Но, все равно, было приятно. Кроме того, оказалось, что удостоверение и значок приравниваются к правительственным наградам. Поэтому, при выходе на пенсию, показав удостоверение, я получил звание "Ветеран труда". Значок - сущая ерунда, но сейчас он дает право на получение лишних 300 рублей к пенсии и льготный проездной билет, а при нашей нищей жизни это большое подспорье. Досталась мне и высшая награда, как я считаю. Однажды С.С. Зубарев, признанный авторитет и уважаемый на Комбинате человек сказал нам с Сашей Рачковым: "Вы - же фанатики. Вас бьют, гоняют, как бездомных кошек, лишают премий, а Вы прете к своей цели, как танки. Пожалуй, Вы и правда, сделаете из этого завода картинку!" После таких слов мы думать забыли об обычных медалях и орденах. Выше уже ничего не могло быть! Награды мы обмыли, как положено. Петя Серебренников получил такой-же значок, а Сашка - "Победителя соцсоревнования". Собравшись у меня дома, накрыли мой здоровый самодельный стол, вместо рюмок взяли граненые стаканы (специально забежали в магазин и купили), бросили туда свои значки и дружно выпили. Потом еще и еще, потом пошли разговоры о работе... В марте я уехал в отпуск, в Калинин. Там я "скоропалительно" женился. Свою невесту, Риту Безгачеву,

я знал и раньше. Она жила в соседнем подъезде нашего дома, в Калинине. Рита заканчивала медицинский институт, и после свадьбы осталась в городе, а я вернулся в Краснокаменск. Друзья, увидев обручальное кольцо, вытаращили глаза, я считался закоренелым холостяком. Выпив, подобрели и стали поздравлять с торжественным событием. Не хватало только жены. Она собралась приехать после государственных экзаменов, как только получит диплом, да и дела с квартирой надо было уладить. Рита прилетела летом. Я встретил ее в Чите, билетов на самолет, как всегда, не было, поехали на поезде. Рита глядела во все глаза. Извивающаяся среди сопок Ингода, сами сопки, забайкальские деревни - такого в ее жизни еще не было. С ее трудоустройством возникли проблемы. Я не догадался (да и не знал) оформить ей вызов через "МСО-107", то есть через Третий Главк Минздрава, а когда она приехала, у нее было направление в районную поликлинику, недавно образованного Краснокаменского района. Ей пришлось идти работать туда. Но, нет худа, без добра. Поликлиники еще не существовало, кроме трех квартир в 477 доме, выделенных городом для нее. Работала только заведующая - Нина Георгиевна Шестакова. Рите пришлось начинать все с начала, писать заявки на медоборудование, создавать стоматологический кабинет, организовывать выезды в деревни и села района, налаживать профилактику. Помимо всего этого она благоустраивала мою, а теперь нашу квартиру.

Быстро "улетела" моя самодельная мебель: книжные полки, кресло, стол - появилась полированная стенка, кухонный гарнитур, торшер. К чести Риты надо сказать, что все она делала с моего согласия. Жизнь входила в семейное русло. В цехе и на заводе становилось все лучше, количество "вечеровок" резко снизилось, технологи медленно, но выходили на плановые показатели. Замелькали рапорты о перевыполнении. Оно выглядело мизерным, доли процента, но оно было. Мы наращивали мощность, а следовательно - производительность оборудования. Многое приходилось переделывать. Залихорадило первое отделение. Стремясь улучшить технологию, ребята добавили в процесс воды, положение у них улучшилось. У нас-же снова начались авралы. Переобводненная руда напоминала собой сель, неожиданный и страшный. Руда к нам от них поступает через питатели из параболических бункеров. Обычно она идет равномерно, ссыпаясь из питателя на конвейеры, жиденьким потоком. Аппаратчики следят за питателями и конвейерами. Сейчас из одного питателя неожиданно "вылетало" 15-25 тонн. Жидкая масса засыпала все вокруг, конвейеры останавливались. Их просто не было видно под слоем руды. Если учесть, что конвейеры обслуживали женщины-аппаратчицы, а питателей только на одном блоке более двадцати, то можете представить, как им доставалось. Вся смена собиралась у питателя и конвейеров и лопатами очищала все от руды. С этой бедой мы справились, поставив шибера на выходе каждого питателя. Шибер - это большая лопата поперек питателя. Он управляется сжатым воздухом. Аппаратчица, работая с питателем, понемногу приподнимает шибер, щель невелика и "плевков" больше нет. Пришлось нам устранять и недоработки проектантов. Из урановой руды, лежащей на ленте конвейера, выделяется радиоактивный радон. Чтобы защитить персонал проектанты сделали ограждения лент, полностью закрыв ее. Эти ограждения состояли из двухметровых секций, соединенных болтами. Каждая секция весила не менее тонны, а чтобы снять ее, необходимо раскрутить полсотни болтов и звено монтажников с талью. Таких секций на одном конвейере десятки. Представьте ситуацию, пространство между ограждением и лентой забилось рудой, конвейер встал. Что делать одной аппаратчице? Снова закрутились наши мозги. Петя Серебрянников где-то вычитал, что защититься от радона можно, "повесив" над лентой водяной туман. За ним - радиоактивность практически нулевая. Когда появляется идея, превратить в чертежи ее уже просто. Первую установку с водяным туманом мы сделали сами. Пробросили над лентой конвейера дюймовую трубу с распылителями через полтора метра, поставили легкие боковые ограждения, и, дело сделано. Теперь можно контролировать количество руды на ленте визуально, не боясь получить "дозу". А если надо почистить ленту, то доступ к ней открыт. Затем вступили основные силы: РМЦ и РМЗ. Они переделали все остальные конвейеры. Серебрянникова отметили приказом по заводу, дали премию, а главное, что на него обратил внимание Телятников. У каждого бывает свой шанс, был он в Шевченко у меня, теперь удача тронула рукой Петьку. Серебрянников ходил гордый и счастливый. Здесь хочется отметить наших аппаратчиков. В цехе сложились коллективы смен, подобрались хорошие бригадиры: Толя Удовиченко, Витя Алещенко, Гена Ипатов и другие. Пестовал их Саша Рачков, это была его вотчина. Работали они дружно, всегда помогали друг другу, а в случае необходимости и слесарям. Приезжаешь на аварию, а аппаратчики крутят гайки вместе с моими слесарями. Скажи такое кому-нибудь сейчас, не поверят. Слесаря, видя такое к себе отношение, тоже старались. Насосы, гидроциклоны меняли как можно быстрее, понимая, что от этого зависит выполнение плана и премия технологов. Ну, а что касается вывода оборудования в ремонт, то ни разу не было такого, чтобы мы ремонтировали грязные агрегаты. Все и всегда было вычищено и вымыто. Мы были единым коллективом, все прекрасно понимали это и делали все, что зависело от каждого. Весной, как всегда, начала гореть степь.

