В ночь на 22 июня 1941 года на западных границах Советского Союза замерли подготовившиеся к вторжению германские войска. Офицеры и генералы вермахта на наблюдательных пунктах смотрели на восток, угадывая в ночной тьме рощицы, поля, далекие города и села — все дальше, дальше и дальше... «Пространства казались бесконечными, и линия горизонта вырисовывалась неясно, — вспоминал один из немецких генералов. — Нас угнетала монотонность ландшафта, бесконечность пространств, занятых лесами, болотами, равнинами»{5}.

До вторжения оставались считаные часы; вскоре ночную тишину должны были разорвать гул бомбардировщиков и артиллерийская канонада. Вскоре пехота и танки, форсировав приграничные реки, устремятся в глубь советской территории, опрокидывая заслоны войск прикрытия, разрывая линии обороны русских танковыми клиньями, окружая и захватывая в плен сотни тысяч вражеских солдат.

22 июня — удачный для империи день; ровно год назад был смыт позор поражения в Великой войне. Тогда в [14] Компьене французы подписали капитуляцию; не избежать поражения и русским. Сомнений быть не могло: вермахт в короткие сроки справился с польскими и французскими войсками, оккупировал Данию и Норвегию, поверг Грецию и Югославию. Советский Союз должен дополнить этот список германских побед; конечно, размеры раскинувшейся к востоку страны впечатляют, но и только. «Фюрер считает, что акция продлится примерно четыре месяца, я считаю, что меньше. Большевизм рухнет как карточный домик. Мы стоим перед беспримерным победоносным походом. Нам надо действовать», — записал в дневнике министр пропаганды Рейха Йозеф Геббельс{6}.

56-й танковый корпус 4-й танковой группы замер в лесах под Мемелем. В ночь перед наступлением командующий корпусом генерал Эрих фон Манштейн думал не о предстоящей победе. За спиной генерала расстилались просторы Восточной Пруссии; там, в нескольких десятках километров от советско-германской границы, в славившемся по всей стране своим конным заводом поместье Ленкен, фон Манштейн прожил несколько последних предвоенных дней.

«Когда мы туда прибыли, то увидели выгон, на котором паслись чистокровные лошади, — записывал он в дневнике. — Это был уголок, полный красоты и гармонии. Его вид показался нам хорошим предзнаменованием. Как прекрасен был этот далекий уголок нашей родины, наше последнее пристанище на немецкой земле! Когда мы проезжали мимо типичного для Восточной Пруссии низкого простого господского дома, то увидели прелестную молодую девушку, которая усердно убирала веранду. Пестрый платок обрамлял красивое, свежее лицо. «О!.. — воскликнул один из моих спутников, — [15] все здесь так мило!» Он спросил молодую девушку о хозяйке дома. На лице его появилось недоумение, когда ему с улыбкой приветливо ответили: «Я. Добро пожаловать!» Общий веселый смех. Молодая хозяйка имения недавно родила сына, и я стал его крестным отцом»{7}.

Вспоминая о Ленкене, Эрих фон Манштейн думал обо всей прекрасной германской земле; от нежности у него перехватывало горло. Долг перед родиной требовал покинуть ее; генералу и его солдатам предстояло уйти воевать в дикие восточные земли, населенные многочисленными ордами недочеловеков. Только так можно было защитить германскую нацию и весь фатерланд.

Генерал фон Манштейн вспоминал о своей прекрасной родине. В это время в дивизиях его 56-го танкового корпуса офицерам зачитывался приказ командования об обязательном истреблении всех политработников, евреев и советской интеллигенции.

Несколькими сотнями километров к югу рядовой саперного полка Отто Тышлер всматривался в берега Буга. В нужный час притаившиеся в прибрежных рощицах пехотинцы быстрым рывком форсируют реку и захватят плацдарм на том берегу. После этого в дело вступят саперы; они наведут понтонные мосты, по которым вперед пройдут машины второй танковой группы генерала Гудериана. Военное искусство первого танкиста Германии уже вошло в легенды; русские не смогут оказать сопротивления несокрушимым танковым войскам Рейха. Тем более — Отто Тышлер знал это точно — никто с этими большевиками церемониться не будет.

Об этом солдатам рассказали несколько часов назад. Перед построенной поротно шеренгой саперного полка командиры зачитали приказ фюрера и верховного командования вермахта. В быстро сгущавшихся сумерках [16] читать было сложно, и гауптман посвечивал на бумагу фонариком; неровный свет придавал его лицу смутно-зловещее выражение.

