Предыдущая публикация
Библионовости
Сергей Есенин: убийство, замаскированное суицидом
Михаил Золотоносов
Есть три литературоведческих сюжета, по поводу которых споры не ослабевают из-за неубедительности официальных версий и невозможности доказать альтернативные ввиду отсутствия документов. Это, во-первых, проблема авторства «Тихого Дона», во-вторых, «Абрам Терц» как спецоперация КГБ СССР, начатая в 1956 г. (версию, напомню, поддерживали О.Ронен и С.Григорьянц, см. тут), и, наконец, в-третьих, детективная история смерти Сергея Есенина с оставшейся загадкой: самоубийство или убийство?
Речь в этой статье пойдет о третьем сюжете, а поводом для этой статьи стала публикация книги «Гибель С.А.Есенина: Проверка версии самоубийства. Материалы и исследования» (СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2023).
Инициатором и основным автором издания стал известный исследователь истории авангарда Андрей Крусанов. Работая над третьим томом «Русского авангарда» (напомню, что в 2010 г. вышло второе издание первого тома в двух книгах, а в 2003 г. – второй том, также в двух книгах) и дойдя до истории имажинизма, Крусанов споткнулся об официально и бездоказательно объявленное 28 декабря 1925 года и с этого момента активно поддерживаемое государством (сначала СССР, затем Россией) самоубийство поэта. Это повлекло за собой изучение всех известных сегодня обстоятельств и материалов, а итогом стала рецензируемая книга.
Забегая вперед, следует отметить, что изучение проблемы показало: нет ни одного объективного доказательства самоубийства Есенина в ночь с 27 на 28 декабря 1925 года в пятом номере гостиницы «Интернационал» (так тогда назывался «Англетер»), зато обнаружилось, что практически все документы, которые относятся к смерти поэта, либо не соответствуют инструкциям и содержат очевидные лакуны и противоречия объективным данным, либо были оперативно изъяты ГПУ и/или милицией. В результате возникли вполне обоснованные подозрения, что документы, имеющиеся в наличии, были в 1925 – 1926 гг. сфабрикованы, причем специально под официальную версию самоубийства. И эта фабрикация при ближайшем рассмотрении бросается в глаза, поскольку сделана небрежно, в полной уверенности, что правда в условиях тотальной цензуры все равно наружу не выйдет. То есть стоило критически проанализировать имеющиеся материальные объекты (посмертные маски), милицейские и медицинские документы, а также фотографии – и версия суицида оказалась под большим вопросом, а очевидные и необъяснимые лакуны и признаки фальсификаций вышли на первый план. Таков вкратце сюжет книги.
Книга состоит из двух разделов.
Первый раздел открывает предисловие «Версии гибели С.А.Есенина». Кратко подводя итог 60-летнего изучения проблемы, Крусанов подчеркнул, что с 1925-го и до конца 1980-х годов официально считалось, что Есенин покончил с собой. С 1989 года начали публиковаться материалы, которые ставили официальную, в точном смысле государственную, версию под сомнение.
Однако альтернативная версия существовала еще с 28 декабря 1925 года – есть соответствующие свидетельства поэтов Н.Л.Брауна и В.Ф.Наседкина, а также художника В.С.Сварога, который зарисовал мертвого Есенина после снятия его из петли.
Крусанов также разыскал и впервые опубликовал информационную заметку, опубликованную в рижской газете «Слово»:
«По Москве упорно циркулируют слухи, что поэт Есенин не покончил с собой, как гласит официальная версия, а отравлен чекистами. Самоубийство же было симулировано потом» (С.Есенин отравлен чекистами // Слово. 1926. № 43. 4 января).
Заметка доказывает, что версия убийства появилась сразу же после смерти Есенина.