В городе запахло дымом, и то там, то тут в ней начали чернеть первые проплешины, под забайкальским ветром разлетался пепел. Иногда утром, из автобуса, видели палы. Впереди непрерывно растущего черного пятна, ползли невысокие красные язычки пламени. Оно шло непрерывно движущейся изломанной линией, над ней клубился сероватый, почти незаметный в утреннем воздухе, дымок. Огонь уходил к вершинам сопок, медленно и неотвратимо поднимаясь по склонам. Мы интересовались у местных жителей, случалось ли такое раньше, или это пришло с нами. Оказалось, так было издавна. Казаки-старожилы Забайкалья рассказывали, что у них так принято. Оставшаяся с осени и простоявшая всю зиму трава не гниет и не падает. Таким образом, если ее не убрать, то не пробьется новая, молодая травка, а значит, скоту будет нечего есть. Поэтому пожоги организовывались специально. Но, тогда за ними следили, не давая пламени распространяться туда, куда не нужно. Казаки на лошадях забивали огонь идущий не в ту сторону. Командовали такими "работами" опытные старики, огонь выжигал необходимые территории и стихал под человеческой рукой. Нынче появилось много переселенцев, не имеющих опыта в пожогах, зажгли и ушли, вот степь и горит. Наши городские тоже прикладывают руки. Выедут в степь, разожгут костер, попьют водки и домой. О том, чтобы затушить кострище не думают, вроде степь все спишет. Такие пожары неуправляемы, куда подул ветер, туда и пошел огонь. Сперва горит трава, сгорают гнезда полевых птиц, затем начинают гореть кошары, хозяйственные постройки. Сколько не объясняют людям, проводя беседы, печатая статьи в газетах, показывая пожары по телевидению - результата нет. Даже наказания не помогают. Так, каждую весну и осень и горит степь. Правда, надо отдать должное: свежая трава на месте пожарищ вырастает мгновенно, зеленая, сочная, и птицы все также поют весной. И где необходимая мера подобных пожогов, теперь, наверное, не знает никто. Опытных стариков не осталось, а молодежи это неинтересно. Строители заложили фундаменты комбинатского Дворца Культуры. Сейчас, в торжественных случаях, использовался или клуб "Горизонт", или зал Первого Общественного Центра, иногда Дом Культуры ПУСа "Строитель". Наш ДК строили с размахом, размеры фундаментов впечатляли. Они заняли всю свободную площадку за "Дворцом Спорта". Около моего дома начали строить здание АТС. Ее подобие размещалось в угловой квартире дома 107, где располагался горком КПСС. Места, конечно, не хватало. Все хорошо, но обидно: АТС закрыла своим корпусом вершины сопок, видимые из моих окон. Часто вечером, ужиная на кухне, я любовался заходящим за сопки солнцем. Закаты всегда отличались друг от друга - от бледных, желтоватых до ярко-красных с сине-голубыми прожилками. Вошла в строй поликлиника "МСО-107", первое семиэтажное здание медгородка, рядом с моим домом. Лечиться можно хоть каждый день. Проходя ежегодные медосмотры, мы терялись в его коридорах, ища нужные кабинеты. Здание напичкали новейшей по тому времени аппаратурой, чего только стоили чехословацкие машины для сверления зубов, дававшие свыше 300 000 оборотов в секунду. Медсанотдел, или в просторечии медсанчасть, относилась, как и все медсанотделы в городах Средмаша, к Третьему Главку Министерства Здравоохранения. С момента создания атомной промышленности создали и Третий главк. Только он в Советском Союзе, занимался разработкой лечения организма человека от радиации. Скольких человек они вытащили с того света, не считал никто, великое им за это спасибо! Везде, где возникали аварии, связанные с радиацией, а в первые годы Средмаша их хватало, работали медики третьего главка. Но главк занимался и обычным лечением. Многих из моих товарищей отправляли на лечение в Москву. Там делали серьезнейшие операции, многие являлись новинкой даже для медицинских асов столицы. Обстановка в цехе стабилизировалась, пришло время обратить внимание на свои "жилищные" условия. Как я писал, мехслужба ютилась в помещении инструментальной кладовой. Места было мало, неудобно, проводишь какое-то собрание, а рядом грохочет станок, рабочие берут и сдают инструмент. Мехслужба работала круглосуточно: как у аппаратчиков, у механиков было пять смен. Три работали, две - отдыхали. График составили хорошо, людям нравилось. Сменное задание состояло из 3-5 пунктов: первый - замена неисправных насосов и узлов, указанных предыдущей сменой, второй - планово-предупредительный ремонт закрепленного за сменой мастера-механика оборудования, третий - работа смазчика, согласно графика смазки, четвертый, пятый - перспективные работы. К перспективным работам можно отнести наращивание бортов классификаторов (увеличился фронт классификации), замена безнапорных трубопроводов на лотки, армированные старой лентой (придумка наших рационализаторов), перепланировка трубопроводов с целью увеличения их уклонов и многое другое. Всякий раз предварительно я обсуждал эти работы с Петром Серебрянниковым и Сашей Рачковым, идеи были их, исполнение мое. Каждая