Ровно 20 лет назад доведенные до отчаяния шахтеры перекрыли Транссиб. Начались события, вошедшие в историю как «рельсовая война». В считанные дни она привела к транспортному коллапсу в масштабах страны: от центра были отрезаны Дальний Восток и Юг России, под угрозой оказалась целостность государства. Но не спешите жалеть горняков – они сами виноваты в случившемся. Горькая ирония «рельсовой войны» заключается в том, что в конце 1980-х – начале 1990-х годов шахтеры сыграли принципиально значимую роль в приходе к власти Бориса Ельцина и его «команды реформаторов». Более того, именно они требовали от правительства немедленных рыночных реформ и получили за это ощутимые бонусы. Мыльный бунт Первые массовые забастовки шахтеров потрясли Советский Союз в 1989 году. Начало протестного движения обычно связывают с тотальным «перестроечным» дефицитом, когда из магазинов исчезало все – от промтоваров до сигарет. На таком фоне было достаточно всего одного непродуманного решения или мелкого инцидента, чтобы возмущение вылилось на улицы. Для Воркуты последней каплей стало урезание северных надбавок и льгот вкупе с сокращением отпусков, а в Кузбассе горняки были спровоцированы исчезновением хозяйственного мыла из душевых на шахтах.

Забастовочное движение стремительно расширялось и вскоре охватило также Донбасс и Карагандинский угольный бассейн. Требования протестующих – поначалу даже не экономические, а чисто бытовые – быстро стали политическими. К примеру, в июле 1989 года межшахтный забастовочный комитет Воркуты потребовал – ни больше, ни меньше – отменить конституцию СССР, сократить аппарат чиновников на 40%, пригласить в страну для проведения реформ американского экономиста Василия Леонтьева и предоставить шахтам полную экономическую самостоятельность. В требованиях стачкомов Кузбасса также значились свобода внешнеэкономической деятельности. Михаил Горбачев с трибуны Верховного Совета назвал требования бастующих справедливыми. Очевидно, что речь шла именно о бытовых требованиях – и вскоре они были частично удовлетворены, но протест уже развивался по нарастающей. По воспоминаниям заместителя председателя областного стачечного комитета Кузбасса Михаила Кислюка, к 1990 году сложилось устойчивое мнение, будто Москва шахтеров обманывает. Горбачев встречался с некими представителями горняков, неизвестными в регионе, но в Кузбасс так и не приехал. «После этого мы в нем окончательно разочаровались и выдвинули и политические требования, в том числе отставки президента и правительства», – вспоминал Кислюк в одном из своих интервью. Борьбу с Горбачевым, с привилегиями партноменклатуры, с косностью позднесоветской бюрократии вел в то время и Борис Ельцин, на которого сделали ставку стачкомы Кузбасса. Весной 1990-го в Москву отправился агитационный поезд горняков, представители которых требовали избрания Ельцина председателем Верховного Совета РСФСР, пикетировали делегатов съезда и угрожали тотальной забастовкой. «Если бы не наша поддержка, его вряд ли избрали бы председателем Верховного Совета России», – подчеркивает Кислюк. Такая точка зрения далеко не единична. Исследователь рабочего движения Юрий Симонов писал: «Можно без преувеличения сказать, что шахтеры... если и не стали решающей силой, приведшей Ельцина к власти, то, по крайней мере, сделали все, чтобы проложить ему путь к ней». Аналогичным образом ситуацию оценивал лидер шахтеров Донбасса, впоследствии – депутат Верховной рады Украины от Партии регионов Юрий Болдырев:

«Ельцин опирался на кузбассовские стачкомы, и именно они стали той силой, которая позволила ему сломать СССР». «Практически все требования горняков и их лидеров оказались выполненными, – вспоминал в 2016 году и Аман Тулеев. – И сегодня мы пожинаем плоды шахтерских забастовок 1989–1991 годов. Требовали забастовщики выхода России из СССР – получили распад Советского Союза... В экономической сфере добивались самостоятельности предприятий угольной отрасли? Требовали разрешить шахтам и разрезам устанавливать свои нормы выработки? Добились!» «Счастливые 90-е» Либерализация цен в 1992-м для горняков прошла относительно безболезненно: в их отрасли – одной из немногих – резко повысились зарплаты. Если раньше заработок шахтера был больше заработка педагога в три–четыре раза, то при новой власти – в десять раз. Профсоюз угледобытчиков первым в стране подписал с правительством отраслевое тарифное соглашение по формуле «50х50». Это означало возможность направлять половину поступающих на предприятия средств в фонд заработной платы. В других отраслях 80% средств автоматически списывались в счет долгов по налогам, то есть денег люди не видели. Требуя экономической самостоятельности, шахтеры не учли одного: по уровню государственных дотаций угледобыча могла соперничать только с сельским хозяйством. Между тем МВФ требовал от правительства России перехода к бездефицитному бюджету, что попытались реализовать путем максимального сокращения господдержки во всех отраслях. В итоге сельское хозяйство просто похоронили, а в случае угольщиков, как союзников с одной стороны и консолидированной протестной силы – с другой, приходилось лавировать. Дальнейшее можно назвать цепью невероятных случайностей. По крайней мере, нет никаких данных о том, что угольщики специально подгадывали свои акции к наиболее драматическим событиям российской истории 1990-х годов.

