Фото: Александр Гальперин / «Коммерсантъ» Он служил в ФСБ и охотился на террористов с Северного Кавказа, но конфликт с коллегами закончился для него уголовным делом и реальным сроком. С клеймом мошенника бывший чекист отправился на «красную зону» для осужденных силовиков и на себе испытал ее реалии. Арестанты в костюмах от Brioni; генералы, покупающие теплые места за огромные деньги; тюремщики, от лени оставляющие зэкам работу с секретными документами, — вот с чем пришлось столкнуться нашему герою. О правилах жизни «красных зон» он рассказал в эксклюзивном интервью «Ленте.ру». Предупреждение По тюремным понятиям, все зоны делятся на «красные» и «черные». В первых все аспекты жизни заключенных полностью контролирует администрация исправительных учреждений, во вторых —все неформальные вопросы (включая те, что связаны с администрацией) решают криминальные элементы. Однако по другой классификации «красными» называются только те зоны, где отбывают свои сроки бывшие сотрудники правоохранительных органов. Именно о них и пойдет речь в этой статье. Куда приводят мечты — Я родом с Дальнего Востока. Окончил школу, поступил в гражданский институт и уже после него решил пойти в ФСБ, — рассказывает Роман (имя рассказчика изменено, поскольку террористы занесли его в свой список на ликвидацию). — Вообще, сразу после школы в академию ФСБ идут те, у кого кто-то уже есть в этой системе. У меня таких связей не было, но работа в спецслужбе казалась интересной. Я пришел в управление, позвонил в отдел кадров и сказал, что хочу работать. Хотел оперативной работой заниматься. Шел 2005 год. Он отсидел 10 лет за чужое преступление. Не помогло даже признание убийцы Романа отправили на учебу в институт ФСБ. В 2008 году молодого оперативника послали в командировку в Ингушетию, где он провел год. Вернувшись на Дальний Восток, Роман решил перевестись на Северный Кавказ. Причин было много: тепло, красиво, свежий воздух и зарплата в два раза больше. — Работа там, конечно, интересная — поехал, встретился, получил информацию, реализовал ее, — объясняет собеседник «Ленты.ру». — Живая работа. Ты понимаешь, что приносишь реальную пользу. Работали по резонансным терактам: Домодедово, «Невский экспресс», взрыв на рынке Владикавказа. Вот плохие парни — и больше их нет, поймали, условно говоря. А на Дальнем Востоке ничего такого не происходит. Много говорить о своей работе я не могу — это конфиденциальная информация. В двух словах, я разрабатывал террористов, вербовщиков и их пособников. По словам Романа, обыватели, насмотревшись фильмов о Джеймсе Бонде, уверены, что работа чекиста — это постоянная стрельба. На деле же такого нет: конечно, и взрывы, и перестрелки случаются, но это все — часть оперативной работы, которая неизбежно связана с повышенной опасностью. Роман проработал в Ингушетии до 2014 года. От старшего лейтенанта он дослужился до майора, а потом его арестовали.

Академия ФСБ России Фото: Николай Малышев / ТАСС Дело найдется — Мой конфликт с руководством произошел на почве разных понятий о справедливости, — вспоминает бывший чекист. — Это внутренняя кухня, не особо приветствуется, когда о ней рассказывают посторонним. Это профессиональная этика. Когда идешь в контору — принимаешь правила игры, а не устанавливаешь их. Могу сказать только, что я никогда не молчал, а говорил правду и делал свою работу. Роману предлагали перевестись в другой регион, он отказался. А потом его подставили. По словам собеседника «Ленты.ру», в таких ситуациях в ход идет стандартная схема: «шьют» либо дело о взятке, либо о мошенничестве. Нашему герою выпал второй вариант, поскольку взяток он не брал, да и вообще подкопаться к нему было сложно. Но у него оказалась знакомая, задолжавшая ему крупную сумму денег... — Начиналось все с малого: займи десять тысяч — детишек в школу собрать, — рассказывает он. — А у меня зарплата большая, почему не помочь. Через пару дней отдала. Потом нужно 30-40 тысяч, вернула. И так она заработала мое доверие. Потом говорит: дай 150 тысяч — хочу свой бизнес открыть, и постепенно накопилась крупная сумма — порядка миллиона рублей.