выполненная работа давала выигрыш в производительности, или в культуре обслуживания - поэтому эти пункты я проверял особенно жестко, не слушая никаких отговорок. Да их почти не было, мастера-механики понимали их необходимость и старались. Для мастеров-технологов и мастеров-механиков мы с Серебрянниковым оборудовали комнату под щитом оператора. Теперь ИТРовцы имели свой угол, место выбрали удачно, посреди цеха; утром пока идешь по цеху до этой комнаты, посмотришь треть оборудования. К 7.30 собирались все: Серебрянников, Рачков, я, Алякринский, Астапов. Читали сменные отчеты, определяли работы на сутки, после этого я писал задание дневной смене слесарей. Ребята стали заговаривать о своей мастерской. Начали искать место, где ее сделать. Парадокс, в огромном отделении не было места для ее размещения, все помещения давно были заняты. Существовали свободные площади на отметках, но они постоянно заливались, или находились далеко от основных мест работы. Кто-то в шутку посоветовал использовать "насест". Так называли десяток швеллеров, висящих в начале цеха, над отметкой + 7.200. Там хотели поставить какие-то агрегаты, но раздумали, а швеллеры остались. Вася Иващенко и Коля Лымарев долго ходили около них, а потом пришли ко мне. Место оказалось подходящим: рядом была лестничная клетка, с улицы можно сразу подняться в мастерскую. Сверху и снизу были монтажные проемы, а над ними висела электроталь, любой узел легко подавался в мастерскую для переборки. Решили строиться. Я нарисовал эскизы, и смены принялись за дело. Кстати, задание на монтаж мастерской я давал помимо сменного задания, так сказать сверх плана. Ребята знали, что сначала они обеспечивают технологию, и только потом строят мастерскую. Нагрузка была тяжелой, но народ не жаловался, делали для себя. Зашили пол, сварили стенки из листа, установили верстаки и сейфы бригад - прошло два месяца, и мастерская блестела свежей краской. Работать сразу стало удобнее. Конечно, наши строители сложили бы стенки из кирпича, но ни к Лагутину, ни тем более к директору я не обращался, они даже разговаривать не стали-бы. Потихоньку обживались: поставили заточной и сверлильный станки, подвели сжатый воздух к шлифовальным машинкам. Электрики сделали хорошее освещение, КИПовцы подвели телефоны и громкоговорящую связь. Летом ездили отдыхать на водохранилище.

Построили его с единственной целью, иметь резервный источник воды. Техническую воду брали с Аргуни, но могло случиться всякое. Поэтому в двадцати километрах от города выбрали низину, заизолировали дно, построили плотину, накачали воду - появилось рукотворное озеро. Вокруг него стояли пустые сопки, после настроили профилакторий строителей, базы отдыха. После заполнения водой, в водохранилище запустили мальков пеляди и омуля, они прижились. Вскоре на водной глади появились первые лодки рыбаков. Ловить разрешалось только удочкой, за сети могли оштрафовать и уволить с Комбината, и последнее для рыбаков было самым страшным. К нашему корпусу начали пристраивать новый. Министерство, удовлетворенное наладившимся выпуском закиси-окиси урана, расширяло производство. Страна собиралась увеличивать атомную составляющую всей энергетики, уран стал нужен в еще больших количествах. На заводе должны были построить еще два блока, а перспектива остановилась на двадцати. Снова появились строители и монтажники, но теперь обходились своими силами. Пятый блок москвичи разработали с учетом опыта и ошибок, выявленных при эксплуатации четырех блоков. Получив чертежи, мы: Петя, Саша и я, засели за их изучение. Работать пришлось по вечерам, днем шла обычная работа. Каждый изучал свою часть - Санька с Петром читали технологию, а я - механическую часть. Потом объясняли изученное друг другу, разделить части было нельзя, они переплетались, как клубок змей. Через неделю у нас появилось какое-то представление о блоке. В проекте было много нового: вместо односпиральных классификаторов поставили более производительные двухспиральные, более мощную шаровую мельницу "МШР 4,5 Х 5", по-новому расположили батареи гидроциклонов, вместо 500-миллиметровых, встали 750-миллиметровые. Отвечеровав месяц, мы выдали наверх свои замечания. Конечно, они не меняли сути проекта, но при их выполнении работать стало-бы легче. Проект нам понравился, особенно главное - технология, в нем, наверное, впервые подумали о людях, которые будут обслуживать новую технику. Оборудование расставили просторно, не было прежней тесноты. Производительность нового блока превышала старый в 1,5-1,7 раза, по существу он заменял два старых. Единственное, что нам, и не только нам, не нравилось, было искусственное решение по подаче руды на 5 и 6 блоки. Для комплекса 5-8 блоков строители должны были построить второй рудный тракт (такой же, как первый: с галереями, конвейерами и прочим оборудованием). Но когда построят новые четыре блока неизвестно, а пятый, после монтажа, надо будет пускать, отсюда и искусственное решение. Проектировщики добавили два наклонных конвейера, в результате существующий рудный тракт мог снабжать рудой пятый и шестой блоки. Но, нет ничего более постоянного, чем временное. Строительство 7 и 8 блоков не начали (случился Чернобыль), и, уезжая в 1996 году, я видел, что временная схема так и осталась. Как с ней мучались аппаратчики! Сколько пота, труда и крови доставляла эта схема работникам первого и второго отделений, я увидел при запуске пятого блока, а потом почувствовал на себе, когда пришел в четвертый цех. Каждое лето министр Средмаша Е.