«Военное судопроизводство вермахта служит в первую очередь сохранению дисциплины.

Широкая протяженность зоны боевых операций на Востоке, форма ведения боевых действий и особенности противника ставят перед военными судами задачи, которые во время военных действий вплоть до закрепления на оккупированных областях могут быть решены при их малочисленном личном составе только в том случае, если судопроизводство ограничится главной задачей.

Это, однако, будет возможно только в том случае, если войска сами беспощадно будут себя ограждать от всякого рода угроз со стороны гражданского населения.

Соответственно этому для района «Барбаросса» (район военных действий, тыл армий и район политического управления) устанавливаются следующие правила...»

Солдаты знали: в это же самое время эти же слова произносятся на всем протяжении Восточного фронта. Приказ фюрера читают в соседних пехотных дивизиях, в изготовившихся к удару танковых частях генералов Гёппнера, Гота, Гудериана, Клейста, в воздушных армиях, развернутых на временных аэродромах у границ Рейха.

«Первое. За действия против вражеских гражданских лиц, совершенных военнослужащими вермахта и вольнонаемными, не будет обязательного преследования, даже если деяние является военным преступлением или проступком.

Второе. При рассмотрении таких действий следует принять во внимание, что поражение 1918 г., последующий период страданий немецкого народа и борьба против национал-социализма с бесчисленными кровавыми жертвами движения в значительной степени объясняются большевистским влиянием, и ни один немец не забыл этого. [17]

Третье. Судья решает, следует ли в таких случаях наложить дисциплинарное взыскание или необходимо судебное разбирательство. Судья предписывает преследование деяний против местных жителей в военно-судебном порядке лишь тогда, когда речь идет о несоблюдении воинской дисциплины или возникновении угрозы безопасности войск. Это относится, например, к тяжким проступкам на почве сексуальной распущенности, предрасположенности к преступлению или к признакам, свидетельствующим об одичании войск. Строгому осуждению подлежат уголовные действия, в результате которых были бессмысленно уничтожены места расположения, а также запасы или другие военные трофеи в ущерб своим войскам...»{8}

Гауптман аккуратно свернул листок бумаги.

Посмотрев на смутно различимый в сумерках строй, он продолжил:

— Этот приказ означает следующее. Если вы, парни, пристрелите какого-нибудь большевика, то не попадете в руки военного трибунала. Слишком много чести — судить немецкого солдата за убийство какой-то свиньи. Чем их меньше останется, тем лучше для нас. Наш командующий генерал Гудериан это понимает. Поэтому он издал приказ: «Неоправданная гуманность по отношению к коммунистам и евреям неуместна. Их следует беспощадно расстреливать». С ранеными русскими нечего возиться — их надо просто приканчивать на месте.

Рядовой Отто Тышлер вспоминал эти слова, вглядываясь в восточный берег Буга. На всем огромном фронте от Балтийского до Черного моря миллионы таких же немецких солдат смотрели на восток.

Там, за пограничными столбами расстилалась богатая, щедрая, плодородная земля. По прихоти истории [18] эту прекрасную землю населяли тупые и грязные русские, перемешавшиеся с бесчисленными азиатскими дикарями, утратившие чувство крови и чести. Этими выродками-славянами командовала засевшая в их далекой и дикой Москве жидобольшевистская нелюдь: крючковатые носы, гнилые желтые зубы, алчность и жестокость, жажда крови и грабежа.

Каждый из замерших в ожидании солдат вермахта знал: германской нации нужна эта земля — но не населяющие ее недочеловеки.

Славянско-азиатские орды должны исчезнуть, уступить место германской расе, германской культуре, германской чести.

Разве это будет не справедливо?

* * *

Барановичи горели. Танкисты Гудериана вошли в город уже на четвертый день войны; улицы заполнились солдатами в чужеземной форме, лязгом танков с кургузыми крестами на башнях и отрывистой непонятной речью. Передовые части спешили к Минску: там, у белорусской столицы они встретились с танкистами Гота, замыкая первый в этой войне котел. Танкисты прошли через Барановичи, и город замер в недобром предчувствии: следом шла немецкая пехота.

Один из солдат вермахта так вспоминал о настроениях первых дней войны: «Все мы в те дни ощущали себя составными частями грандиозной военной машины, которая безостановочно катилась на восток, на большевиков»{9}.

«Там не шла речь о пощаде, — рассказывал другой. — Для нас это были коммунисты. Мы тогда говорили [19] «большевистские орды»... Русские — только для уничтожения. Не только победить их, но уничтожить»{10}.

