Лад Василия Белова

Больше года назад ушел из жизни
большой писатель В.И. Белов.
Читатели знают его по таким произведениям,
как “Кануны”, “Год великого перелома”, “Воспитание по доктору Споку” и другим. Василий Иванович родился
в деревне Тимониха Вологодской области
в крестьянской семье. Его мать
Анфиса Ивановна Белова одна воспитала детей. Ее рассказы о деревенской жизни глубоко проникли в душу будущего писателя.
В результате у него появятся очерки
по народной эстетике под названием “Лад”.
— Какова жизнь? — спрашивают при встрече.
— Все ладно.
Хорошую жизнь пронизывают лад, ритм, последовательность, разнообразие. И наоборот, плохая жизнь — разлад, сбой, несуразица, неосновательность.
Когда общество переживает духовный кризис, очень важно вернуться к своим истокам, своим корням. В основе всей жизни лежит нравственность. Недаром великий Кант придумал главный закон в философии — категорический императив, нравственное повеление. Этот закон превыше всех остальных законов. Если бы в человеческом обществе утвердилась нравственная гармония, не было бы войн, революций, социальной несправедливости. Цивилизации гибнут от нравственного распада. Особенно опасно, когда совершенно безнравственные люди находятся у власти.
Нельзя воспитать в себе высокие нравственные качества, не зная того, что было до нас. Культура и народный быт обладают глубокой преемственностью. Шагнуть вперед можно лишь тогда, когда нога отталкивается от чего-то, движение от ничего невозможно. Поэтому у нашей молодежи велик интерес к тому, что волновало дедов и прадедов.
Эстетика труда
Главным рычагом, поднимающим человека на его человеческое место, всегда был труд. Труд крестьянина в этом отношении был особенно благотворен, ведь он тесно переплетался с крестьянским бытом. Пашня, посев, жатва— все превращалось в священнодействие. Земля кормит и поит, одевает и нежит, голубит цветами, обвевает прохладой, осушает пот усталости. Она же возьмет тебя в себя навеки.
Тяжесть труда, если ты силен и не болен, — приятна.
К тому же люди умели беречь себя. Особенно оберегали детей. Тяжесть скрашивалась и разнообразием. Пахари прерывали работу, чтобы напоить коней, косари прерывали косьбу, чтобы наломать веников или надрать корья. После обеда обязательно отдых часа на два.
Сенокос еще не закончен, а уже подоспела жатва, в это же время сеют озимые и теребят лен. Стремление крестьянина — не стать посмешищем, не оказаться последним. В одной притче мужик, умирая, давал наказ: “ Ешь хлеб с медом, первый не здоровайся”. Только трудолюбивые сыновья постигали вкус хлеба (словно с медом), а косец за работой здоровается лишь кивком.
Работать красиво легче и приятнее. Талант и труд неразрывны. Кто умеет красиво косить, накосит больше. Кто умеет красиво плотничать, больше построит. Трудовые навыки передавались от старшего к младшему в семье. Сначала подросток усваивал один-два способа рубить угол, учился прирубать косяки, обзаводился собственным инструментом. Просить у кого-то инструмент, особенно топор, считалось дурным тоном. Инструмент был продолжением рук. Хороший плотник не мог работать чужим топором. Без однорядок-рукавиц не работали. Бревна катали, а не волочили. Времени на точку топоров не жалели. Плотников кормили мясными щами в разгар сенокоса.
Уважаемой профессией была профессия пастуха. У него тоже было свое мастерство. Коровы были разные. Одна была способна увести стадо, другая была мастерица проламывать изгороди, третья отличалась неисправимой ленью и то и дело отставала от стада. Пастуху требовалась незаурядная смелость. Волк и медведь не были редкостью в лесных поскотинах. Пастух первым просыпался в деревне. Идет по улице, играя в рожок или барабаня в барабанку.
Хочешь — не хочешь, вставай, выгоняй скотину. Вся жизнь пастуха на природе, поэтому он был еще и опытным лесовиком, хорошо чувствовал перемену погоды, знал множество примет, умел драть корье, бересту, плести из них лапти и другие изделия. Пастуха уважали и баловали подарками. Рожок или дудка всегда печально звенели в лесу. Коровы знали несколько музыкальных колен: “Выходи из дворов”, “ В погон, в погон!”, “Общий сбор в одном месте”, “Домой”.
