34 года назад.

Самая крупная катастрофа в истории мирного атома.
Чернобыль.
"После того, как власть призналась, что в Чернобыле произошел взрыв, у нас в городе появились немецкие вагончики.
Они стояли, красивые и беленькие, чтобы каждый мог зайти и проверить свою радиацию.
Таких красивых вагончиков у нас отродясь не было. На вокзале стояли черные товарняки, раз в сутки заезжал пассажирский. Стоянка две минуты. Так вот, вагончики там не были такими красивыми. А эти, беленькие, очень красивые, приятно зайти. Всем посетителям этих вагончиков давали яркие буклеты на немецком языке.
Детям нравились эти красивые глянцевые картинки. Мне тоже нравились, хотя мне уже было целых семнадцать лет.
Дети заходили в вагончики по нескольку раз и выбегали счастливые, объявляя на всю улицу:
-Санёк! А у меня в два раза больше нормы, ура, я выиграл!
А Санёк хвастался в ответ, что у него в два с половиной раза., потому выиграл как раз, таки, он.
Мужики были счастливы. Водка по восемьдесят копеек! Ну, и пусть, жёлтая от йода и что? Это же водка! И без всякой очереди. Бухали до состояния насекомых.
Мудрое руководство страны понимало, что просто так жрать йод людей не заставишь. Водка была панацеей.
Особенно зимой, когда нажравшись этой бормотухи люди замерзали, превращаясь в деревья.
Зато в магазинах появился дефицит, какой и в Москве не видывали. Польские плащи, туфли "Саламандер", для простоты называемые "саламандры", румынские кроссовки Томис. Всё по предъявлению паспорта с пропиской.
Хлебным делом было дежурить у центрального универмага и барыжить этим добром приехавшим на свой страх и риск фарцовщикам из столицы.
К зарплатам прибавилсь по пятнадцать рублей, по тем временам сумма не маленькая. Это сколько водки с йодом можно было купить! Эту пятнашку называли "гробовые". Весело и с улыбкой: гробовые.
Никто не запрещал жрать грибы из леса, на Первое мая сколько шашлыков было приготовлено в этом радиоактивном лесу? И подсчитать сложно.
Некоторые деревни вывозили. Но поди вывези деревенскую бабку с ее курами и поросенком, Так и оставались они в своих полусгнивших избушках в зоне отчуждения, а что с ними потом было никому не интересно. Что, что, помирали, вот что. Вместе с одичавшими поросятами.
Потом стало вообще не весело. Началась лейкемия. Прямо как чума. Только чумой заражали друг друга, а лейкемией заражал стронций, который был везде. Дозиметры зашкаливали. Коронавирус, говорите?
Лейкемия работала наоборот. Умирали почему-то в большинстве своем молодые.
До сих пор не понимаю почему тогда умирали больше совсем молодые. Много моих ровесников, тогда семнадцатилетних, отдыхают на кладбище по одной и той же путевке: лейкемия.
Парень с района Серёжа, к сожалению, не помню его фамилию, спрыгнул с крыши. Брат его рассказывал, что болел очень, не хотел мучиться.
Еще один парень Женя Крюков уже в девяностые накачался смертельной дозой винта, по той же причине. Перед этим сказал, что хоть помрет от кайфа, а не от хвори.