Пехотинцы рассыпались по Барановичам как саранча. Они врывались в дома — поживиться трофеями. Там, где двери были открыты, они убивали за косой взгляд; там, где дома были заперты изнутри, они убивали всех{11}.

Первых попадавшихся в руки немцев советских военнопленных ждала злая судьба. На Пионерской улице солдаты вермахта привязали к столбам четырех захваченных [20] в плен красноармейцев, подложили им под ноги сено, облили горючим и заживо сожгли{12}.

Подразделения 29-й моторизованной пехотной дивизии второй танковой группы генерала Гудериана прокатились по Барановичам и в тот же день ушли дальше; вечером на привале рядовой Эмиль Голыд записывал в дневнике:

«28 июня. На рассвете мы проехали Барановичи. Город разгромлен. Но еще не все сделано. По дороге от Мира до Столбцев мы разговаривали с населением языком пулеметов. Крики, стоны, кровь и много трупов. Никакого сострадания мы не ощущали. В каждом местечке, в каждой деревне при виде людей у меня чешутся руки. Хочется пострелять из пистолета по толпе. Надеюсь, что скоро сюда придут отряды СС и сделают то, что не успели сделать мы»{13}.

А через Барановичи к Минску шли все новые части германского вермахта.

Остановившись на отдых в одной из деревушек возле Борисова, немцы с интересом рассматривали населявших ее унтерменшей. Интерес был не столько этнографическим, сколько практическим: фронт ушел на восток, и завоевателям хотелось развлекаться. Солдаты ловили не догадавшихся спрятаться женщин и уводили в лес — для себя и для господ офицеров. По приказу лейтенанта Гуммера солдаты утащили в лес шестнадцатилетнюю Любу Мельчукову; после того как офицер удовлетворил свое желание, он отдал девушку солдатам. Спустя некоторое время на поляну притащили новых женщин; перед ними предстало страшное зрелище. К стоявшим кучно деревьям были прислонены доски, бог весть откуда добытые немцами. На них висела обнаженная истерзанная девушка; прибитая к доскам штыками, [21] она умирала. На глазах у испуганных женщин солдаты отрезали ей груди.

Над лесом стоял жуткий, неумолчный крик убиваемой девушки.

Всего в этой небольшой деревеньке немцы убили тридцать шесть женщин.

Изнасилованных было больше{14}.

* * *

Пока танкисты Гудериана и Гота рвались к Минску, пехотные части 9-й армии генерала Адольфа Штрауса и 4-й армии фельдмаршала Гюнтера фон Клюге сомкнули кольцо вокруг Белостока. Это была классическая операция на окружение, какие впору изучать в военных академиях. Войска русских, попавшие в кольцо, пытались пробиться на восток; но там, под Минском, уже смыкались клинья немецких танковых групп.

А в брошенный Белосток меж тем вступали немецкие войска.

309-й полицейский батальон, вошедший в город вслед за частями вермахта, сразу занялся его умиротворением. Для начала солдаты батальона разграбили попавшиеся им на пути винные магазины; особенно в этом отличилась 2-я рота, одним из взводов которой командовал Пипо Шнейдер. Когда магазины со спиртным [22] были опустошены, от командира батальона майора Эрнста Вайса поступил приказ собрать проживавших в городе евреев.

Взвод Шнейдера отправился на поиски; развлечения ради командир взвода застрелил пятерых схваченных евреев. Его подчиненные постарались не отставать. «То, что началось погромом, закончилось повальными расстрелами евреев Белостока. В городском парке евреев расстреливали группами. Стрельба на улицах города не утихала до поздней ночи. Оставшихся в живых загоняли прикладами карабинов в центральную синагогу Белостока до тех пор, пока она не оказалась, наконец, битком набита беззащитными горожанами. Запуганные евреи стали петь и молиться... В синагоге находилось более 700 мужчин-евреев. С помощью бензина здание синагоги мгновенно запылало как факел, со всех сторон, а в окна полетели гранаты»{15}. Выбегавших расстреливали.

Офицеры находившихся в городе частей вермахта с непривычки были возмущены случившейся бойней и, в надежде ее остановить, принялись искать командира полицейского батальона. Майора Вайса нашли лишь к утру; как и большинство его подчиненных, он был мертвецки пьян.

Излишне говорить, что наказания не последовало.

В конце концов, полицейские выполняли свои прямые обязанности.