П. Славский объезжал свои "владения". Он облетал все наши точки: так было в Шевченко, так продолжалось при мне в Краснокаменске. Наверное, ни один Министр Правительства СССР не был таким мобильным, как Ефим Павлович. Делал он это почти до самого ухода на пенсию, а стукнуло ему к этому времени уже за восемьдесят. Этих его поездок и хотели и боялись. Хотели, потому, что он решал все вопросы, даже самые тяжелые, власти у него хватало. Что-то у него можно было попросить (как "Орбиту", заполученную вместо "Арзамаса-16"), что-то изменить в работе площадки. Побаивались, потому, что "генерал", "дед" (называли его по всякому, но всегда с уважением!), пройдя всю карьерную лестницу на производстве, мог при обходе подразделения, куда он приезжал для осмотра, пойти совсем не туда, куда предусматривали руководители Комбината. У всех, и у нас в том числе, всегда имелся проложенный "красный" маршрут отчасти для того, чтобы показать работающее оборудование, отчасти для того, чтобы что-то попросить: материалы и агрегаты, дополнительное финансирование; отчасти, чтобы похвастать своими достижениями. В один из его приездов, "деда" повели по "красному" маршруту, а он возьми, да сверни в сторону пачуков. Мы и сами там не ходили, настил сгнил от пролитой кислоты, можно было провалиться. Покровский успел ухватить Е.П. Славского за локоть и задержал его. Министр потребовал объяснений, получил их, ругнулся и пошел дальше. Через неделю РМЦ вместе с монтажниками доложили о замене не только настила, но и несущих балок, которые прогнили тоже. Оргвыводов Славский не сделал; как бывший производственник, он понимал, что не все делается сразу, дойдут руки и до этого.

Необходимо только время. "Дед", как всегда, не торопился с выводами! И руки действительно доходили. Силы и возможности к этому времени появились. Мы начали заниматься культурой производства. У главного входа в цех было пустое пространство с гранитным выступом, оставшимся после того, как срезали верхушку сопки. Гранит напоминал перевернутое блюдце. Нас с Серебрянниковым вызвал В.С. Подтяпурин и сказал: "Пошевелите мозгами и облагородьте площадку". Сказано - сделано. Петр со своими аппаратчиками занялся бетонными и озеленительными работами, а я решил использовать гранитный выступ под фонтан. Внахлест по "блюдцу" бросили две нержавеющих трубы: подающую воду и отводящую. На вершине "блюдца" подающая трубка встала, как кобра, а на ее конце прикрепили красивый нержавеющий "тазик". Вокруг гранитного выступа аппаратчики сделали невысокую замкнутую бетонную стенку. Струя воды из распылителя стекала в "тазик", а из него - в бетонный бассейн. В сочетании с гранитом получилось удачно, всем понравилось. Технологи высадили вокруг саженцы яблонь и облепихи, сделали клумбы, посадили траву. С правой стороны цеха получился маленький парк, перед сменой тут стали сидеть рабочие. Левая сторона осталась пустой. Тут мы возвели монументальную Доску Почета. Сейчас стало модно говорить, что все это показуха, это не нужно никому. Не знаю, и в цехе, а потом и в РМЦ я видел, с какой гордостью смотрят люди на свои портреты на Доске, а те, которые туда не попали, начинают лучше трудиться, чтобы тоже попасть туда. Мои слесари и сварщики сделали металлоконструкцию Доски, украсили ее оцинкованным штамп-настилом, который "горел" на солнце. Технологи залили бетонное основание, в нем предусмотрели выемки под цветы и траву. В.С. Подтяпурин, осмотрев наше с Серебрянниковым "творение", походил вдоль, подумал, и сказал, что чего-то не хватает. Через некоторое время Сергей Винниченко, ставший к тому времени заводским художником, принес барельеф В.И. Ленина, отлитый из алюминия. Мне снова скажут - опять показуха! Но, дело не в Ленине, просто барельеф действительно соединил все на Доске в единое целое. Но на этом Сергеич не остановился, те же заводские художники, во главе с Винниченко, со строительных люлек нарисовали портрет Ленина на верхней части здания 617. Портрет был виден издалека, завод-то стоял на вершине сопки, хоть и срезанной. Вот это, наверное, было показухой! В конце лета в городе и на Комбинате проводились противодиверсионные учения. По радио, на работе всех предупредили, что при выходе из дома на момент учений - неделю - каждый должен иметь при себе паспорт. На директорской оперативке нам объяснили, что будут действовать три группы "диверсантов". Их задача - пробраться на важные объекты: завод, склад взрывчатых веществ, ТЭЦ, насосные водоподачи, и имитировать их