Фото: Максим Блинов / РИА Новости В какой-то момент женщину поймали на попытке мошенничества — и решили использовать против Романа. Ей предоставили простой выбор: либо она дает на чекиста показания, либо ее дети отправятся в детский дом. Первый вариант показался ей более привлекательным — ведь можно и деньги не возвращать, и отделаться условным сроком; поэтому нужные показания она подписала. Ко всему прочему, женщине предлагали оговорить еще и начальника Романа — но идти на такое она не рискнула. — Когда был суд, она рассказала про себя, как пыталась обмануть человека, — говорит собеседник «Ленты.ру». — А про меня она не смогла ничего сказать: запиналась, заикалась. У нашей судебной системы есть выход из таких ситуаций: прокурор просто огласил ее показания из дела, которые написал следователь. Бог шельму метит. Сотрудники, которые дело шили, в скором времени были уволены по дискредитирующим обстоятельствам. Одного впоследствии даже осудили за мошенничество и отправили в колонию. На особом положении За покушение на мошенничество Романа приговорили к трем годам колонии общего режима. Его взяли под стражу в зале суда после оглашения приговора. На тот момент чекисту было 33 года. Его отправили в СИЗО Нальчика, где он первое время просто отсыпался. — Замечательное место, по сравнению с другими — курорт, — вспоминает Роман. — Чисто, ремонт, отношение сотрудников к заключенным — никаких претензий. Незаконные свидания разрешали. Кормежка и бытовые условия отвратительные, как везде, но тараканов и другой живности нет, перенаселенности тоже. В следственных изоляторах существуют камеры, предназначенные для содержания бывших сотрудников правоохранительных органов. В эту категорию — БС (бывшие сотрудники) — входят не только полицейские, прокуроры, чекисты, военные, работники Следственного комитета, но и судебные приставы с тюремщиками и налоговиками. Бывших сотрудников положено содержать отдельно от остальных заключенных из соображений безопасности.

Фото: Алексей Куденко / РИА Новости Их камеры рассчитаны на четыре человека. В них может отсутствовать холодильник, телевизор; может быть плохой ремонт, сломан санузел. В них также нет горячей воды. Матрас, подушка, постельные принадлежности, тарелка, кружка, ложка выдаются им на складе СИЗО на общих основаниях. — Со мной сидели два убийцы и один насильник, — говорит собеседник «Ленты.ру». — К насильнику относились, как к обычному человеку. Он рассказал, что выбивал долг с женщины: сунул ее в багажник автомобиля, провез по кварталу и высадил. А она написала на него заявление. Так как доказательств не было, кроме ее слов, адвокат, прокурор и судья заключили договор: будет признание вины, получишь «трешку», не согласишься — «уедешь» на пять. Оправдательных приговоров же не бывает. Роман отмечает: его сокамерник оказался хорошим человеком. В местах лишения свободы к насильникам традиционно относятся крайне негативно, они — часть низшей касты заключенных. Однако сокамерника Романа никто не трогал: все знали его историю, да и замечаний к нему не было. Что до нашего героя, то он поехал отбывать срок в Нижний Тагил, в колонию №13, где сидят бывшие сотрудники силовых структур. Такие зоны называют «красными», в то время как зоны для обычных заключенных — «черными». В красных тонах В «красных зонах» для бывших силовиков нет воровских понятий — сидельцы придерживаются общечеловеческих норм поведения. За проступки — к примеру, кражи — могут отправить мыть туалет, после чего нарушитель попадает в низшую касту «отделенных». Ее аналог на обычных зонах — «опущенные», в частности, насильники и педофилы, к которым порой применяют сексуальное насилие. В случае с «отделенными» такого нет, но в остальном отношение схожее. В эту касту заносят не только тех, кто ворует у своих, но и осужденных за сексуальные преступления, стукачей и интриганов. Процесс посвящения в «отделенные» — это обливание мочой. Чтобы избежать такой участи, заключенный всегда должен отвечать за сказанное, не интересоваться у других, за что они сидят, и не пользоваться тем, что упало на пол в туалете: такие вещи нужно поднимать и демонстративно выкидывать. Кроме того, действует полный запрет на любые контакты с «отделенными».