Несколько дней спустя младший воентехник Сергей Дашичев, выбираясь из окружения, наткнулся под Белостоком на поистине ужасную картину. «Я видел, — вспоминал он, — на окраине одной деревни близ Белостока пять заостренных колов, на них было воткнуто пять трупов женщин. Трупы были голые, с распоротыми животами, отрезанными грудями и отсеченными головами. Головы [23] женщин валялись в луже крови вместе с трупами убитых детей. Это были жены и дети наших командиров»{16}.

* * *

Прибалтийские республики на севере были потеряны практически сразу; на третий день войны генерал Гальдер довольно писал в дневнике: «Середина дня. Наши войска заняли Вильнюс, Каунас и Кейданы. Историческая справка: Наполеон занял Вильнюс и Каунас тоже 24 июня»{17}.

56-й танковый корпус генерала фон Манштейна, сломав сопротивление приграничных частей Красной Армии, за четыре дня прошел 300 километров и захватил стратегически важные мосты через Западную Двину. Захватив Даугавпилс, фон Манштейн остановился, дожидаясь, пока с севера его подопрет 41-й танковый корпус генерала Георга Рейнгардта.

...Полторы недели назад, 16 июня, в штабе под Истенбургом командующий 4-й танковой группой генерал Эрих Гёппнер отдавал последние указания. Синие стрелки наступающих танковых частей на карте рвались к Западной Двине; от того, удастся ли захватить мосты через реку, зависело многое.

— Я надеюсь, что это послужит вам стимулом для дружеского соревнования, — улыбался Гёппнер командирам своих танковых корпусов.

Фон Манштейн рассчитывал выиграть: по данным [24] разведки, в полосе наступления его подразделений было гораздо меньше русских частей, чем в полосе 41-го корпуса. Генерал Рейнгардт, впрочем, тоже не оставлял надежд на успех: он вытребовал у командования две танковые дивизии вместо одной и не сомневался, что русские не смогут противостоять его удару. Обмениваясь дружескими замечаниями, оба генерала знали, что от успеха их действий зависит нечто гораздо большее, чем исход шуточного поединка.

От их победы зависит существование германской нации.

В приказе генерала Гёппнера, который зачитают в ночь перед наступлением, об этом говорится ясно:

«Война против России является важнейшей частью борьбы за существование немецкого народа. Это — давняя борьба германцев против славян, защита европейской культуры от московско-азиатского нашествия, отпор еврейскому большевизму. Эта борьба должна преследовать целью превратить в руины сегодняшнюю Россию, и поэтому она должна вестись с неслыханной жестокостью... Никакой пощады прежде всего представителям сегодняшней русской большевистской системы...»{18}

И Манштейн, и Рейнгардт были согласны со своим командующим...

Сломав ожесточенное сопротивление русских, 41-й танковый корпус генерала Рейнгардта вышел к Западной Двине 2 июля; одновременно к частям фон Манштейна у Даугавпилса прибыло новое механизированное соединение — дивизия СС «Мертвая голова». Дивизию сформировали в ноябре 1939 года из подразделений СС, занимавшихся [25] охраной концлагерей; ее солдаты выделялись среди прочих немецких войск не только стойкостью, но и крайне жестоким отношением к военнопленным. Во время французской кампании эсэсовцы из «Мертвой головы» перебили несколько сотен попавших в плен под Дюнкерком солдат британского Норфолкского полка{19}. После такого блестящего военного подвига германское командование очень высоко ценило «Мертвую голову»; как впоследствии напишет в мемуарах генерал фон Манштейн, «это была лучшая из всех дивизий СС, которые мне приходилось иметь»{20}.

На Востоке жестокость солдат «Мертвой головы» была распространена не только на военнопленных, но и на всех населявших здешние края недочеловеков. 29 июня рядовой дивизии Вальтер Траве писал в письме домой:

«Наступил час расплаты, которой мы давно ждали. Большевики будут скоро разбиты, а евреи — уничтожены. Мы их расстреливаем везде, где только обнаружим, несмотря на пол и возраст. Фюрер призвал нас к этому. Знаю, что специальные команды в тылу уничтожают евреев полностью, так как мы движемся вперед и многих упускаем.

Германцы на Востоке должны быть подлинными викингами, и все низшие расы должны быть уничтожены. Мы не имеем права на мягкость и малодушие»{21}.

В населенных пунктах, через которые прошли выдвигавшиеся к фронту подразделения дивизии «Мертвая голова», оставались трупы расстрелянных большевиков, убитых евреев и изнасилованных женщин.

