17 февраля - Международный День спонтанного проявления доброты (Random Acts of Kindness Day).

Праздник ведёт свою историю из США, но сегодня уже имеет общемировое значение и отмечается вне зависимости от гражданства, национальности и религиозных убеждений.
Почему-то сразу вспомнилось очаровательное эссе Дины Рубиной. Видно есть в нём что-то, связанное с Днём Доброты.
«Иерусалимский автобус».
Мой знакомый репатриировался в Израиль слякотным ноябрём. О предотъездном кошмаре, ночных перекличках в очередях в ОВИР, безотрадных лицах соотечественников в московском метро, издевательствах таможенников в Шереметьево писано-переписано, нет нужды повторяться.
Самолёт приземлился в аэропорту Бен-Гурион ночью, и после всех мучительных процедур он добрался на рассвете к друзьям в Иерусалим. А утром ему предстояло освоить первый и главный для репатрианта маршрут - поехать на автобусе в министерство абсорбции. "Друзья объяснили мне, как добираться", - рассказывал он, - "Написали номер автобуса, нарисовали схему... Ну, я добрёл до остановки, влез в автобус, еду... А у водителя радио включено, передают какую-то приятную песенку, видимо, модный в том году шлягер. Водитель прибавил звук. И вдруг весь автобус запел. Все пассажиры, без исключения. И водитель крутит баранку и поёт во весь голос. И вокруг меня какие-то тётки с кошёлками, пенсионеры, подростки... Все поют! А я, значит, вчера из Шереметьева...
Я думал, у меня крыша поехала, может, это съёмки какого-то мюзикла. Это был настоящий шок. Боялся, что разрыдаюсь. С тех пор хлебнул я здесь всякого, но этот поющий автобус, он меня долго на плаву держал, да и сейчас держит..."
Израильский водитель автобуса - не безликий некто, отделённый от пассажиров стеклом кабины. Он и хозяин, он и кондуктор, потому что пассажиры входят в автобус только через переднюю дверь. Короче, контакт каждого пассажира с водителем неизбежен. А если ты каждое утро садишься в один и тот же автобус, то постепенно с суховатого "доброго утра" переходишь на "как дела?" и "что-то вчера тебя не было", а через некоторое время и "ну, как дочка - ещё занимается балетом?"
Когда я жила в небольшом поселении Псагот, удалённом от Иерусалима не столько расстоянием, сколько противостоянием (оно находилось почти в центре арабского города Рамалла). На работу в Тель-Авив мне случалось добираться на автобусе, который шёл только один раз в день в шесть утра, колесил два часа по горной дороге, забирая людей из других поселений. Дорога была опасной - мы проезжали через арабские сёла, где он не останавливался.
Я входила в автобус в самом начале маршрута и садилась на переднее сиденье. Водитель, молодой сумрачный парень, на мое "доброе утро" только молча кивал и на всем протяжении пути не говорил ни слова. Но каждый раз происходило одно и то же, со временем ставшее ритуалом: когда автобус должен был быстро проехать узкими улочками арабского села, водитель, держа левую руку на руле, правой доставал из кармана пакетик с мятными конфетами, одну брал себе, а вторую молча, не оборачиваясь, протягивал мне. И так, катая под языком успокаивающе мятный шарик, мы с рёвом проносились между заборами враждебного села...
Что касается профессиональных качеств - в этом водители "Эгеда" мастера высочайшего класса. Иногда маневрирование двух автобусов, впритирку разъезжающихся на узкой улочке старого района Меа Шеарим кажется цирковым номером. Любопытно наблюдать как, застряв на светофоре, водитель ставит автобус на тормоз на крутейшей горке чуть ли не на задние лапы и, развернув на руле газету, просматривает новости.
Водитель автобуса не только хозяин, но и ответчик за всё: за то, что плохо работает кондиционер, за то, что кончились билеты, за то, что изменилось расписание движения, за то, что сегодня жарко...