В 1993-м на фоне вошедшего в горячую стадию противостояния между президентом и Верховным Советом достаточно было одного намека на недовольство горняков, чтобы отрасли подкинули денег вопреки даже мнению МВФ. Всем была памятна роль шахтеров в конфликте Горбачева и Ельцина, так что отдавать такой актив Руцкому и Хасбулатову никто не хотел. Но уже через год началась реализация предложенной Всемирным банком программы по реструктуризации угольной промышленности. Она подразумевала в том числе закрытие убыточных шахт. Всплеск недовольства, усугубленный 40-процентным снижением дотаций отрасли в бюджете 1995 года, привел к всероссийской забастовке угольщиков, которая началась 1 февраля 1996 года и продолжалась всего два дня. Скоротечность акции объясняется просто: незадолго до нее состоялись выборы в Госдуму, первое место на которых получила КПРФ, а летом страну ждала очень непростая для «команды реформаторов» президентская кампания. Понимая шаткость ситуации, правительство предпочло пообещать горнякам более 10 трлн рублей господдержки. Такое лавирование не могло продолжаться вечно, как и угольная отрасль не могла оставаться островком относительного благополучия в общей драме реформ. В конце концов, требования МВФ и ВБ оставались в приоритете, а звоночек прозвенел еще в 1994-м, когда на заседании Межведомственной комиссии по социально-экономическим проблемам угледобывающих регионов вице-премьер и председатель МВК Александр Шохин остался только на обсуждение программы Всемирного банка, а затем покинул собрание, несмотря на протесты профсоюзов. К 1998 году на некоторых шахтах долг по зарплате достигал семи и более месяцев. При этом обострение кризиса в отрасли совпало с «делом писателей», когда в СМИ просочилась информация о получении «ведущими реформаторами» (в том числе Анатолием Чубайсом и Альфредом Кохом) аванса в 90 тысяч долларов каждому за ненаписанную книгу о построении рынка в России. Уже в январе шахтеры Приморья попытались блокировать Транссиб. Среди их требований было обращенное лично к Чубайсу: написать книгу о судьбе шахтеров и передать гонорар на погашение долгов по их зарплатам. Отставка президента согласована с правительством 13 мая горняки приполярного города Инта совместно с учителями и медработниками заблокировали железнодорожную магистраль Москва – Воркута. Так от страны был отрезан угледобывающий район Республики Коми. По-настоящему масштабной «рельсовая война» стала после того, как горняки кузбасского Анжеро-Судженска заблокировали Транссиб. Ситуация не была катастрофической – развитая железнодорожная сеть региона позволяла пускать поезда в обход, но уже 20 мая к акциям протеста присоединились другие города области, в результате чего движение по «великому сибирскому пути» было полностью прервано. Восток страны оказался изолирован от центра. Встали почти 300 пассажирских и более 350 грузовых составов. 18 мая в Ростовской области на станции Шахты была заблокирована Северокавказская железная дорога. До 20 мая эксплуатировался объездной участок магистрали, но затем протестующие заняли и его. Железнодорожное сообщение с Югом оказалось прервано, встали 300 грузовых и 280 пассажирских поездов. Люди требовали выплаты зарплат, пенсий, пособий, отставки правительства и президента, национализации предприятий и упразднения либеральных реформ. Сложившуюся ситуацию трудно было назвать просто тяжелой – фактически речь шла об утрате экономической целостности страны. 22 мая в Кузбасс прибыла правительственная комиссия с широкими полномочиями. Судя по всему, ей было предписано обещать что угодно, лишь бы возобновить работу магистралей. Сохранился уникальный по своей абсурдности документ, подписанный представителями бастующих с одной стороны и главой комиссии, зампредом правительства Олегом Сысоевым. В первом же пункте значится: «Отправить Ельцина Б.Н. в отставку. Срок исполнения – 1 июня 1998 года». Эта тактика сработала. В конце мая горняки начали уходить с железных дорог. Делегации шахтеров направлялись в Москву – к Дому правительства, чтобы требовать соблюдения достигнутых договоренностей. В июне на Горбатом мосту был разбит палаточный лагерь. Представители угольной отрасли два месяца стучали касками по брусчатке. Но вскоре грянул августовский кризис 1998 года – и всем уже стало не до шахтеров. Дмитрий Лысков