Впрочем, в этом отношении подразделения СС мало чем отличались от частей вермахта. [26]

* * *

На южной оконечности Восточного фронта успех немецких войск не был столь сокрушительным, как в Белоруссии и Прибалтике; советскому командованию удалось серьезно замедлить темпы наступления группы армий «Юг». Только 30 июня германские войска взяли Львов. Первым в город вошел разведывательно-диверсионный батальон «Нахтигаль», состоявший из украинских националистов. Руководил ими обер-лейтенант Роман Шухевич, будущий главнокомандующий Украинской повстанческой армией. Сотрудники абвера, подготовившие этот батальон, не имели оснований жаловаться на профессиональную выучку украинских националистов и их ненависть к советскому строю; однако то, что случилось во Львове, смутило даже многоопытных абверовцев.

Подчиненные Шухевича устроили в городе резню. «Они взяли в зубы длинные кинжалы, засучили рукава гимнастерок, держа оружие на изготовку. Их вид был омерзителен, — вспоминал немецкий офицер Вальтер Бродорф. — Словно бесноватые, громко гикая, с пеной на устах, с выпученными глазами, неслись они по улицам Львова. Каждый, кто попал им в руки, был жестоко казнен»{22}. Националисты вытаскивали из домов не сумевших эвакуироваться «москалей» и тут же убивали их. Женщин и детей били прикладами. Одна из горожанок, полька Ярослава Волочанска, с ужасом рассказывала: «Это был ужасный погром. Они появились на рассвете и стали вытаскивать евреев из домов. Самое страшное было то, что они убивали и детей. Все было невыносимо [27] ужасно. Во всем городе стоял запах смерти и разложения»{23}.

За евреями, жившими в городе, была устроена настоящая охота; в этом занятии деятельное участие приняли вошедшие в город чуть позже подразделения СС. Действия украинских националистов, впрочем, поразили и эсэсовцев. Гауптштурмфюрер СС Феликс Ландау записал в дневнике: «Сотни евреев с залитыми кровью лицами, проломами в черепах, с переломанными руками и выбитыми глазами бегут по улицам. Некоторые окровавленные евреи несут на руках других, полностью сокрушенных»{24}.

Всего в первые дни после взятия Львова было убито более четырех тысяч человек. Их тела, собранные в одном месте, могли видеть все горожане. «У стен домов были сложены изуродованные трупы, главным образом женщин. На первом месте этой ужасающей «выставки» [28] был положен труп женщины, к которой штыком был пригвожден ее ребенок»{25}.

Столица Западной Украины лишь недавно вошла в состав СССР; многие в ней по тем или иным причинам не любили советской власти и симпатизировали националистам из ОУН. Однако произошедшая в городе резня заставила жителей Львова содрогнуться. В городе шептались: «Гитлеровцы на завтрак едят евреев, на обед — поляков, на ужин — украинцев»{26}.

Все только начиналось; 25 июля в городе прошел еврейский погром под названием «Дни Петлюры». Тех, кто бежал из города, уничтожали. Рядовой разведывательной роты «Нахтигаля» записал в дневнике слова, напоминающие бред маньяка:

В двух селах мы постреляли всех встречных евреев...

Мы постреляли всех встретившихся там евреев{27}.

В винницком селе Турбов националисты вырезали всех мужчин-евреев; когда они собрались сжечь заживо оставшихся женщин и детей, не выдержали даже немецкие солдаты, силой оружия прекратившие расправу{28}.

Жестокие убийства происходили по всей Западной Украине: убивали за то, что еврей, убивали за то, что поляк, убивали за то, что «москаль» или коммунист.

Солдаты вермахта не отставали от своих украинских «союзников». Правда, им было недосуг разбираться в различных подвидах недочеловеков, как то: русских, евреев и украинцев. Какая разница: ведь, в конечном счете, ликвидации подлежали все. Ворвавшись в общежитие [29] львовской швейной фабрики, немцы изнасиловали и убили тридцать двух молодых женщин.

Пьяные немецкие солдаты ловили львовских девушек, затаскивали их в парк Костюшко и насиловали. Там, где еще недавно гуляли горожане, играли дети и целовались влюбленные, теперь царило дикое и необузданное насилие. Священник одной из львовских церквей В. Л. Помазнев с крестом в руках пытался предотвратить насилие над девушками. Призывы к совести и угрозы божьего суда оказались бессильными; немецкие солдаты избили старика, сорвали с него рясу, спалили бороду и закололи штыком{29}.