Если в духовном смысле главным местом в хоромах был красный угол избы, то материально-нравственным центром была русская печь, никогда не остывающий семейный очаг. Печь кормила, поила, лечила и утешала. На ней рожали младенцев, а когда человек дряхлел, печь помогала успокоиться. Печника в деревне чтили не меньше, чем священника или учительницу. Какой должна была быть печь? Не угарной. Должна быть просторной, чтобы было где полежать ребятам и старикам. Жаркой, но не жадной, чтоб дров шло как можно меньше. Чтобы была красива. Чтобы гляделась в избе, как невеста, с карнизами, с печурками для сушки рукавиц. Печников еще в СССР учили в школах ФЗО до 50-х годов прошлого века.
Спутниками женской судьбы были полеводство и животноводство.Это прежде всего уход за льняным полем. После посева мужские руки редко касаются льна. Во многих семьях девочки уже в возрасте восьми-десяти лет начинали готовить себе приданое. Для них заказывали особый сундук. Туда складывались до самой свабьды за многие годы вытканные холсты, сплетенные кружева, строчи.
Прополка льна — это исколотые до крови женские и девичьи руки. Затем лен обсыпают золой от блохи. Когда лен цветет, словно опускается на поле синь летних небес. Теребить же лен — труднейшая задача из полевых работ. Затем лен сушат, обмолачивают в снопах, расстилают тонким слоем на ровном лугу и досушивают в овине. Из семени льна били масло, жмых шел на корм скотине. Потом лен мяли и трепали. Существовала пословица: “Смотри молодца из бани, девицу из трепальни”. Трепало для женщины можно сравнить с топором для мужчины. Собирались девицы отдельно от женщин в чьем-либо пустом хлеву или бане. Во время работы пели хором, смеялись, дурачились.
Крестьянская Россия много веков была одета в овчину и холст. И вот ныне молодежь бросилась покупать не пропускающие ни воздух, ни воду одежды, отучилась от традиции, вот тогда-то и взыграли в цене дубленая русская шуба и льняная ткань.
Красивая, тщательная обработка льна позволяла носить нижнюю одежду практически всю жизнь, даже передавая по наследству. Сколько же перепряла девушка куделей, если вся многомиллионная Русь ходила в холщевой одежде! Ткацкая технология всегда сочеталась с высоким художественным мастерством. Холст со сложным тканевым узором назывался узорницей. Из него шили свадебные дары.
Мужчины тоже иногда пряли из льна. Только их пряжа предназначалась для веревочного витья и вязки рыболовной снасти.
МИРЯНЕ
Слово “мир” в руском языке означает всю Вселенную. Мир — значит мироздание, временная и пространственная бесконечность. Этим же словом называют беззлобие, гармонию и спокойствие. Мир для руского человека не тем хорош, что велик, а тем, что разный, есть чему подивиться. Дома и постройки в деревне стояли близко друг от дружки. Миряне строились вплотную, движимые стремлением быть заодно со всеми. В случае пожара на огонь бросались всем миром. Убогим, сиротам и вдовам помогали всем миром. Подати платили всем миром. Ходоков и солдат тоже снаряжали сообща. Любое горе и любая радость в деревне были на виду. Но общественный суд всегда был разборчив: одно принимал всерьез, другое просто не замечал. Для человека ничего не было страшней одиночества. Деревня каждому воздавала по его истинному облику. Безбожник был безбожником, пьяница — пьяницей. Человека, находящегося в чести у мира, знали и чтили не только в своей деревне, но и далеко за пределами волости. Чаще всего это были люди трудолюбивые, добрые, иногда богатые, но чаще не очень. В деревне до мелочей была отработана взаимовыручка. Брать взаймы деньги считалось не очень-то приличным, но все остальное люди охотно давали и брали в долг. Мужики заимствовали друг у друга кожи, веревки, деготь, зерно. Давали на время полевой инвентарь и лошадь с упряжью. Женщины то и дело занимали предметы утвари, молочные продукты, когда своя корова еще не доится. Занимали даже самоварные угли или хлебную закваску. Закатить бревно, покачать зыбку с ребенком для соседа ничего не стоило. Но как приятно становилось и тебе, и соседу! Родная деревня была родной без всяких преувеличений. Даже самый злобный отступник, волей судьбы угодивший куда-нибудь за тридевять земель, стремился домой. Он знал, что в своей деревне найдет сочувствие и понимание, и прощение, если нагрешил... Оторвать человека от родины означало разрушить не только экономическую, но и нравственную основу его жизни.
