремии в наши дни тоже жилось бы нелегко. Но дело же не в том, что нам нравится, а что нет. Таковы законы истории. Вернее, один маленький закончик, открытый недавно лохматым шведом Понтусом Стримлингом. Алексей Алексеенко, научный редактор Forbes (Россия)