В этой же заметке отмечалось:
«По Москве упорно циркулируют слухи, что поэт Есенин не покончил с собой, как гласит официальная версия, а отравлен чекистами. Самоубийство же было симулировано потом. Следователь Семеновский, ведший дело в направлении убийства поэта, а не самоубийства, был отстранен от дальнейшего следствия и заменен другим. Из кругов, близких к покойному поэту, сообщают, что Есенин в последнее время сильно досаждал советской власти своими едкими сатирами на коммунистические верхи, причем эти стихи нелегально размножались и тайно ходили по рукам».
Упомянутый Семеновский Петр Сергеевич был судебным медиком, который работал в Мосздраве, НКВД и Московском судебно-медицинском обществе. По внешнему виду трупа он мог понять, что смерть поэта была насильственной.
Обзор доказательств убийства Есенина, собранных следователем, полковником милиции Э.А.Хлысталовым, который провел независимое расследование и обнаружил свидетельства в пользу убийства, а также констатировал отсутствие неоспоримых доказательств официальной версии суицида (всего Хлысталов издал в 1991 – 2006 гг. пять книг и брошюр, а его первые статьи были опубликованы в 1989 г.), Крусанов завершил описанием социальных групп, которые вследствие политических причин отстаивают одну из двух причин смерти:
«1) государственные организации и ассоциированные с ними чиновники и служащие, обвиняемые в убийстве и сокрытии убийства С.А.Есенина. Правопреемники этих организаций вынуждены отстаивать всеми средствами версию самоубийства независимо от того, справедливы обвинения в их адрес или нет. Это их корпоративный интерес;
2) антисемитски настроенная часть национально-патриотических сил приписывает убийство Есенина троцкистам и использует эту версию как пример гонений на русских патриотов со стороны евреев;
3) антисталински настроенные интеллигентские круги приписывают убийство поэта сталинскому режиму, подавая его как один из примеров расправы над интеллигенцией;
4) некоторая часть либеральной интеллигенции также демонстрирует в этом вопросе “партийное” мышление. В своем принципиальном споре с национал-патриотами она не готова всерьез обсуждать вопрос об убийстве Есенина уже по одному тому, что эта тема была поднята и развита последними. Приверженность некоторой части либеральной интеллигенции официальной версии самоубийства поэта обусловлена также тем, что она по идейным соображениям ни при каких условиях не может солидаризоваться с националистами и должна отстаивать противоположную точку зрения;
5) академическое литературоведение (прежде всего есениноведческое сообщество) придерживается официальной точки зрения, — вероятно, по той причине, что оно институционально зависит от государства и не может идти на конфликт с последним по вопросу о смерти Есенина».
На основе этой остроумной классификации можно безошибочно предсказать, какими будут групповые и индивидуальные реакции на рецензируемую книгу; в частности, от либералов я с интересом жду того, что Стэнли Коэн остроумно назвал «моральной паникой».
В предисловии Крусанов подробно описал те социологические, психологические и даже психиатрические мотивировки, которыми обосновывали суицид современники в 1926 году и которыми поклонники этой версии с удовольствием манипулируют и сейчас. Исчезновение деревни дореволюционной и довоенной, ликвидация старого уклада лишили поэта животворной основы, и он понял, что его историческое время ушло. Дух нового времени обессмыслил жизнь Есенина, он разочаровался в «Руси советской», в комсомоле и тракторе, и потому убил себя.
Также виной суицида называли богему, кабаки и рестораны, в которых алкоголик Есенин (в его истории болезни, датированной 5 декабря 1925 года, среди других диагнозов значится: «delirium trem<ens> + halluc<inatia>», в просторечии – белая горячка) растратил свои силы.
В.Шершеневич акцентировал внимание на утрате популярности и отсутствии покупательского спроса на книги, что стало причиной депрессии и добровольной смерти.
Ленинградский корреспондент «Правды» в сообщении от 28 декабря 1925 г. прямо указал:
«В последнее время Есенин лечился в московской психиатрической лечебнице. По мнению друзей Есенина, самоубийство является выполнением давно задуманной мысли» (Самоубийство Сергея Есенина // Правда. 1925. 29 декабря. С. 11).