СЕМЬЯ
Семья для русского человека всегда была средоточием всей его нравственной и хозяйственной деятельности, смыслом существования, опорой не только государственности, но и миропорядка. Не иметь жены или мужа, будучи здоровым и в зрелых годах, считалось безбожным. Бездетность воспринималась наказанием судьбы и как величайшее человеческое несчастье.
Семья скреплялась наибольшим нравственным авторитетом — отцом, дедом, иногда старшим сыном. Доброта, терпимость, взаимное прощение обид переходили в хорошей семье во взаимную любовь, несмотря на семейную многозначимость. Ругань, зависть, своекорыстие считались грехом. Любовь и согласие между родственниками давали начало любви и за пределами дома. От человека, не уважающего собственных родных, трудно ждать уважения к другим людям.
Дети в семье считались предметом общего поклонения. Люди, не испытавшие любви родителей, с возрастом становились несчастными. Не зря вдовство и сиротство издревле считалось большим и несправимым горем. Обидеть сироту или вдову означало совершить один из самых тяжких грехов.
Женщина во время беременности старалась меньше лезть людям на глаза. Ведь слово или взгляд недоброго человека могут ранить душу. Отсюда и вера в порчу, в сглаз. Тем не менее женщина до последнего ходила в поле, обряжала скотину. Близкие оберегали ее от тяжелой работы. Кое-где на русском Северо-Западе в честь рождения ребенка сажали дерево в палисаде, у дома, у бани или в огороде. Сажали, как правило, липу, рябину, чаще березу. Ее так и называли: Сашина (или Танина) береза. Эта береза росла вместе с тем, в честь кого была принесена из лесу.
Атмосфера добра вокруг дитяти не означала изнеженности и потакания. Требовательность и строгость постепенно возрастали. В хороших семьях редко вырастали дурные люди. Личный пример жизненного поведения взрослых неотступно стоял перед детским внутренним оком. Обычно детская жажда подражания действует в воспитании трудовых навыков неизмеримо благотворнее, чем принуждение. Мир детства расширялся стремительно и ежедневно. Изба, сенники, вышка (чердак), всевозможные закутки — все изучено. Затем вся улица и вся деревня. Весной выставление внутренних рам — в избе становилось светлее и свежее. Установка скворечни с отцом, пропускание воды (устройство канавы, запруды, игрушечной мельницы), спускание лодки на воду, смазка сапог дегтем, собирание муравьев и гонка муравьиного спирта, подрубка берез и питье березового сока, ходьба за щавелем, первые игры на улице. Летом на детей обрушивалось так много всего! Все эти шалаши на покосе, лесные избушки, ловля рыбы, костры с печением картошки, езда на конях — все это элементы игры в трудовом акте. Осенью во время уборки особенно приятно играть в прятки между суслонами и среди стогов, делать норы в больших соломенных скирдах, лазить на черемуху, грызть репу, жевать горох. А первый лед на реке, как и первый снег, открывает сотни новых впечатлений.
Нежная заботливость взрослых о детях проявлялась необязательно открыто. Она была везде. Когда бьют печь, то кто-нибудь слепит ребенку птичку из глины, если режут барана или бычка, то разомнут и надуют пузырь, опуская в него несколько горошин, когда варят студень, то мальчикам отдают казанки (бабки), охотник отдает ребенку пушистый заячий хвост, который подвязывают на ниточку. Возвращаясь из леса, каждый старается принести ребятишкам гостинец от лисы, зайца или медведя. Для детей плели маленькие корзинки, делали маленькие грабельки. Большое место в детской душе занимали домашние животные: конь, корова, собака, кошка, петух. Иногда взрослые закрепляли за ребенком отдельных животных, поручали их персональной опеке.