взрывы. В качестве "диверсантов" будут выступать офицеры бригады ГРУ МО, базирующейся в ЗабВО, естественно, что они не будут отличаться от обычных горожан. В случае чего-либо непонятного, подозрительного мы должны были звонить по телефонам, которые нам дали. "Мешать" "диверсантам" будут горотделы милиции, КГБ, батальон внутренних войск, охраняющий нас и склад ВВ, и все войска, находящиеся в зоне учений, в том числе и Военстрой. Вечером, когда я пришел с работы, позвонил Гена Гергерт и предложил съездить на "вонючки" (так у нас называли очистные сооружения города) за шампиньонами. Перед этим прошли дожди, и их должно было быть много. Очистные сооружения представляли собой три последовательно соединенных водоема, практически озера, в которых производился отстой канализационных стоков города, около них всегда росло большое количество грибов. Мы сели на Генкины "Жигули": я, Рита, Генка и его жена Тамара, и поехали туда. Вся степь еще парила, влажная от прошедших дождей, летали тучи комаров, но грибов действительно было много, и тут, и там белели их шляпки. Довольно быстро мы набрали свои корзины и тронулись в обратный путь. Выехав на трассу, через триста метров мы увидели пост. Раньше его не было. Это были молодой лейтенант-строитель и два его солдата. И тут я сообразил, что не взял с собой паспорта. Гена предъявил права, к женщинам они цепляться не стали, а вот меня оставили до прихода их машины. Я попытался объяснить, что "диверсанты" идут без женщин, Гена и женщины подтверждали мою личность, но надутый, как индюк, от сознания собственной важности, лейтенант ничего не хотел слушать. Пришлось ждать их машину. Привезли меня в горотдел милиции, где оказались знакомые офицеры. То-то было хохоту! Старший сквозь смех спросил: "А чего ты поперся в сторону Китая? Тебе, как "диверсанту" надо было двигаться к заводу!" И опять хохот. Лейтенант хлопал глазами, он-то рассчитывал на поощрение. Напоследок я обматерил лейтенанта в присутствии офицеров, а себе дал зарок, везде носить с собой паспорт. Тогда это показалось бы дикостью, скажи я кому-нибудь об этом. Нынче нас заставляют делать это официально, везде могут потребовать документы для проверки, все стали бояться террористов, в большинстве своем мифических. Через неделю учения закончились и нам рассказали о результатах: две группы взяли на подходе к заводу, а одну, после того, как она условно "взорвала" какой-то мелкий объект, уничтожили, конечно, тоже "условно". Работу всех спецслужб оценили на "удовлетворительно", но особенно был доволен наш комендант - Б.И. Сулима, ему приказом объявили благодарность за хорошую охрану завода. Новострой. Грязнов. Куратор. "ВАЗ" Пепенина Утром, после того, как все мои работы были настроены, я шел на пятый блок (Фото 235). Каждый день кран строителей ставил все новые и новые колонны. К уже существующим тринадцати пролетам (по длине) строители должны были установить еще двенадцать. Колонны соединялись друг с другом косыми балками, у строителей они назывались связями, сверху кран ставил готовые блоки ферм перекрытий, и каркас здания вырастал, как на дрожжах. Работы вело "СМУ-8", во главе с Б.А. Комисаровым. Часто приезжал к нам главный инженер Приаргунского Управления Строительства А.И. Святоцкий. Он контролировал монтаж. "СМУ-8" на одну четверть состояло из обычных строителей и на три четверти из солдат Военстроя. Заместитель начальника "СМУ-8" и прорабы были офицерами. Кроме строительства здания 622, основной задачей их являлась заливка главных фундаментов. Это фундаменты под мельницы, классификаторы, и прочее тяжелое оборудование. Главная трудность заключалась в разовой заливке фундамента, допустим мельницы. Поставлена опалубка, сварена арматура, пошел бетон. Его поток должен был быть равномерным и ни в коем случае не прерываться до полного заполнения опалубки. Объемы строительства и монтажа были очень большими, но ПУС справлялся, работа спорилась. Подошла осень, мы начали ездить в тайгу за грибами и ягодами. Однажды Виктор Резанов - механик третьего цеха, его механик отделения Валера Грязнов, Хусаиныч и прочие позвали меня съездить под Александровский Завод за брусникой. В Забайкалье я впервые увидел, как собирают ягоды "машинным" способом. Дома любую ягоду брали руками, а здесь вместо рук был "комбайн". Это чисто сибирское изобретение, когда тайги и ягод много, а людей мало. "Комбайн" представлял собой коробку размерами примерно 150 Х 50 Х 250 миллиметров с ручкой сверху. Одна торцевая стенка глухая, другая открытая и вперед выступают "вилы" - заостренные проволоки, соединенные между собой через 5-7 миллиметров. Берешь такой "комбайн" в правую руку и проводишь "вилами" чуть ниже ягод на 10 миллиметров. В результате ягоды отрываются от стебля. Несколько взмахов и коробка полна. Аккуратно высыпаешь ягоду в короб за спиной, и все повторяется снова и снова. И тогда, и сейчас спорят, приносит-ли "комбайн" урон природе? Наверное, да; и в европейской части России, с ее небольшими лесами и большим