Фото: Дмитрий Коротаев / «Коммерсантъ» — Они едят прямо в туалете, сидят на подоконнике с чаем и не могут прийти в комнату для приема пищи отряда, — объясняет Роман. — Если они сядут за общий стол — стол придется выкинуть и заказать новый. У них специальные стулья, другого цвета. Если человек, по незнанию туда сядет, ему объяснят, если снова сядет, то его отправят к «отделенным». В то же время такую унизительную работу, как мытье туалетов, выполняют не только люди из низшей касты. Правда, генералы этим не занимаются: обычно это удел военнослужащих, которые не могут скинуться на уборку туалета. Логика тут проста: уборкой должны заниматься все по очереди, но если сам не хочешь, можешь заплатить кому-то, кто сделает это за тебя. Нет возможности платить — мой сам. Платят не деньгами (они запрещены в исправительных колониях), а сигаретами или консервами, которые идут непосредственно тому человеку, который моет туалет или полы. Собеседник «Ленты.ру» отмечает: среди сидельцев-силовиков не имеют значения звания и места службы: к генералу будет такое же отношение, как и к рядовому. — Учитываются только личные качества человека, — рассказывает бывший чекист. — Отношение администрации к бывшим коллегам-тюремщикам ровное. Нет понятия «свои» к осужденным сотрудникам службы безопасности и инспекторам ФСИН, которых очень много в колонии. Тюремщики просто не понимают, что сами могут оказаться на их месте. При мне в нижнетагильскую колонию заехал начальник колонии строгого режима №13 и его заместитель из Хабаровска. Они попали в один отряд и старались держаться на зоне вместе. Гости дорогие В нижнетагильской колонии, где отбывал срок Роман, ремонт был сделан исключительно на деньги заключенных. Из каждого прибывшего этапа администрация выбирает тех, кто побогаче: очень любят москвичей, сотрудников Управления экономической безопасности и противодействия коррупции (УЭБиПК) и бизнесменов. Последние попадают на «красные зоны» к бывшим силовикам, если сами в прошлом служили в органах. О наличии значительных материальных ресурсов у сидельца может указать и его статья, особенно если это часть 4 статьи 159 УК РФ («Мошенничество в особо крупном размере»). — Это любимая статья на «красных зонах», — объясняет собеседник «Ленты.ру». — Вообще, все арестанты едут на зону с приговорами на руках — и там по прибытии у них сразу смотрят ущерб. Если ущерб крупный или должность денежная, например, какой-нибудь начальник налоговой заехал за участие в обнальной схеме, значит есть «жирок». Загоняют таких в отряд к чеченцам (тоже бывшим силовикам), и там специально обученные люди им говорят, что нужно оказать спонсорскую помощь и сделать ремонт в отряде.

Фото: Матыцин В. / ТАСС Дальше происходит, как в известной пословице: с миру — по нитке. Кто-то даст 100 тысяч, кто-то 300, кто-то — больше. По словам Романа, нередко «добровольные» деньги идут на ремонт, а бюджетные средства, выделенные на эти цели, руководство тратит на себя. — Конечно, это мои догадки: я не ковырялся в бухгалтерии. Но логика тут понятна: предусмотрен ремонт зданий, выделяют средства — хоть миллион, хоть десять — но ведь у тебя есть тысяча зэков! Часть из них богатые, которые добровольно, по сути, готовы сделать ремонт. Раз — и здание чудесным образом отремонтировалось, а деньги, выделенные на ремонт, можно положить себе в карман. В бараках, сделанных по типу общежитий, есть комнаты на 4, 6 или 10 человек. Заключенные за свой счет делают там стеновые панели и натяжные потолки, кладут на пол ламинат и устанавливают сборную мебель, которую делают тут же на зоне. Кстати, если заключенный сделал ремонт в своей комнате, никто не гарантирует, что он будет там жить. Его легко могут перевести в другой отряд, а там — опять расходы. Ценник за теплое место Кроме ремонта тюремщики зарабатывают деньги на торговле должностями. — Дневальные — люди, которые присматривают за контингентом. — рассказывает Роман. — Это не очень «блатное» место, но привилегированное: дневальный может ходить по колонии без сопровождения. Такую должность можно купить участием в ремонте от 100 тысяч рублей. Место санитара в медчасти в разы престижнее: за него просят от двух миллионов рублей, хотя по факту соглашаются и на 800 тысяч. Туда устраиваются серьезные ребята из служб экономической безопасности ФСБ и МВД. Они едут по этапу в спортивных костюмах от Brioni и, работая санитарами, особо не напрягаются. Среди других «блатных» должностей — завхоз (неважно чего), дневальный клуба (стоит около 250 тысяч рублей) и библиотекарь. К примеру, начальник хабаровской колонии, о котором говорилось выше, устроился завхозом, другой начальник колонии — завхозом бани, генерал прокуратуры — завхозом школы: у некоторых сидельцев нет даже среднего образования и они получают его на зоне. Что до Романа, то он устроился за 150 тысяч рублей в... суперсекретное подразделение колонии.

