Фигура первопечатника Ивана Фёдорова обросла целым лесом легенд, мифов и баек.

Реальная история и смысл его деятельности сильно отличаются от общепринятой версии. Он и его типография были одним из самых эффективных инструментов русской политики.
12 октября 1909 г. в Москве, перед не снесённой ещё тогда Китайгородской стеной состоялся крестный ход. За ним наблюдало множество людей: «Китайский проезд, Рождественская, Лубянская и Театральная площади были запружены толпой». В центре внимания, впрочем, был не крестный ход как таковой. Люди напряжённо ждали открытия нового памятника. Реакция была показательной. Бронзовое изваяние первопечатника Ивана Фёдорова вызвало у публики восторг и умиление. Однако на следующий день около него появился похоронный венок с язвительной лентой: «Первому мученику российской печати».
Язвительность, в общем, можно списать на политическую обстановку «России, которую мы потеряли». На тот момент свобода печати и впрямь была здорово ущемлена, а гражданские собрания были запрещены, так что открытие памятника оказалось скомканным и не вполне торжественным. Другое дело, что в полемическом запале анонимные авторы надписи на ленте явно перегнули палку. Правдивым там может считаться только словосочетание «российская печать». Слова же «первый», и, тем более, «мученик», ни в коей мере не соответствуют историческим реалиям.
Вокруг первенства Ивана Фёдорова в частности, и начала книгопечатания на Руси в целом, споры начались не вчера. Наиболее устоявшейся и даже респектабельной точкой зрения является примерно следующее: «Мало того, что эта полезная техническая новинка появилась у нас лет через сто после того, как была изобретена в Европе, так ещё и оголтелые церковники всячески ставили палки в колёса и самому Ивану Фёдорову, и его команде. И всё по той причине, что книгопечатание отнимало хлеб у монастырских переписчиков книг. Духовенство объявило, что напечатанная книга лишена благодати, а типографский станок — дело подозрительное и уж точно бездуховное»
На самом деле всё было с точностью до наоборот. Техническая отсталость Руси — не более чем миф. Никаких технических новшеств на Москве не боялись, свидетельством чему любопытный факт. Механические башенные «самозвонные» часы с курантами появились в Московском Кремле в 1404 г. — всего лишь на четыре года позже, чем во Флоренции. А вот столицы «просвещённой Европы», например Лондон, Вена и Париж, обзавелись такими штучками кто пятьдесят, а кто и полтораста лет спустя.
Не всё в порядке и с понятиями духовности и благодати. Ничего плохого в печатных книгах на Москве не видели. Более того. На заре европейского книгопечатания, ещё в 1489 г. в Кракове начала работу типография немца Швайпольта Фиоля. Там был впервые вырезан кириллический шрифт. И — любопытная деталь — во всех договорах немца этот шрифт называется не «славянский», а именно что «русский». К тому же большую часть своей продукции Фиоль печатал по прямому заказу из Москвы. Так, в его «Часословце» с особым вниманием и любовью приведена «память» о митрополите Петре, «что почил на Москве, где его честные мощи подают исцеление приходящим с верою и до сего дня». Ни в Польше, ни в Литве святитель Пётр Московский никому не был нужен, а его поминание никого не интересовало.
В общем, печатные книги были у нас нужны. И нужны прежде всего самой церкви. Взрывной рост государства, присоединение всё новых и новых территорий, требовали создания единого общего культурного поля. А, значит, требовался единый стандарт богослужения. Назрела унификация во всём. Начиная, что вполне логично, с богослужебных книг.