Иван Алексеевич Бунин (1870-1953).

"... Из Дамаска, запасшись провизией, мы выезжаем рано. Путь немалый, ехать придётся часов десять, у Генисаретского озера мы будем только часам к шести. Дорога идёт почти всё время по пустыне, которая вся как бы из чёрного шлака. В вагонах - никаких удобств... Ян долго сидел в отдалении от нас. Когда он опять подсел к нам, завязался литературный разговор. Шор расспрашивал его о Куприне как о человеке. Ему казалось, что Куприн должен быть похож на своего героя "Поединка" - Ромашова. Потом заговорили об Эртеле, дочерям которого Шор давал уроки музыки. Ян был в хороших отношениях и с этим писателем. Оба восхищались им: его культурностью, его деятельной натурой, его широтой... Ян между прочим сказал, что он любит шампанское. Шор возмутился. Как, тратить деньги на шампанское! Вот что он купил рояль за тысячу рублей, это дело другое. - А по-моему, и на шампанское можно тратить! - возразил Ян... Конечная станция этой дороги лежит близ Генисаретского озера, недалеко от истока Иордана. От станции до озера мы шли пешком... Вокруг расстилались пески, за озером царственно возвышался полосатый Гермон. Опять разочарование: я думала, что Галилея вся в зелени, а меж тем и здесь пустыня, хотя и гораздо мягче по краскам и линиям... Затем мы направляемся в Табху; она находится между Капернаумом и Магдалой... Пребывание наше в Табхе было самым счастливым временем за всё время нашего пути. Комнату нам отвели довольно большую, но полутёмную: она в нижнем этаже, и окна её увиты зеленью. Перед окнами, в саду - мимозы, пальмы, кипарисы. Во всём мире монастыри почти всегда находятся в самых красивых местах. Вероятно, религиозное чувство нераздельно с любовью к природе и с чувством красоты. И не мне передать ту нежность красок, мягкость очертаний, что я видела из Табхи, с берега этого дивного озера. Недаром именно здесь родилось самое прекрасное и милосердное учение в мире. Насколько Старый Завет слит с Иудеей, настолько в Галилее и особенно на этом озере понятно Евангелие... Вечерней зарёй мы гуляли за монастырём... Мир, покой и тишина царили над всей, уже позлащённой закатом, страной. Мы долго сидели на самом берегу озера, и золотой шар солнца медленно склонялся к горам, которые казались уже почти бесплотными в своей золотистой дымке. Ян прочёл мне свои новые стихи, которые он написал по дороге из Дамаска о Баальбеке, и сонет "Гермон", написанный уже здесь. Я выразила радость, что он пишет, что он так хорошо передаёт эту страну... Потом он заговорил о Христе: - Вот в такие самые вечера Он и проповедовал... Надо всегда представлять прошлое, исходя из настоящего... Правда, зелени здесь было больше, край был заселён, но горы были такие же, и солнце садилось всё в том же месте, где и теперь, и закаты были столь же просты и прелестны... Потом он заговорил об апостолах. Он больше всего любит Петра за его страстность. (Я же с детства любила больше всего Иоанна, как самого нежного.) - Пётр самый живой из всех апостолов. Я лучше всех его вижу... Он и отрекался, и плакал... и потребовал, чтобы его распяли вниз головой, говоря, что не достоин быть распят, как Учитель... Очень интересовал его и Фома. - Хорошо было бы написать о нём, - говорил он. - Это вовсе не так просто, как кажется с первого взгляда, - это желание вложить персты в рану..." Вера Муромцева-Бунина БЕСЕДЫ С ПАМЯТЬЮ