В конце 1264 (1847) г., в начале весны Шамиль приказал собраться всем наибам, ученым и другим почетным людям и сотенным начальникам Дагестана и Чечни в с. Балгит, что в Ичкерии. Они признали сына Шамиля (сына звали Кази-Мухаммад) и присягнули ему в верности. В то время народ говорил, что Шамиль передает сыну своему имамство как родовое наследство и что он заботится только о себе, чтобы возвышаться, но нисколько не думает о боге и подозревал его, что он жаждет богатства. Через это и произошли между учеными и некоторыми наибами с Шамилем разъединенность и несогласие. Некоторые наибы и другие, искавшие власти, старались дать делам Шамиля другое направление. Все наибы начали копить богатства и убивать напрасно мусульман, не различая между позволенным и запрещенным, между истиной и ложью. Они наружно только как бы исполняли приказания Шамиля, а в сущности старались обманывать и ниспровергнуть его. Шамиль их считал за апостолов (помощников), но того не знал, что они изменники. В народе распространились притеснения, козни и сплетни, между тем, как Шамиль об этом ничего не знал, но как только замечал за наибами несправедливость какую-нибудь, то тотчас же сменял их с должности. Они оклеветали перед Шамилем некоторых ученых наибов и других влиятельных лиц, истинно преданных ему, что будто бы они добиваются имамства. Шамиль верил им, удалял приближенных и сменял наибов. Однако впоследствии узнал он коварство, низкие поступки, зависть многих имамов доброжелателей и противозаконные действия сыновей своих. Но это была такая болезнь, которую излечить или уничтожить не было ни средств, ни лекарств, оставалось покоряться только воле божьей и его предопределению. С этих пор шариат наш обратился в низам (потому что толковали его [40] каждый по своему). Дела приняли другое направление, потому что поступки наибов были соединены с несправедливостью. Но все старания Шамиля исправить дела были тщетны. Он остался один без помощников и часто повторял слова одного арабского поэта: “Я вижу 1000 человек строящих здание, которое может разрушить один человек! То что же сможет построить 1 человек, когда сзади по тысячу разрушителей?”. Итак, с этого времени дела и предприятия Шамиля были безуспешны. Во всех походах и сражениях наибы поступали по своему желанию, вопреки его приказаниям. Я опишу также поступки его сыновей.
Что касается до старшего сына Шамиля, Джамалэддина-Ахмеда, то он был умнейший и образованный человек. Он умер (да смилосердится над ним Бог!) в 1274 (1857) году и погребен в селении Карата. Младший сын его Мухаммад-Шафи, был юн и неопытен. Он не имел никакой власти, постоянно делал скандалы и волочился; однако в нем было одно хорошее качество — это щедрость. Что же касается до среднего сына, Кази-Мухаммеда, то Шамиль подчинил ему всех наибов, передал ему власть над всем Дагестаном, думая, что он будет подражать ему. Шамиль говорил: “Я сделался уже слаб и голова моя уже поседела; потому хочу поручить все дела сыну; сам же буду приготовляться к смерти и молиться Богу”. Народ называл Кази-Мухаммада имамом. Наибы постоянно льстили Шамилю, что сын его, Кази-Мухаммад, хорош, хвалили его поступки и скрывали от него дела его, заслуживающие порицания. Этим они изменяли Шамилю. Они упросили поручить все Кази-Мухаммаду, чтобы пользоваться его слабостью и неопытностью. Они говорили в лицо Шамилю: “Сын твой хорош и даже умнее тебя”. Между тем как сами знали, что в Кази-Мухаммаде скрывается много низкого, что [75] он скуп, дурного характера и трус. Народ считал его хорошим человеком, потому что он, как женщина, постоянно улыбался каждому, даже самым большим врагам своим. Мугаджиры и храбрецы постоянно старались грабежам увеличить казну его. Сколько храбрых Дагестана пало на берегах Куры и Алазани! Сколько героев было пленено и умерло в русских кандалах, жены и дети которых остались без всякого призрения! Сколько мугаджиров погибло на границе Акуши и Шамхальства, пронзенными в грудь штыками солдат! Таким образом горцы старались возвысить Шамиля и доставить славу и богатство его сыну. Несмотря на то, что дагестанцы никогда не подчинялись узденям, подобным себе, и были хищны, как волки, и как львы бросались, чтобы завладеть добычею; но эту добычу они отдавали Шамилю! Многие были убиваемы под предлогом, что они не отдавали законную часть в байтул-мал, и все их имение было конфискуемо. Сначала Шамиль, если приказывал убить кого-нибудь, то брал свое имение, приобретенное в набегах и наследственное, не оставляя ничего семейству убитого, которое в таком случае принуждено было идти жить по чужим людям; потом же он приказал наибам наследственное имение оставлять женам и детям убитого. Но наибы не исполняли приказания Шамиля, и при содействии Кази-Мухаммада, с которым они пополам делились, убивали многих, чтобы завладеть имением, и тем самим ослабили власть Шамиля и уронили дух в народе. Последствием такой меры было то, что число мужчин уменьшилось, а число женщин увеличилось. Настали неурожаи и разные болезни постигли народ. Клянусь Богом, горцы иногда по десяти дней и более принуждены были от голода есть траву и несмотря на такое свое положение, они повиновались Шамилю и его сыну. Наконец русские вошли со всех сторон в Дагестан. Народ не знал, что делать. Шамиль, не обращая внимания на подчиненных, сжег [76] многие селения, бежал на Гуниб и оставил горцев, как