* * *

Дивизия личной охраны фюрера — лейбштандарт СС «Адольф Гитлер» — входила в состав 1-й танковой группы генерала фон Клейста. Задачей этой отборной части, беззаветно преданной фюреру и Рейху, было в составе танкового корпуса прорваться к Киеву. В ночь перед вторжением в СССР эсэсовцам объяснили, как следует действовать в войне с русскими. Одно имя лейбштандарта должно было внушать ужас. Командиры рот бесстрастно зачитывали заповеди истребительной войны.

«Проломи русскому череп, и ты обезопасишь себя от них навек!

Ты безграничный властелин в этой стране! Жизнь и смерть населения в твоих руках!

Нам нужны русские пространства без русских!»{30} [30]

В одном из поселков под Ровно эсэсовцы натолкнулись на сильное сопротивление советских войск; населенный пункт удалось взять, лишь задействовав все танки и всю артиллерию дивизии. Обозленные потерями, немцы согнали на площадь несколько десятков женщин, детей и стариков и расстреляли их. Поселок был выжжен дотла.

Еще через неделю командир лейбштандарта Зепп Дитрих издал приказ: пленных не брать, расстреливать на месте. «Во всех районах были созданы специальные команды, — рассказывал позже один из подчиненных Дитриха. — Команды с особой задачей, — в захваченных селениях планомерно сжигать дом за домом, а жителей, прятавшихся в подвалах и убежищах, выкуривать гранатами». На пути эсэсовцев должна была оставаться лишь выжженная земля — чтобы фюрер, увидев ее, мог с гордостью сказать: «Здесь проходил мой лейбштандарт».

Впрочем, эсэсовцы лейбштандарта не особо выделялись на общем фоне. В состав танковой группы Клейста входила 44-я пехотная дивизия. Через полтора года она будет уничтожена под Сталинградом; в своих показаниях пленные немецкие солдаты вспомнят и о победоносном лете сорок первого:

«В 15–20 км от города Дергачи, в населенном пункте, названия которого не помню, по приказу полковника Бойе все население было согнано в синагогу, последняя была заминирована и взорвана вместе с находившимися в ней людьми. [31]

...13 июля в населенном пункте Несолонь, 30 км восточнее Новоград-Волынского, полковник Бойе приказал взорвать церковь.

...Приблизительно в первой половине августа 1941 года по дороге Круполи — Березань был сожжен совхоз и расстреляно более 300 военнопленных Красной Армии, среди которых большинство было женщины. Полковник Бойе еще кричал: «Что означает женщина с оружием — это наш враг...»

...В первой половине августа около города Киева полковник Бойе разъезжал по полю на своей машине и стрелял по военнопленным из винтовки, т.е. охотился на них. Убил там десять человек»{31}.

Как видим, особой разницы между солдатами вермахта и эсэсовцами не наблюдалось; и те и другие рвались вперед, оставляя за собой трупы мирных жителей и военнопленных, сожженные дома и взорванные церкви. Ожесточенное сопротивление советских войск не могло помешать победоносному продвижению танкистов Клейста; выиграв встречное танковое сражение в районе Луцк — Дубно — Броды, части первой танковой группы устремились к Днепру. Вскоре все правобережье Днепра от упорно защищаемого советскими войсками Киева до устья оказалось в руках немцев. Под Днепропетровском жители города рыли противотанковые рвы, когда появились немецкие мотоциклисты. Немцы устроили настоящую охоту на разбегавшихся по полю людей. Многие, как студентка днепропетровского театрального училища Фрума Ицкович, не успели убежать. «Нас, двух девчонок, окружили несколько мотоциклистов, — вспоминала она. — Стали хватать, мы отбивались, а они избивали прикладами автоматов, били по груди, сильно разбили мне голову и лицо. Потом стали забавляться. Мы бежали, а они догоняли нас и со скоростью [32] наезжали на нас сзади, сбивали с ног. У меня были длинные волосы, схватили за косы и поехали. Пришлось бежать рядом. Быстро бежать я не могла и падала, меня тащили, и опять били...»{32}.

Девушка очнулась к вечеру: избитая, в крови, порванной одежде. Рядом в крови лежала ее однокурсница по театральному училищу. Немцы изнасиловали ее, а затем пристрелили.

Фрума долго плакала, смотря на убитую подругу; потом поднялась и пошла к городу.

Бывшая будущая актриса шатаясь шла по изорванному колесами мотоциклов полю; силы оставляли ее, и она, оступаясь, падала. То и дело натыкаясь на истерзанные тела подружек, с которыми еще утром шутила и смеялась, она, плача, полушла, полуползла по казавшемуся бесконечным полю.

