никто и не знает, о ком эта вся история,

а если узнал героиню, не скажет вам, кто она.
пусть здесь её будут звать … ну, допустим, Тори, –
раз уж в поэзии мода на странные имена.
Тори бледна как смерть, временами бормочет что-то
(ей бы на двери – вывеску «Карантин»).
ежевечерне она достаёт альбом, открывает фото…
и с них на неё до сих пор смотрит грустный Тим.
здравствуй, родной мой. ты что-то опять не весел.
вот бы прижаться сейчас к твоему плечу…
мне не спалось вчера, я скачала немного песен...
хочешь – давай включу.
знаешь, у нас весна, даже звонче трамваев трели.
небо качается в лужах, растаял лёд.
я вот по парку гулять начала в апреле…
кости не ломит и вены не так уж жжёт.
я и совсем оклемаюсь, наверно, в мае…
то есть… как странно вдруг замирает пульс:
мне очень плохо, Тим. я не знала, что так бывает.
милый… мне страшно. мне кажется, я сорвусь.
бьюсь, как дурная муха, – вся в паутине.
на кухне лежат таблетки, блестят ножи…
но я отгоняю ненужные мысли, Тимми:
я ведь тебе обещала, что буду жить.
ты расскажи мне сказку, что будет круто,
как захотим – а мы-то уж захотим!
мне бы прожить пять часов – и настанет утро…
правда, так обязательно будет, Тим?..
мы перетерпим – и в следующей жизни
свалим вдвоём на Мальту и в Лиссабон…
или в Гренаду – любимый, ведь так? скажи мне…
Тим отрешённо смотрит перед собой.
музыка кончилась. ветер шуршит по краю
крыши, из крана на кухне бежит вода…
нет же, такие, как Тимми, не умирают:
должно быть, его просто не было. никогда.
в мыслях у Тори лучше, чем в небытии – комфортно,
тепло… Тим живёт в них не первый десяток дней.
а Тори способна держать над бездной лишь это фото.
и даже не важно, кому кто из них нужней.
Рыжая Джеки