Фото: Алексей Даничев / РИА Новости — Я не на производстве трудился, а в «нарядке» — это суперсекретное подразделение из числа заключенных, про которое ФСИН никому не рассказывает, — вспоминает бывший зэк. — Когда приходят проверки, эти закрытые кабинеты не показывают. Там магнитный замок на входной двери, рядовые сотрудники колонии туда пройти не могут. Внутри современные компьютеры. Там заключенные делают работу за сотрудников колонии. Роман на этой тайной службе выполнял административные функции: учет прибывших, распределение питания, внесение в базу больных, время выхода на работу каждого заключенного, переводы их из отряда в отряд. Сами сотрудники колонии брали на себя немного: пересчитывали зэков, сравнивали фамилии и отводили их в карантин. Затем опечатанная сумка с секретными делами сидельцев передавалась заключенному. — Я сам вносил в единую базу все данные на прибывшего: кто приехал, где служил, какой срок, звание, заболевания — ВИЧ, туберкулез, наркомания, — рассказывает Роман. — Нужно было готовить карточки каждого заключенного по сменам. Кто работает в вечернюю смену, значит на перекличке их карточки должны быть отдельно. То есть вся эта бюрократия, связанная с жизнью колонии. Сотрудники этим не занимаются: а зачем? Ведь можно просто смотреть телевизор, лузгать семечки и спать. А работу будут делать люди, которые приехали исправляться. Вообще, моя должность в колонии досталась мне по дешевке: о сделке я договорился с другим заключенным, не напрямую с администрацией. Оплата — переводом на карту. С клеймом мошенника — На «красной зоне» особо не прессуют, если только сам не нарвешься, — говорит наш собеседник. — Но и в этом случае в штрафной изолятор (ШИЗО) посадят — да и все. Главное — строго следовать режиму: ходить в столовую, не выносить оттуда еду, не лежать на кровати после подъема и до отбоя, быть опрятным, не расстегивать воротник робы, не использовать жаргон, всегда громко здороваться с персоналом, не вступать в перепалки, пытаясь доказать свою правоту. Самая лучшая позиция в случае чего — «виноват, исправлюсь». В противном случае есть шанс нарваться, к примеру, на растяжку. Ноги ставятся максимально шире плеч, на некотором удалении от стены, упор головой в стену лицом вниз, упор принимается на поднятые вверх руки, костяшками к стене. По словам Романа, если не давать тюремщикам повода, они вряд ли станут применять подобные санкции. Хотя у них, конечно, есть некое неприятие к тем арестантам, которые выслужились в серьезных структурах. Некоторых сидельцев вообще предпочитают не трогать — на всякий случай.

Фото: Сергей Карпухин / Reuters Наш собеседник отмечает, что среди контингента «красной зоны» очень мало, буквально единицы бывших сотрудников ФСБ. Зато нет недостатка в бывших военнослужащих и сотрудниках ФСИН; встречаются представители и других силовых структур. Из положенных ему трех лет Роман отсидел один год и восемь месяцев, после чего вышел по УДО. Хотя раньше срока освободиться с его статьей довольно сложно. — Насильники, мужеложцы лучше всех выходят по УДО, — рассказывает Роман. — Даже педофилы бывают. Прямо-таки вылетают с зоны — может не с первого раза, но при сроке в восемь лет после пяти выходят. Суды почему-то думают, что они не представляют общественной опасности. Зато большую опасность представляет политическая статья — 282 («Экстремизм»). По ней очень плохо выходят по УДО. Политика такая: если закрыли по 282-й — значит неугодный, значит будет сидеть. Бывший чекист вышел из колонии в 2016 году. Несмотря ни на что, Роман по-прежнему гордится своей службой в ФСБ. Отбор строгий, требования высокие, нагрузки, риски — все для настоящих мужчин. «Выкинула меня не ФСБ, а конкретные непорядочные люди, на которых я точу зуб», — считает он. По мнению Романа, конечно, в ФСБ служат разные люди — и папины сынки, и дядины племянники; но в большинстве своем чекисты — все же патриоты и специалисты своего дела. — Спецслужбы — это иммунитет любой страны, — считает наш собеседник. — Родину защищает армия, а упреждают угрозы спецслужбы. Есть люди, которые реально выполняют свой долг, не жалея жизни; есть семьи, которые из-за этого остаются без кормильцев. К сожалению, есть и бездельники, и те, кто превращает службу в коммерцию. Из колонии Роман вернулся на Дальний Восток, год привыкал к жизни «на гражданке». Потом перебрался в Москву, стал сотрудничать с благотворительной организацией «Русь Сидящая». До сих пор он помогает людям с решением проблем, с которыми сталкивался сам и на службе, и в тюрьме.