БЕЗМОЛВНАЯ АГОНИЯ ПОТЕНЦИИ.

ЭКЗИСТЕНЦИЯ НЕРОЖДЕННОЙ ЖИЗНИ.
«Мы сочувствуем крику раненого зверя, но не слышим безмолвного вопля потенциальной жизни, которую обрекаем на небытие».
Курица, яйцо и замкнутый круг бытия.
Извечный вопрос «что было раньше — курица или яйцо?» хорош не ответом, а самой своей сутью. Он обнажает парадокс существования: жизнь — это не точка, а бесконечная цикличность, где конец одного является началом другого. Яйцо — это совершенная капсула времени, в которой заключена не просто биологическая информация, а фундаментальный принцип продолжения. Каждая курица — это бывшее яйцо, реализовавшее свой потенциал. Каждое яйцо — это возможная курица, замершая в состоянии ожидания. Они — две стороны одной медали, звенья одной цепи, и спор между ними бессмысленен, как спор между семенем и деревом. Важно иное: в этом цикле яйцо представляет собой чистую, незамутненную потенцию. Это Вселенная, свернутая в скорлупу, великое «Что, если?».
Молчание в кипятке: экзистенция яйца.
И вот эту вселенную, это «Что, если?» мы бросаем в кипяток. Возникает тот самый гуманный ужас: а больно ли? Представление о безмолвной агонии будоражит воображение. Однако холодная биология спешит утешить: большинство яиц — неоплодотворены, это всего лишь генетический материал, лишенный возможности стать жизнью. Даже в оплодотворенном яйце эмбрион на той стадии, когда варится, — это лишь набор клеток без намёка на нервную систему. Нет сознания, нет боли, нет страха.
Но если отойти от физиологии и взглянуть метафизически, картина приобретает иные краски. Страдает ли яйцо? Нет. Но происходит нечто иное — абсолютная отмена потенциала. Тот великий путь, который был в нём заложен, та возможная курица, которая могла бы клевать зерно на солнце, — всё это навсегда стирается. Жизнь, не успевшая начаться, тихо и безропотно возвращается в небытие. Это не трагедия существа, а трагедия возможности. Яйцо в кипятке холодно и безразлично, но сама идея будущего, которую оно символизировало, гаснет без единого звука.
Стрела без цели: метафизика сперматозоида в презервативе.
Если яйцо — это потенция, то сперматозоид — это стремление. Его суть — не статичное ожидание, а движение, порыв, неудержимый импульс, бешенная гонка с миллионами собратьев к единственной цели. Он — живое воплощение воли к жизни, стрела, выпущенная природой для преодоления бесконечности. Парусник, поймавший ветра вселенной. Его существование оправдано только в контексте гонки, полёта к конечной точке, где он может реализовать своё космическое предназначение.
И что же происходит с этой стрелой в презервативе? Её лишают не жизни — лишают смысла. Это не просто смерть, это экзистенциальный крах. Вся его энергия, весь его запрограммированный порыв упирается в непроницаемую, безразличную резиновую стену.
Он плывёт, как и положено чемпиону, но его океан оказывается замкнутым. Его великое путешествие оборачивается бессмысленным плаванием по кругу, подобно Москве реке, несущей в своих водах отражение неба, но обречённой никогда не узнать вкуса океана. И как горькая насмешка над самой этой обречённостью, в самой реке возвышается монументальный памятник Петра Первого и застывший парусник, вечно устремлённый в даль над тесными водами. Парусник, которому суждено вечно собираться в великое плавание по океану, которому никогда не свершиться.
Эта участь — быть вечным странником в замкнутом пространстве — трагичнее простого исчезновения. Это жизнь, лишённая не только цели, но и горизонта, обречённая на вечное противостояние с памятником своей же несбывшейся мечте.
Можно ли назвать это болью? Конечно, нет, на физиологическом уровне. Но если боль — это также и крушение замысла, то что испытывает сперматозоид в презервативе, как не чистейшую форму экзистенциальной тоски? Это бунт без голоса, трагедия миссии, которая оказалась симуляцией. Он выиграл свою гонку, но финишная ления была иллюзией. Он нёс в себе возможность целого мира, но мир этот оказался гондоном.
Таким образом, яйцо в кипятке и сперматозоид в презервативе — это две стороны одной философской медали. Первое символизирует тихую отмену возможного будущего. Второе — жестокую пародию на целенаправленное движение, тщетность стремления. Оба сценария говорят нам не столько о страданиях клеток, сколько о нашей, человеческой, способности проецировать на микроскопические процессы глубинные трагедии смысла, бытия и несостоявшегося предназначения. Это безмолвный вопль потенциальной жизни, который слышен только нашей совести и нашему воображению.
Если яйцо — это потенция, а сперматозоид — стремление, то человек — это диалог между ними. Вернее, он и есть сам этот диалог, растянутый на десятилетия. Наша жизнь — это постоянное колебание между состоянием "закрытого яйца", хранящего в себе нераскрытые возможности, и "несущегося сперматозоида", фанатично устремленного к часто иллюзорной цели.
