При моём появлении он приоткрыл веки, поворочался, хотя было заметно, что малейшее движение стоит ему больших усилий, откашлялся и затем сразу же - с нараставшей постепенно взволнованностью - стал говорить о бессмысленности смерти, о том, что он не может ни уразуметь, ни принять, как это может статься, что вот был человек - и его больше не стало...
Несмотря на то, что вослед Толстому он любил цитировать крылатую фразу Марка Аврелия о том, что "высшее наше назначение - готовиться к смерти", он явно был к ней не подготовлен...
Я присел около его постели. На его измятой простыне лежал растрёпанный томик Толстого, и, когда я спросил его, что он теперь читает, он, как мне показалось, чуть приободрился и ответил, что хотел бы ещё раз перечитать "Воскресение"... А потом почти вскипел, и в тот момент меня особенно поразило, что в его вскрике ощущались гневные интонации:
- Ах, какой во всех отношениях замечательный был человек, какой писатель... Но до сей минуты не могу понять, для чего ему понадобилось включить в '"Воскресение" такие ненужные такие нехудожественные страницы...
Он, конечно, имел в виду описание службы в тюремной церкви и совершение таинства евхаристии, которое Толстой отрицал.
Эти последние слова Бунин произнёс уже почти с запальчивостью, но вместе с тем с каким-то глубоким внутренним страданием... я не могу категорически утверждать, но мне представляется - ослабевший телом и духом Иван Алексеевич неожиданно для себя натолкнулся на страницы, которые окончательно нарушили его душевный покой и мимо которых он не мог пройти в молчании, - натолкнулся, как я думаю, впервые, потому что вполне возможно, что до того ему не попадался экземпляр "Воскресения" с восстановленными купюрами, сделанными в своё время цензурой...
Я вышел в соседнюю комнату, оставив двери открытыми, и я слышал, как он продолжал ворочаться и что-то вполголоса бормотать. Как мне послышалось, он повторял по несколько раз те же два-три слова:"Как он мог, как он мог?"
И, может быть, в эту минуту, одну из последних своих минут, он под влиянием прочитанного припомнил встречу с Толстым, как в чёрную мартовскую ночь они шли вдвоём по Девичью полю и как Толстой, переживавший тогда одну из самых горьких и болезненных своих утрат - смерть любимого семилетнего сына, Ванечки, - резко и отрывисто твердил:"Смерти нет, смерти нет "... Вскоре он заснул, и я покинул его, зная, что Вера Николаевна должна вернуться с минуты на минуту.
А на следующее утро, чуть ли не на рассвете, она позвонила мне по телефону и с рыданиями в голосе сообщила, что "Ивана Алексеевича больше нет"...
Через несколько дней при огромном стечении народа его хоронили на пригородном русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа."
А.Бахрах "Бунин в халате"
Впервые прочла у исследователя жизни И.А.Бунина Олега Михайлова эти и другие воспоминания из книги А.В.Бахраха и сразу хотелось найти роман Толстого и "проверить" реакцию Бунина, возможно он ошибался? Это произошло позже... К своему сожалению я уже не могла читать "Воскресение" как много лет назад, роман показался каким-то выдуманным, надуманным, хотя слог русского языка неподражаем! Вообще-то полностью согласна с Буниным, хотя причины немного отличаются. Когда Толстого "отлучили" от церкви?
Читать полностью: А.Бахрах "Бунин в халате", О.Михайлов "Жизнь Бунина"