Вот, например, как ездит в иерусалимском городском транспорте среднестатистическая израильская тётка. Она садится на рынке Махане Иегуда с пятнадцатью кошёлками, очень постепенно, не торопясь. Публика сзади не напирает, а терпеливо ждёт, пока она втащит все свои бебехи. Водитель тоже ждёт. Правда он может подавать реплики, вроде "сколько я могу стоять?" или "ты весь рынок скупила?" или "помогите ей кто-нибудь, а то меня удар хватит". Но ответ последует немедленно, и не самый приятный, так что в большинстве случаев водитель кипит, но помалкивает.
Вот она, наконец, влезла и плюхнулась с размаху на сиденье. Теперь она должна натянуть штору на окно - жарко. Она пыхтит, старается, кричит: "Водитель, у тебя шторы на окнах не опускаются!" Он, глядя в зеркальце, отвечает: "Кто-нибудь, опустите ей эту штору, пока я не перевернул автобус!" Все пассажиры бросаются натягивать штору и общими усилиями она, наконец, натянута. Впечатление такое, что тётка собирается ехать до Хайфы. Но через две остановки она встаёт и, загораживая своим обширным задом проход, принимается, не торопясь, связывать кошелки.
Водитель, глядя на её манипуляции в зеркальце, подёргивает автобус, как извозчик - клячу. И тогда тётка грозно кричит: "Рэга!!" (Слово, означающее, вообще - то "мгновение", но имеющее, в зависимости от ситуации, ещё десяток смыслов: "погоди!", "дай сказать!", "не перебивай!", "минуточку!". Существует израильский анекдот, один из многих, об израильской армии: евреи запускают ракету: "пять...четыре...три...два...один...рэга...рэга...ещё рэга...старт!!!")
Итак, тётка вываливается через заднюю дверь на тротуар и неторопливо принимает свои кошёлки из рук какого-нибудь парня. Но в эти же минуты в переднюю дверь втаскивается точно такая же тётка с десятью кошёлками, плюхается на сиденье и первым делом начинает поднимать только что опущенную штору - ей темно! Водитель, глядя в зеркальце, кричит: "Да поднимите же кто-нибудь ей эту проклятую штору, пока я с ума не сошёл!" Весь автобус хлопотливо бросается поднимать штору...
Еду как-то в автобусе номер тридцать шесть. Очередная остановка. На тротуаре стоит девочка лет девяти, за плечами - школьный ранец. Она не торопится сесть в автобус. "Ну?!" - спрашивает водитель – "долго я буду ждать?" – "А после тебя во сколько будет следующий?" - лениво вопрошает дитя. – "Давай, садись, какой тебе ещё следующий?" - восклицает водитель. – "Неохота..." - отвечает дитя. – "Садись в автобус, я сказал!" - грозно вскрикивает водитель. – "Что ты пристал к ребенку!" - доносится с задних сидений. – "Не хочет, пусть не едет".– "Что значит "пусть не едет"! Нечего ей шляться!" - взрывается водитель, - "немедленно домой, уроки делать!" Тогда дитя отвечает что-то вроде – "Сам делай свои уроки, если ты их когда-то недоделал." – "Пусть ребёнок гуляет, езжай по маршруту!" - орут пассажиры и автобус, наконец, трогается с места. И мне требуется ещё минут десять, чтобы осознать, что этот водитель не приходится этой девочке ни папой, ни дядей, ни даже соседом...
Мне бы не хотелось рисовать здесь лубочные картинки на тему какой-то сверхдушевности израильтян. Её нет, этой сверхдушевности. Израильтяне – люди, скорее, брутального склада. Я говорю о градусе национального темперамента, об артистичности, умении мгновенно включиться в ситуацию. Это касается как случаев положительного общения, так и случаев общения отрицательного. Но в случаях отрицательного общения обе стороны всё-таки никогда не доходят до критической черты остервенения, за которой следует рукоприкладство. Ссоры израильтян часто выглядят сценами из итальянской комедии.