Город встретил ее вымершими ночными улицами.

На месте родного дома зияла воронка.

Фрума пошла к дому своей тети — но было уже поздно.

Немцы повесили тетю Розу прямо во дворе на белой акации, посаженной ею когда-то, и пристрелили ее дочерей-двойняшек.

Девушка похоронила родных в том же дворе; к утру она поседела.

...Двадцать пять лет спустя генерал фон Макензен, чьи войска захватили Днепропетровск, напишет в воспоминаниях: «Гражданское население города было вполне спокойно, даже обрадовано освобождением от большевизма»{33}. Эту ординарную генеральскую ложь цитируют до сих пор. [33]

* * *

ССЫЛКИ :

{1} Россия и СССР в войнах XX века: Потери вооруженных сил: Статистическое исследование / Под. общ. ред. Г. Ф. Кривошеева. — М.: Олма-пресс, 2001. — С. 230–235. См. также: Великая Отечественная война, 1941–1945. — М.: Наука, 1999. — Т. 4. — С. 268.
{2} Нюрнбергский процесс: Сборник материалов (далее — МНП. Вар. 1). — М.: Юридическая литература, 1991. — Т. 5. — С. 80–81; Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками: Сборник материалов (далее — МНП. Вар. 2). — М.: Госюрлитиздат, 1958. — Т. 3. — С. 200–201; Ни давности, ни забвения...: По материалам Нюрнбергского процесса / Предисл. Л. Н. Смирнова; послесл. М. Ю. Рагинского. — М.: Юридическая литература, 1983. — С. 8, 333.
{3} МНП. Вар. 1.Т. 7. С. 662.
{4} Например, известный социолог Лев Гудков пишет, что Третий Рейх, «как считалось и официально утверждалось, вел войну на национальное и этническое уничтожение народов СССР». Как официально утверждалось! Гудков Л. «Память» о войне и массовая идентичность россиян // Неприкосновенный запас. 2005. — № 2–3. — С. 54.
{5} Лиддел-Гарт Б. Вторая мировая война / Пер. с англ. В. Борисова, П. Видуэцкого, Е. Цылева; сопр. ст., коммент. С. Переслегина, Р. Исмаилова, В. Гончарова, А. Силантьева. — М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1999. — С. 183.
{6} Война Германии против Советского Союза, 1941–1945: Документальная экспозиция / Под ред. Р. Рюрупа; пер. с нем. Т. Переверзевой. Берлин: Blank & Reschke, 1994. — С. 48; Откровения и признания: Нацистская верхушка о войне Третьего Рейха против СССР: Секретные речи. Дневники. Воспоминания / Пер. с нем., предисл., коммент. Г. Я. Рудого. — Смоленск: Русич, 2000. — С. 307.
{7} Манштейн Э. фон. Утерянные победы / Пер. с нем.; коммент. Б. Переслегина; сопр. Ст. В. Гончарова, Р. Исмаилова, С. Переслегина, С. Платова. — М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1999. — С. 188.
{8} Война Германии против Советского Союза. С. 45; МНП. Вар. 1. Т. 5. С. 288–290; Т. 7. С. 300–301; Преступные цели — преступные средства: Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР, 1941–1944 гг. / Предисл. Г. Ф. Заставенко. — М.: Политиздат, 1968. — С. 32–33.
{9} Пленков О. Ю. Ill Рейх. Война: Вермахт, война и немецкое общество. — СПб.: Нева, 2005. — Кн. 1. — С. 169.
{10} Рюруп Р. Немцы и война против Советского Союза: Другая война, 1939–1945. — М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1996. — С. 365; Война Германии против Советского Союза. С. 7.
{11} Бычков Л. Н. Партизанское движение в годы Великой Отечественной войны, 1941–1945: Краткий очерк. — М.: Мысль, 1965. — С. 26–27.
{12} Шнеер А. Плен... С. 169.
{13} Там же.
{14} МНП. Вар. 1. Т. 5. С. 95–96; Вар. 2. Т. 3. С. 219–220; Ни давности, ни забвения... С. 28.
{15} Кнопп Г. СС: Черная инквизиция / Пер. с нем. А. Чикишева. — М.: Олма-пресс, 2005. — С. 168; Документы обвиняют: Холокост... С. 6.