Юность
Уже подростки обоего пола могли косить траву, боронить, возить и околачивать лен, рубить хвою, драть корье и т.д. Отрока приходилось осаживать, когда он хотел показать, что научился пахать раньше других ровесников. Пусть, мол, девки, большие и маленькие, увидят это. Мальчик в этом возрасте должен был уметь сделать топорище, вязать верши, запрягать лощадь, пасти скот, удить рыбу. Он уже стеснялся плакать, прекрасно знал, что лежачего не бьют и двое на одного не нападают, что слово надо держать.
Девочки к двенадцати годам хорошо пряли, учились шить, ткать, умели замесить хлебы и пироги.
Отрочество перерастало в юность. За это время крестьянский юноша окончательно развивался физически и постигал все виды традиционного полевого, лесного и домашнего труда. Сенокос, весенний сев, многочисленные помочи давали молодежи возможность знакомства и общения. Кому хочется прослыть ленивым или неряхой? Труд и гуляние взаимно укрощались и не позволяли тому или другому переходить в уродливую форму. Нельзя гулять всю ночь, если надо вставать еще до восхода солнца и идти за лошадью в поскотину, но нельзя и пахать дотемна, поскольку вечером гуляние у церкви.
Родители редко дудели в одну дуду. Если отец был строг, то мать обязательно оберегала дитя от тяжелой работы. И наоборот. Если оба родителя оказывались не в меру трудолюбивыми, то защита находилась в лице деда. Старшие братья незаметно оберегали сестер. Строгость в семье уравновешивалась добротой и юмором.
“Непорядочная девица со всяким смеется и разговаривает, бегает по причинным местам и улицам, разиня пазухи, садится к другим молодцам и мужчинам, толкает локтями, а смирно не сидит, но поет блудные песни, веселится и напивается пьяна. Скачет по столам и скамьям, дает себя по всем углам таскать и волочить, яко стерва. Ибо где нет стыда, там и смирение не является.” (“Юности честное зерцало”).
Стыд — одна из главных нравственных категорий, если говорить о народном понимании нравственности. Старших слушались. Если скажешь, что охота в чужую деревню гулять сходить, то мать или бабушка ответят: “Охотку-то с хлебом съешь!” А пойдешь куда на люди, говорят: “Рот-то на опашке поменьше держи”. Не хохочи, значит. Можно было гулять, знакомиться до свадьбы, но существовали четкие границы дозволенного. Обе стороны, и мужская, и женская, старались соблюдать целомудрие. Если пьяный гуляка вошел в раж и в пляске начинает петь скабрезные частушки, зрители смеются и искренне ахают. Но потом никто к нему не будет относиться серьезно. Грех, совершенный до свадьбы, был ничем не смываем. Зато после рождения внебрачного ребенка девице как бы прощали ее ошибку, человечность брала верх. Мать или бабушка на нападки отвечала: “Чей бы бычок ни скакал, а телятко наше”. Парень, до свадьбы имевший физическую близость с женщиной, тоже считался испорченным, его называли уже не парнем, а мужиком. Гордые девицы брезговали таким. Супружеская верность служила основанием любви и семейного благополучия. Жены в крестьянских семьях плакали, когда мужья ревновали, ревность означала недоверие. Считалось, что если не верит, то и не жалеет, не любит. Оттого и плакали, что не любит.
В отношениях парней и девушек не существовало патриархального педантизма. Увлечения менялись. Измены, любови, отбои, перебои отражены в песнях и частушках. Но эта легкость отношений — лишь до свадьбы. У молодоженов начиналась другая жизнь.
Инна ПАНКОВА.
Василий Иванович Белов — русский писатель, один из крупнейших представителей “деревенской прозы”.
Василий Белов также известен своими этнографическими очерками, опубликованными в трудах “Лад” и “Повседневная жизнь русского Севера”. Данные работы были задуманы как “сборник зарисовок о северном быте и народной эстетике”. В них автор рассказывает о традиционной культуре, народном фольклоре, быте и художественных промыслах деревень Вологодской, Архангельской и Кировской областей России.