Ждём автобуса - я и религиозная тётка в парике с пятью детьми. Автобус опаздывает, дети куксятся, теребят мать, она нервничает и громко ругает правительство, компанию "Эгед", водителя опаздывающего автобуса. Наконец, он показывается на повороте. Тётка, не умолкая ни на минуту, поднимает детей в автобус, они как горох раскатываются по салону, с младенцем на руках она садится на переднее сиденье, продолжая громко ругаться.
- "Ну, что ты кричишь?" - доброжелательно говорит водитель. – "При чём тут я? Я приехал по расписанию, это тот, кто до меня, не вышел на линию". Тётка продолжает громкие обвинения. Парик съехал набок, грудной ребенок пищит, видно, что она вошла в штопор и не может из него выйти.
Водитель ещё несколько минут пытается что-то объяснить ей, но она невменяема. И он говорит: "Всё, геверет, закрыли заседание Кнессета." Вслед за его словами раздается взрыв оскорблений. Однако парень всё ещё пытается остаться в рамках конвенционального выяснения отношений. "Слушай," - говорит он раздражённо, - "иди стирать. У тебя дома замочено бельё».. В ответ на это тётка берёт октавой выше и ускоряет темп, так что я уже и понять не могу, что именно она ему желает. "Иди стирать!!" - кричит он, - "займись своим делом, недоразвитая!"
Тогда в дуэт вступают остальные пассажиры, которым осточертел этот крик и хочется добраться домой без аварии. Пассажиры ухитряются одновременно орать и на геверет, и на водителя, так что для меня остаётся неясным, на чьей они стороне. Когда тётка, наконец, выходит, детей ей аккуратно сгружает кто-то из пассажиров, а сложенную коляску, продолжая бешено ругаться, помогает спустить на тротуар сам водитель.
После "великой алии" девяностых среди водителей стали попадаться бывшие советские граждане. Их отличаешь не только по выражению лица, но и по более скованной манере держаться.
...Иерусалимская зима 92-го года мало чем отличалась от настоящей российской. Подавляющее большинство израильтян впервые в жизни видели столько снега. Автобусная компания "Эгед" не переживала более страшной зимы за все годы существования - были дни, когда автобусы не ходили из-за снежных заносов и гололёда. Коренными израильтянами владела тотальная паника. Бывшие москвичи и ленинградцы пожимали плечами, а норильцы с пермяками издевательски ухмылялись.
В один из таких дней я ехала в автобусе по Иерусалиму. Водитель, коренастый рыжий поселенец в вязаной кипе, медленно вёл автобус по обледенелой дороге. За его спиной стоял щуплый маленький ортодокс в полной амуниции - черная шляпа, черный лапсердак, черные приютские ботинки - и, подрагивая пейсами, беспрерывно бормотал над ухом водителя: "Осторожней! Потише!" Водитель угрюмо просил его сесть и не действовать на нервы. Но маленький человечек, ошалев от невиданной зимы, судорожно цепляясь озябшими руками за поручень, продолжал умоляющим тоном вести машину помедленней.
В какую-то минуту автобус "поехал" на льду, но водитель сразу его выровнял. Бедняга побледнел и тихо заверещал, как кузнечик. В полуобморочном лепете слышалось только "тихо-медленно-тихо-медленно!". Тогда водитель притормозил и, обернувшись к мужчинке, в сердцах воскликнул по-русски: "Отзынь, нечистая сила! Я в Сибири по тайге десять лет пятнадцатитонки водил!!!"
Все пассажиры на мгновение замерли, и половина автобуса - "новые израильтяне" - буквально повалились от гомерического хохота. А бедный ортодокс, беспомощно оглядывая пассажиров, всё шептал что-то непривычными к морозу губами...