количеством любителей ягод, его применять не стоит. Но в Сибири, где один ягодник приходится на десяток квадратных километров тайги, это оправдано, тем более что ягодой не торгуют. Берут только для себя, а это не так много, природа успевает восстановить нарушенные ягодные кусты. Все в этой поездке было, как обычно. Утром все позавтракали и разошлись в разные стороны. К трем часам ребята пришли с ягодами, и тут обнаружилось, что нет Грязнова. От трассы мы заехали в тайгу километров на пятнадцать, и, думаю, что только это спасло нашего Валеру. Если-бы заехали глубже, то, он не вышел-бы. Долго мы ходили по всем направлениям, кричали, звали его, результата не было. Начало темнеть. Прикинули, надо ехать домой и поднимать людей на поиски. Уйти в сопках можно куда угодно, а, если учесть, что до ближайшего жилья, или стоянок чабанов 100-150 километров тайги, да на него еще надо угодить, то понятно, что заблудиться очень легко. Мы с Виктором Резановым сели в его машину, ребята завели Валеркину, и наша команда двинулась в путь. Настроение у всех было паршивое, не радовали и собранные ягоды. Отдых пошел насмарку. Каково-же было наше удивление и радость, когда выехав из тайги на трассу и проехав по ней километров двадцать, мы увидели машущего руками человека и это был Валерка! Оказалось, что он заблудился, перевалив несколько сопок в поисках ягод. Немного поблукав, Валера сориентировался по солнцу, примерно определил, в какой стороне трасса, и пошел к ней. Сколько километров он отшагал, и сколько сопок перевалил, Грязнов не считал, ягоды бросил по дороге, но удача ему улыбнулась, и к трассе он вышел

Наверное, есть какое-то везение, потому, что он вышел к дороге именно в тот момент, когда мы проезжали. После этого ребята стали звать Валерку "счастливчиком",

и, выезжая за грибами и ягодами, всем рассказывали об этом случае. Новый Год наша компания встречала у Славы Стрижиуса. С тех пор, как он получил квартиру в 205 доме, это стало традицией. Собирались к 10 часам вечера, шли по морозу и ветру (как нарочно, все жили на других концах города), обязательно пешком. Дорога занимала 10-15 минут, входили в теплую квартиру и с шутками и анекдотами отогревались. Славка колдовал на кухне,

он это любил, а его жена Тамара накрывала на стол. Женщины принимались помогать ей, а мужики курили и обсуждали комбинатские новости. Постоянными гостями были Коприловы, Гергерты и Суворовы. Стрижиусы были гостеприимной семьей, на огонек всегда приходил еще кто-нибудь. Юра Суворов был бригадиром электриков на РМЗ, да, еще они со Славой взяли на двоих дачу. Мы с Генкой рассказывали заводские новости, Валентин Коприлов - комбинатские (к этому времени он уже работал в Управлении ПГХК), Юра угощал нас новостями РМЗ. Потом садились за стол и поднимали первую рюмку за прошлый год, за его радости и горести. По-сибирски плотно закусывали, вторую рюмку пили за друзей. Новый Год встречали шампанским, и выходили на улицу, или на лоджию, в зависимости от мороза и ветра. Через 15-20 минут (после того, как горожане выпьют и закусят) в городе поднималась несусветная пальба. Стреляли из ружей, охотничьих карабинов, ракетниц, фальшфейеров - кто из чего мог! Китайского ширпотреба: ракет, петард, шутих - тогда не было. Славка выпрашивал у наших офицеров ракеты, и мы тоже принимали участие в общем хоре. Потом все стихало, все снова садились за столы. Так продолжалось до шести утра, встречали Новый Год по Москве и ложились спать. Женщин Слава размещал в своей спальне, а мужики ложились на пол в большой комнате. Где-то к часу-двум вставали и продолжали встречать Новый Год, а затем потихоньку расходились. Зимой я пошел в отпуск (почему-то мои отпуска почти всегда попадали или на осень, или на зиму) и поехал домой, в Калинин к родителям. До сих пор вспоминаю перелеты Чита - Иркутск - Омск - Москва. Каждый раз: хоть в Чите, хоть на любой промежуточной стоянке тебя в промороженном насквозь автобусе подвозят к трапу "ТУ-154" и начинается самое паршивое в жизни пассажира: сначала ждешь, пока привезут других пассажиров, потом бортпроводницы обходят свои владения в самолете, и, не спеша, погревшись в салоне, спускаются вниз. Все это время все пассажиры, в том числе матери с маленькими детьми, терпеливо стоят у трапа и ждут посадки. На летном поле обычно минус 20-25 градусов мороза и ветер. Затем прибывают господа пилоты, и, поболтав с проводницами, которые тоже начинают мерзнуть, поднимаются в самолет. Только после этого начинается посадка. Морожеными руками кое-как протягиваешь билет проводнице, а она, держа в таких-же уже замерзших руках фонарик, читает его, и только после этого бегом бежишь по трапу в салон. Кому нужна такая процедура, я не понял до сих пор, правда, теперь вопросы отпали, на полет в нынешнее время просто нет денег. У родителей я прогостил полторы недели, потом пришла телеграмма: "В связи с производственной необходимостью отзываетесь из отпуска. Просьба немедленно прибыть на работу. Телятников". Ничего не понятно, но приказ не обсуждается, и, попрощавшись с родителями, я вылетел в Краснокаменск. Прилетев, сразу еду на завод, захожу к Н.