{16} Толстой А. Н. Лицо гитлеровской армии // Собрание сочинений. — М.: Художественная литература, 1961. — Т. 10. — С. 487. Упоминания об этом преступлении встречаются в материалах судебного процесса над гауляйтером Украины Эрихом Кохом, состоявшегося в Варшаве в октябре 1958 — марте 1959 г. См..: Орловский С., Острович Р. Эрих Кох перед польским судом / Пер. с польск. Д. Г. Томашевского; предисл. А. И. Полторака. — М.: Издательство Института международных отношений, 1961. — С. 105.
{17} Гальдер Ф. Военный дневник / Пер. с нем. И. Глаголева. — М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 2002. — Т. 3. — С. 24.
{18} Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сборник документов (далее — ОГБ). — М.: Русь, 2000. — Т. 1. — Кн. 2. — С. 338–339; Война Германии против Советского Союза. С. 51; Преступные цели... С. 62; Истребительная война на Востоке: Преступления вермахта в СССР, 1941–1944: Доклады / Под ред. Г. Горцка, К. Штанга. — М.: АИРО-XXI, 2005. — С. 21; Ветте В. Образ врага: Расистские элементы в немецкой пропаганде против Советского Союза // Вторая мировая война: Взгляд из Германии. — М.: Эксмо; Яуза, 2005. — С. 105.
{19} Мессенджер Ч. Гладиатор Гитлера: Военная карьера оберстштурмбаннфюрера СС Зеппа Дитриха / Пер. с англ. И. Шмелева. — М.: Эксмо; Изографус, 2004. — С. 137; Пэдфилд П. Рейхсфюрер СС / Пер. с англ. С. Минкина, С. Самуйлова. — Смоленск: Русич, 2002. — С. 289.
{20} Манштейн Э. фон. Утерянные победы. С. 197.
{21} Документы обвиняют: Холокост... С. 3.
{22} Brockdorf W. Geheimkommandos des Zweiten Weltkrieges. München, 1967. S. 126–127. Цит. по: Без права на реабилитацию: Сборник публикаций и документов, раскрывающих антинародную фашистскую сущность украинского национализма и его апологетов. — Киев: Киевское историческое общество; Организация ветеранов Украины, 2005. — Кн. 1. — С. 108–109. См. также: Круглов А. Львов, июль 1941: Начало уничтожения // Голокост i сучаснiсть (Киев). — 2003. — №5. — С. 12–14; Heer H. Blutige Ouvertüre: Lemberg, 30 Juni 1941: Mit dem Einmarsch der Wehrmachttruppen beginnt der Judenmord // Der Zeit. — 2001. — № 26.
{23} Кнопп Г. СС: Черная инквизиция. С. 132.
{24} Там же. С. 132–133.
{25} МНП. Вар. 1. Т. 5. С. 93; Ни давности, ни забвения... С. 26.
{26} Мельников Д. Е., Черная Л. Б. Конвейер смерти: Тайны СС и гестапо. — М.: Вече, 2005. — С. 392.
{27} Патриляк I. K. Легiони Украiнських Нацiоналiстiв, 1941–1942: Iсторiя виникнення та дiятельностi. — Киïв, 1999. — С. 26.
{28} Альтман И. А. Жертвы ненависти. С. 223.
{29} МНП. Вар. 1.Т. 5. С. 95–96; Вар. 2. Т. 3. С. 219; Ни давности, ни забвения... С. 28.
{30} Неизвестный Гитлер: Тайное досье НКВД, составленное на основе протоколов допросов личного адъютанта Гитлера Отто Гюнше и камердинера Гитлера Гейнца Линге в Москве 1948–1949 гг. / Предисл. М. Уля, X. Эберле; В. Хаустова; X. Мёллера; пер. с нем. примечаний А. Чикишева, Е. Кулькова. — М.: Олма-пресс, 2005. — С. 118.
{31} Лузан Н. Дневник полковника Бойе: Как «СМЕРШ» доказал преступления командира 134-го полка вермахта // Военно-промышленный курьер. — 2005. — № 40. — С. 11.
{32} Последние свидетели / Предисл. Б. Хаита; Е. Гологорского. — М.: Ковчег; Совершенно секретно, 2002. — С. 237.
{33} От Буга до Кавказа: Гейер Г. IX армейский корпус в Восточном походе 1941 года; Макензен Э. фон. От Буга до Кавказа: III танковый корпус в кампании против Советской России 1941–1942 годов / Пер. с нем. К. Степанчикова; Е. Первушиной; сопр. ст. А. Исаева; коммент. В. Гончарова, А. Исаева, К. Степанчикова. — M.: ACT-Транзиткнига, 2004. — С. 256.