Действительно, Есенин был болен туберкулезом и вел разговоры о смерти, у него было угнетенное душевное состояние. Позднее писали о длительной душевной болезни, наконец, суицидные мысли есть в стихах.
«В этом контексте, – признает Крусанов, – самоубийство предполагается как логическое завершение того саморазрушения личности, на которое обрек себя Есенин, и воспринимается как психологически достоверное, само собой разумеющееся событие. <…> Психологическая аргументация является самой серьезной основой, на которой базируется версия самоубийства Есенина».
Сумма всех этих свидетельств и оценок дает достаточный материал для того, чтобы не занимаясь критическим анализом документов и материалов, не разбираясь в деталях актов и протоколов, не оценивая их достоверность, противоречивость и соответствие нормативам, рассуждать о психологии Есенина и делать не требующий посещения архивов и музеев вывод о том, что оснований для пересмотра официальной государственной версии самоубийства нет. При этом забавный парадокс заключен в том, что традиционное недоверие к любой продукции государства и «органов», к любым их категорическим выводам, в случае с Есениным почему-то не срабатывает, а доверие неожиданно оказывается безграничным и нерассуждающим.
Безусловно, абстрактно рассуждать о психологии легко и приятно, только объективным основанием такие рассуждения не являются. Крусанов отказался от этого варианта исследовательского поведения и занялся осмотром, изучением и критическим анализом данных, которые существуют объективно. Поэтому вслед за предисловием в книге идут три параграфа, в которых подробно описаны материалы Государственного музея истории российской литературы им. В.И.Даля, связанные со смертью С.А.Есенина (авторы обзора Д.Решетникова, В.Высоколов), документы о смерти С.А.Есенина в Отделе рукописей Института мировой литературы РАН и посмертные реликвии С.А.Есенина в Пушкинском Доме (автор Е.Кочнева).
На этой документальной и материальной основе, без опоры на психологию, Крусанов начал проверку версии самоубийства.
«Такое исследование было проведено на основании анализа материальных носителей информации, оставшихся после смерти поэта: фотографиях Есенина после снятия из петли и после вскрытия его тела, посмертной маске, фотографиях и рисунках обстановки в пятом номере гостиницы «Англетер», сделанных 28–29 декабря 1925 года».
Этот второй раздел в книге занимает 90 страниц, поэтому подробно описать его в рецензии невозможно. Остановлюсь на самых важных, с моей точки зрения, моментах.
Сомнение в правдоподобии официальной версии вызывает уже способ самоубийства. Известно, что у Есенина был револьвер, а в Ленинград он приехал со всеми своими вещами («В Ленинград он приехал 24 декабря на постоянное жительство…» – отметил корреспондент «Правды» в заметке от 28 декабря 1925 г.), следовательно, у Есенина в Ленинграде был и револьвер.
Крусанов в этой связи резонно заметил:
«Проще всего ему было покончить счеты с жизнью выстрелом из револьвера. Это быстро, надежно и не слишком мучительно. Но, имея револьвер, Есенин повел себя странно и непонятно. Сначала зачем-то перерезал себе сухожилие на правой руке, потом с перерезанным сухожилием закрепил веревку на трубе центрального отопления под самым потолком и повесился. Причем на следующий день выяснилось, что из есенинского номера пропали не только револьвер, но и его пиджак. Вся эта ситуация с самоубийством выглядит странно и малоубедительно».
Точнее, выглядит неумелой инсценировкой.
Первый сюжет, связанный с анализом материальных носителей, касается тех фотографий номера 5 гостиницы «Англетер», которыми мы сейчас располагаем. Фотографии тела, висящего на трубе парового отопления, в наличии нет, хотя ее должны были сделать, и ее отсутствие – это самый подозрительный и настораживающий факт.