Д. Лагутину. Здесь, узнаю причину срочного вызова. Когда я улетал, пятый блок был готов на 80-85 процентов. Крупный монтаж сделали: мельницы, классификаторы, конвейеры, батареи гидроциклонов, параболические бункера, насосы - все стояло на своих местах. Оставались обвязка блока трубопроводами и другие мелочи, которые так не любят монтажники. И, самое главное: намучавшись с упрощениями при пуске первых четырех блоков, директор и главный инженер резонно решили делать все, как положено по проекту, и с учетом наработок, полученных при эксплуатации. Нужен был человек, который зная оборудование, увязывал-бы все нестыковки проекта, наши наработки, претензии строителей и монтажников. Гена Гергерт, ставший к этому времени старшим диспетчером завода, будучи на одной из оперативок, подсказал мою фамилию. Дальше все ясно - предстояла трудная работа: ремонтировать технику проще, чем улаживать взаимные претензии и амбиции заводчан, строителей и монтажников. Попал я сразу с корабля на бал. Каждую неделю проводилась общая оперативка по предпусковым работам пятого блока. Вел ее обычно главный инженер ПУСа А.И. Святоцкий, присутствовали: начальник "СМУ-8" Б.А. Комиссаров, начальник пятого участка "МСУ-92" Саша Бекарев, наладчики, представитель Сызранского завода (мельницы), от завода - Ю.В. Андреев и Н.Д. Лагутин, цеховики, прорабы. Компания набиралась приличная: 15-20 человек. Первой проблемой, которую мне пришлось решать, была обвязка станций густой смазки классификаторов. Это система, которая автоматически, по мере надобности, подает солидол в многочисленные подшипники. Из того, что числилось по спецификации, не хватало нескольких деталей. Монтажники предложили прокручивать классификаторы на ручной смазке, наши не согласились. Всю неделю, до следующей оперативки, я вместе с моими товарищами: В.А. Иващенко, В.И. Кравченко, А.В. Рачковым искали в своих запасах недостающие детали, делали изменения в схемах. В пятницу я положил на стол перед Святоцким схемы и детали, первую задачу мы решили. Постепенно мы сработались, не стало взаимного недоверия. К чести строителей, их руководителя Святоцкого, надо сказать, что все наши пожелания, даже сверх проекта, выполнялись безоговорочно. Люди у них были опытные, в чертежах разбирались великолепно, даже простые слесаря, работать с ними было легко, по крайней мере, в техническом отношении. Кстати, новые знакомства помогли мне в дальнейшем - на монтаже и пуске радиообогатительной фабрики. Блок неуклонно приближался к запуску. Начали прокручивать на воде насосы и другую технику. В цехе произошли изменения: В.С. Подтяпурин ушел в председатели группового комитета профсоюза (это соответствовало обычному обкому профсоюза), на его место встал заместитель - Р.В. Ким. Петя Серебрянников стал замом, а Санька Рачков - начальником отделения. В это время на заводе произошел трагикомический несчастный случай. Новый механик третьего цеха В.И. Стрельченко, недавно приехавший к нам, возвращался со склада кислот в цех. Многие ходили этим путем: вдоль кислотных трубопроводов, а не по дороге. Такой путь был значительно короче. Можно и нужно ходить по дороге, но когда бегаешь туда-обратно пять-шесть раз, о правилах почему-то забываешь. Под трубопроводами, капая из дыр, скапливалась кислота. Течи заваривали, а кислоту никто не убирал, обычно она уходила в землю. Все это знали и остерегались. Но, в этом году упал и остался снег. Замерзнув, он скрыл многочисленные лужи. Стрельченко навыка старых работников не имел, да и возвращался поздно вечером. О лужах он знал, но, видно не доглядел в темноте, и провалился в такую лужу по пояс. Духа он не потерял и моментально примчался в цех. Там его обмыли водой, вызвали "Скорую помощь" и отправили в медсанчасть. В этом трагизм несчастного случая: здоровый мужик становится инвалидом. Владимир Иванович долго болел, затем его "тихо" осадили заместителем главного механика. Комизм заключался в следующем: такой несчастный случай с тяжелыми последствиями рассматривался-бы на коллегии Министерства и от ее выводов многим не поздоровилось-бы. Поэтому в акте "Н-1" (производственники знают, что это такое) просто написали "для домашних нужд на производстве налил две бутылки серной кислоты, положил их в карманы и споткнулся по дороге домой". И волки сыты, и овцы целы. Строительство города набирало темпы. Почти полностью проявились контуры проспекта Химиков. Две широченных дорожных полосы разделил будущий бульвар, на нем тут и там солдаты и зеленстроевцы сажали деревца и кустарники, прокапывали будущие газоны. Строители укладывали бетон и поребрик. Во всю свою величину встал корпус Дворца Культуры.

Сначала, правда хотели сделать обычный кинотеатр, однако, с деньгами уже начали прижимать, поэтому он трансформировался в Дворец Культуры. Заложили фундаменты городского универмага, затем пошел монтаж каркаса здания.