'Когда мы — яйцо: скорлупа нереализованности".
Каждый из нас знает состояние «яйца». Это периоды застоя, рутины, когда мы, окружив себя скорлупой привычного быта, работы, страхов, храним в себе потенциал, так никогда и не ставший действительностью.
Не написанная книга. Мечта о путешествии, на которое никогда не нашлось времени. Не сказанные слова любви. Талант, зарытый в землю из-за неуверенности. Решимость изменить жизнь, отложенная «на понедельник».
Этот потенциал не кричит от боли, когда мы «варим» его в кипятке повседневности. Он просто тихо угасает. Исчезает не существо, а возможная, альтернативная версия нас самих. Трагедия не в том, что нам больно, а в том, что мы сами становимся палачами собственных «возможных яиц», обрекая их на небытие через бездействие. Мы чувствуем не физическую боль, а ту самую "экзистенциальную прохладу", тоску по упущенному.
"Когда мы — сперматозоид: иллюзия цели и резиновые стены"
Но бывают в жизни иные периоды — марафонские забеги. Мы превращаемся в тот самый сперматозоид: с фокусированной целью, с энергией, с яростным стремлением «доплыть».
Погоня за карьерой, статусом, богатством. Фанатичная идея о создании семьи «к 30 годам». Общество потребления, навязывающее нам цели, как биологический импульс.
И вот мы плывём, тратя все силы, уверенные, что впереди — главный приз жизни. Но что, если финишная лента оказывается фантомом? Достигнув вершины карьеры, человек понимает, что он одинок. Создав семью «по графику», обнаруживает, что это не счастье, а клетка. Купив очередную вещь, не чувствует удовлетворения души, а лишь пустоту и все это "суета сует и томления духа", как мудро заметил Екклесиаст.
Это и есть "«презерватив» человеческого существования" — ситуация, когда стремление есть, а истинного смысла в цели нет. Мы упираемся в резиновую стену собственных иллюзий. Мы выиграли гонку, но победа оказалась безвкусной. Это вызывает не яростную боль, а глухую, свинцовую "фрустрацию" — чувство, что вся энергия была потрачена впустую, что великое путешествие было симулякром.
Мудрость, возможно, в том, чтобы осознать эту двойственную природу.
Иногда нужно разбить свою скорлупу. Осознать себя «яйцом» — значит признать в себе потенциал. А признать — значит сделать шаг к его реализации. Не дать себе «свариться» в зоне комфорта, рискуя быть разбитым, но получив шанс стать кем-то большим.
Иногда нужно проверить подлинность цели. Прежде чем с головой бросаться в стремление, стоит спросить себя: «А туда ли я плыву? Не ведёт ли мой путь в резиновый тупик?». Найти цели, которые резонирует с нашей глубокой сущностью, а не навязаны извне.
Человеческая жизнь — это не статичное яйцо и не слепой сперматозоид. Это искусство быть творцом собственного предназначения. Выйти из скорлупы страха и, выбрав подлинную, а не навязанную цель, отправиться в путь, осознавая, что важен не только финиш, но и само качество движения. Чтобы в конце концов не оказаться ни безмолвно угасшей потенцией, ни уставшим пловцом в ловушке симуляции, а существом, которое смогло услышать тихий шёпот возможностей и найти в себе смелость превратить их в осмысленную, живую реальность. Трудиться и наслаждаться плодами своих трудов , по завету того же мудрого Екклесиаста.
И вся моя жизнь — это бесконечная работа с потенциями и стремлениями. Каждый ненаписанный роман, невысказанная мысль, заброшенный сюжет — это то самое «яйцо», которое я бережно храню в инкубаторе своего сознания, рискуя однажды обнаружить его сваренным вкрутую в кипятке повседневных дел и внутренней цензуры или и вовсе протухшую в чертоге моей памяти. А каждый опубликованный текст — это «сперматозоид», которого я выпускаю в светлый и жестокий мир, не зная наверняка, достигнет ли он сердца читателя или упрётся в глухую, безразличную стену непонимания.
И когда я смотрю на чистый лист, я вижу в нём одновременно и бесконечный потенциал, и парализующий ужас пустоты. Сделать первый шаг — значит разбить скорлупу. Написать последнюю точку — значит завершить гонку, в которой никогда не знаешь, выиграл ли ты.
Эта статья родилась из того же самого экзистенциального трепета. Из способности услышать безмолвный вопль не только яйца в кастрюле, но и нерождённого персонажа в глубинах воображения. Из сочувствия к слепому стремлению не только сперматозоида, но и собственной мысли, которая ищет путь к уму другого человека.
Так что, в конечном счёте, мы говорим не о биологии. Мы говорим о творчестве. О жизни как о главном произведении, которое каждый их пишет, сам того не ведая, то выступая в роли курицы, несущей яйца-возможности, то в роли сперматозоида, фанатично стремящегося к цели.
Лёха ©