«Весьма важным для дознания и следствия является запечатлеть общий вид картины, обстановки, окрестностей у места происшествия, где произошло убийство, или же на месте обнаружения трупа. Никакие описания не могут охватить и передать так точно всех мелочей, как может запечатлеть это фотография. Поэтому во всех случаях обследования мертвых тел на местах их обнаружения лучше всего при составлении протокола осмотра, запечатлевающего в себе многое, что не может передать фотография, делать снимок как трупа, так и окружающей его обстановки и местности. Если на трупе усматриваются повреждения, иногда довольно значительных размеров или с характерными особенностями, с выявлением редко встречающихся признаков, свойств, формы <…>, то надлежит помимо съемки трупа в целом сфотографировать в большем размере отдельно область самого повреждения» (Наружный осмотр трупа на месте происшествия или обнаружения его: Практическое пособие для следователей, работников милиции и судебных медиков. Харьков, 1929. С. 18).
Неизвестно, были сделаны фотографии тела поэта, висящего на трубе, или нет. Их следовало приложить к протоколу осмотра места самоубийства. Это грубейшее нарушение процедуры осмотра места происшествия допущенное сотрудником милиции.
Есть несколько фотографий комнаты № 5, сделанных фотографом В.В.Пресняковым, вероятно, на следующий день после отправки тела Есенина в покойницкую Обуховской больницы. Комната, изображенная на этих снимках, была, можно сказать, музеефицирована: «чисто убрана, никаких следов беспорядка, ни окурков, ни плевков, которые отмечались мемуаристом, не заметно. Не видно также есенинских чемоданов, которые должны были там быть». То есть все эти фотографии являются постановочными. На одной из них видна поваленная вправо высокая тумба, на которой якобы стоял Есенин перед тем, как спрыгнуть с нее. Причем сопоставление различных фотографий указывает на то, что мебель и вещи при фотографировании перемещались, то есть реальной обстановки в номере во время обнаружения тела Есенина фотографии не отражают и нам они не известны.
Фактически взамен документальных свидетельств, которые следовало сделать сразу же при обнаружении трупа, мы имеем дело с очевидной попыткой их скрыть. Невозможно предположить, что в ленинградской милиции не было дежурного фотографа для того, чтобы при обнаружении висящего трупа сделать фотографии в соответствии с принятым порядком описания места происшествия.
Попутно Крусанов разъяснил происхождение пальто, которое видно на снимке. Вероятнее всего, оно принадлежит С.А.Толстой-Есениной, которая 29 декабря 1925 года была в Ленинграде, участвовала в подготовке тела к гражданской панихиде и наняла фотографа В.В.Преснякова. Строго говоря, из списка достоверных свидетельств смерти поэта эти «чистенькие» постановочные фотографии можно вычеркнуть.
Не менее важен анализ фотографий, на которых изображено тело Есенина, снятое из петли. Эти фотографии были сделаны сотрудниками ателье М.С.Наппельбаума 28 декабря 1925 г.
При сравнении этих фотофиксаций с рисунками В.С.Сварога, «зарисовавшего тело Есенина, лежащее на полу, еще до того, как его переложили на кушетку, можно заметить, что растрепанная одежда была быстро приведена в относительный порядок: расстегнутые брюки были застегнуты, рубашку заправили под брюки, сорванные подтяжки были пристегнуты на место».
И опять были грубо нарушены не только требования пособия «Наружный осмотр трупа на месте происшествия или обнаружения его» (1929), процитированного выше, но и инструкции из книги С.Н.Трегубова «Основы уголовной техники» (Пг., 1915. С. 24–25):
«Следует принять за правило ничего не трогать с места и даже ни к чему не прикасаться руками, пока не произведено фотографических снимков», «фотографировать обстановку преступления необходимо с разных точек зрения, т.е. с различных пунктов».
Нарушителями выступили участковый надзиратель Н.М.Горбов и целая бригада агентов Активно-секретного отделения уголовного розыска. Видимо, они имели общую установку. В результате непонятно, когда образовался беспорядок в одежде: до повешения или во время снятия из петли.
...
Подробнее: https://gorod-812.ru/sergej-esenin-ubijs…
Следующая публикация
Нет комментариев