Каркас был необычным, напоминавшим галереи ГУМа, мы долго гадали, каким-же будет сам магазин. По всему городу ЖКУ начало посадку деревьев, кустов - тут были яблони, облепиха, тополя, дикий абрикос. На субботники приглашались жители: многие сами сажали под окнами целые сады, а уж газонов, клумб было не сосчитать. Как красиво стало, когда все это зазеленело, а затем расцвело. Запах от цветов бил в нос сильнее любых духов, особенно он чувствовался, когда въезжаешь в город с промплощадки. Строители занялись и украшением города. Отделывались плиткой пешеходные дорожки, вдоль них ставились декоративные скамейки, монтировались фонтаны. Особенно красив был фонтан в шестом микрорайоне, это был целый комплекс: фонтан с чашей, площадка с особенными полукруглыми скамейками, как-бы вырезанными из целого куска мрамора. Весь комплекс отделали бледно-голубой в разводах мраморной плиткой. Входить на площадку было жалко, хотелось снять обувь, до того было красиво. На здании профессионально-технического училища (недавно открытого) сделали цветное панно во всю стену.

Напротив стояла автобусная остановка, и, иной раз ожидая автобус на завод, я любовался яркими красными, желтыми и синими красками. Занялись самими остановками

В Забайкалье зимой и осенью сильные ветры, поэтому на каждой остановке помимо площадки была полуоткрытая будочка из штамп-настила. Будочки покрасили в яркожелтый цвет, а на торцах нанесли большие красные круги с буквой "А". Остановки стали видны издалека, как красивые, яркие кубики. Везде в городе вдоль дорог проложили красивые металлические ограждения. Это сейчас их встретишь в любом поселке, а тогда у нас это пробовалось впервые. Теперь выскочить на дорогу было невозможно, наверное, это спасло жизнь многим детям, ездили в городе быстро. На домах нанесли номера, также в больших желтых квадратах. Любому, особенно приезжему, стало легче ориентироваться в городе. На заводе построили и запустили проходную галерею из здания 604 в здание 622.

Галерея была теплой, теперь работники первого и второго цехов шли в цеха и обратно в одной спецовке, стеганки уходили в прошлое. Рос и расширялся второй цех. Наши соседи вводили в строй новые пачуки сорбции и регенерации, увеличили отделения экстракции и прокалки. Над этим трудились Витя Горбунов, Валера Белов, Володя Ланин, Саша Новгородов и многие другие. О новой технологии можно рассказывать долго, но, я считаю их главной работой другую. Эти ребята "вылизали" нулевые отметки второго цеха. С момента пуска из-за нарушений технологии, аварий кислые растворы со всех отметок стекали на полы "нуля" и проходные каналы приточной вентиляции, расположенные под полами. Представьте себе подземные бетонированные каналы сечением приблизительно 1,5 Х 2 метра, по которым горячий воздух от громадных цеховых кондиционеров должен поступать в помещения цеха, доверху залитые кислыми растворами, а по существу смесью серной и азотной кислот. Ребята приспособили погружные насосы с технологии и потихоньку, помаленьку (методом проб и ошибок) сумели выкачать из каналов кислоты. До последнего момента в это никто не верил, но "смелость города берет". Аппаратчики и слесаря обжигались, спецодежда "горела", но когда директор спустился в канал, по нему можно было ходить в ботинках. Дальше занялись восстановлением самих полов и стенок каналов. Плитку сбивали, поверхности нейтрализовывали, а потом строители РМЦ под руководством Л.Д. Тихонова восстановили гидроизоляцию, положили кислотоупорную плитку, покрасили оборудование, и по низу второго цеха стало можно нормально ходить. Монтажники РМЦ заменили "съеденные" полы на промежуточных отметках и теперь Министра можно было вести по цеху в любом направлении. Леня Пепенин недавно получил новенькую "копейку". Как-то Гена с Тамарой решили проведать своего младшего Саньку в лагере "Багульник". Леня предложил свозить их туда, а заодно позвал прокатиться и нас с Ритой. Лагерь "Багульник" располагался недалеко от Александровского Завода, в тайге. Проведав Сашу, вечером в воскресенье мы возвращались назад. Проезжая по трассе, мы увидели примерно в пяти километрах от нее небольшую рощицу. Леня решил заехать туда и поискать грибы. Так и сделали. Действительно, грибов набрали много и быстро. Сели в машину и поехали к трассе. И тут сработал "закон подлости". Единственный камень (пока катили машину, убедились), торчащий из дороги, пробил дыру в картере двигателя, масло сразу вытекло. Пять километров до трассы мы катили автомобиль руками, хорошо, что дорога шла с небольшим уклоном. На трассе машин почти не было, вечер воскресенья, а те, что попадались, тащить нас на буксире отказывались. Дело здесь не в том, что люди плохие, а в том, что дороги Забайкалья виляют вверх и вниз по сопкам, и сжечь сцепление при буксировке пара пустяков. Но нам повезло. На "Москвиче" возвращалась пьяненькая компания, они-то долго не разговаривая, потащили нас. Уже рядом со станцией Урулюнгуй случилось то, что должно было случиться, шофер сжег свое сцепление. Теперь неисправных машин было две. Выход придумал Геннадий. Он пешком, благо недалеко, дошел до станции, дозвонился до наших диспетчеров. Через полчаса пришел "ГАЗ-66". И тут начался смех: водитель "Москвича" и водитель "ГАЗ-66" оказались родственниками, да еще в большой ссоре. Второй категорически отказался тащить первого. Еще полчаса мы мирили их, затем грузовик взял обе машины на буксир. Планировали прокатиться за шесть часов, а вернулись утром, и на этом-же "ГАЗ-66" поехали на работу. #МояИсторияПпгхо