овец, рассыпавшихся в разные стороны. Гнев Божий снизошел на Шамиля и Бог попустил его врагам завладеть казною его, драгоценностями и имением. Так неприлично же Кази-Мухаммаду упрекать жителей Дагестана, что они поступили так, а не иначе, и оставили Шамиля и его семейство без воякой помощи. Неужели они не стыдятся перед теми, которые его очень хорошо знают, так говорить и упрекать дагестанцев, когда они в продолжение стольких лет были покорны Шамилю и так храбро сражались за них. Ей-богу, если бы горцы не были так храбры, то дети Шамиля теперь жили бы в Гимрах и занимались тем же, чем занимались предки их: схвативши осла за хвост, они гоняли его на плоскость и в горы — летом продавали курагу, а осенью — лук. Дагестанцы перенесли от Кази-Мухаммада все, что только может перенести человек; он даже душил некоторых своих мюридов, приближенных и ученых, когда нельзя было убивать их открыто. Если бы можно было горцев вьючить, как ишаков и посылать в лес за дровами, то это делал бы Кази-Мухаммад. Так поступал он и управлял народом, который, видя расположение Шамиля к нему, боялся жаловаться на него. Что же касается до его храбрости, то я расскажу одно случившееся в Дагестане происшествие. Когда Аслан-хан Казикумухский прибыл в селение Хосрек с войском, чтобы завладеть престолом своего дяди Сурхай-хана, который был не в ладах с русскими, то сын Сурхай-хана вышел с войском навстречу Аслан-хану и сказал: “Ей-богу, я не возвращусь с этого места, пока не умру”. И он действительно сражался до тех пор, пока не был убит. Отец его вышел с войском и шел на помощь, но на дороге встретил его на носилках уже убитого. Ему сказали: “Сын твой убит”. Сурхай-хан отвечал: “Необходимо было такому сыну, как он предпочесть жизни смерть, когда он видел, что такой отец, как я лишается престола”. Потом [77] cказал несшим: “Погребите его”, и даже не взглянул на лицо убитого. Вот, какова должна быть храбрость! Если бы в сердце Кази-Мухаммада был хоть золотник храбрости, то он не выехал бы из Караты, но с обнаженным мечом защищал бы вход в Карату, пока не был бы убит, или принял бы яд и умертвил бы себя, или пролил бы хоть каплю крови из своего пальца при потере такого государства, своего имамства и такой казны. Так ценил он свою власть и имаметво и такова была его храбрость! Он был очень скуп. Приведу один случай с Мухаммедом Курдистанским. Из Курдистана прибыл один мугаджир по вмени Мухаммад. Шамиль очень уважал его и давал ему все, что нужно для жизни. Во время осады Евдокимовым Дарго-Ведено, этот Мухаммад добровольно вошел в укрепление, чтобы драться с русскими. Шамиль отпустил из своего казначейства 1900 руб. сер. Кази-Мухаммаду и приказал раздавать бедным воинам и мугаджирам. Кази-Мухаммад давал по абазу каждому на четыре дня. Мухаммад этот приходит к Кази-Мухаммаду и говорит, что у него нечего есть. Кази-Мукаммад спрашивает: “Кончился ли срок?” Курдистанец ответил, что сроку всего четыре дня, а он кормился на этот абаз семь дней. Кази-Мухаммад не размыслив того, что этот странник пришел издалека и что если он не даст, то ему неоткуда будет взять и что притом же он за него дерется — не дал ему ничего. Курдистанец сказал ему: “Тебя нельзя порицать, если ты не дашь, потому что ты не видел, как дают султаны и сам ты не султан, а если дашь, то и хвалить тебя не за что, потому что обычай султанов щедро давать”. Но Кази-Мухаммад все-таки не дал. Курдистанец вышел из укрепления и пошел к Шамилю. Такова была скупость Кази-Мухаммада! Дети Шамиля в детстве своем видели ежедневное возрастание власти и богатства отца, — как это известно всем. Когда же они достигли совершеннолетня, то глаза их не насыщались богатством и славою, [78] роскошью и женщинами. Они завладели всеми сокровищами дагестанских ханов, даже богатствами грузинских князей, не оставили в руках храбрых горцев никакого хорошего оружия, собрали со всей Чечни лучших лошадей, — и все это брали, прося, в виде подарка или безвинно убивая, чтобы только завладеть, а между тем они не думали о том, как живет отец их, Шамиль, который предпочитал хинкал из кукурузы всем затейливым блюдам и когда останавливался кунаком у наибов, то просил угощать себя хинкалом и калмыцким чаем. Но сыновья не довольствовались чуреками из чистой пшеницы, а ели еще плов из рису и кроме китайского чая пили кофе. Они не повиновались Шамилю, как прочие, и очень часто нарушали его приказания, однако же отец, по своей снисходительности и любви к ним, не наказывал их за это, а пропускал как будто не замечая. Наконец, они мюридами, друзьями и помощниками себе избрали песенников и иных неблагонадежных людей. Когда Шамиль замечал им это, то они говорили, что это хорошие люди. Таким образом, наибы подражали в поступках своих детям Шамиля, так что весь народ начал взывать к Богу, чтобы он избавил их от тиранов. И Бог действительно услышал их молитву. Каждый человек должен прежде замечать пороки за собою, потом уже за другими, так и Кази-Мухаммад должен бы взглянуть сначала на себя, а потом упрекать горцев.
Таким образом Шамиль должен был отвечать за зло своих детей и наибов. Но если бы Шамиль сам был причиною такого зла, то он не был бы принят так благосклонно Императором, а через него и дети его, заслуживающие порицания, приняты с почтением.
ГАДЖИ-АЛИ
СКАЗАНИЕ ОЧЕВИДЦА О ШАМИЛЕ
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1