а мастером у него - Юра Банщиков.

Также у них имелось два слесаря и сварщик. Работали они уже не сутками, а неделями, приезжали на совещания черные от копоти (в местах дыр образовывался лед, труба перемерзала, и ее приходилось отогревать). Задав вопросы, снова уезжали обратно. Месяц они держались сами, затем на помощь бросили нас. Точно такая-же ситуация была на СКЦ. Всю зиму мы вместе с ними латали дыры. А зима - забайкальская, с морозами до сорока градусов и ветром! Хуже всего доставалось сварщикам. Чтобы приварить заплату (даже самую маленькую) нужно не менее получаса времени, за смену сварщик варил от 10 до 30 заплат. По "закону подлости" дыры в основном были в нижних точках труб, поэтому сварщик варил лежа, потолочным швом. А эти швы варить тяжелее всего. И пока он варил одну заплату, то не мог пошевелиться. Несмотря на то, что мы сделали специальные лежаки, а людей одели в ватные костюмы, сварщики все равно мерзли. В.А. Телятников разрешил давать сварщикам спирт. И один раз я, сдуру, дал его сварщикам после заварки первых заплат, то есть в начале работы. Они выпили его в вагончике, в тепле и сразу "поплыли". Что только я не делал: уговаривал, матерился - проку от них уже не было! Пришлось оставаться со следующей сменой и выполнять работу этой. Наутро появился приказ о лишении меня премии за месяц на 100 процентов. Потом такие приказы я читал часто, но этот был первый. Было обидно, но директор был прав: работа сорвана и виноват в этом я. Всю зиму 1976,1977 годов я провел в поле. Обычно наша утренняя смена работала под руководством Кононова, или Банщикова. Мастер смены руководил работой оставшихся рабочих на заводе, или СКЦ, здесь работы тоже хватало. Если аварии случались после 16.00, то ехал, или Н.И. Краев, или я. Поскольку я был моложе и старше по должности, то и ездил я чаще. Диспетчер присылал автобус, я собирал рабочих и вез, сначала на завод, затем в поле. Самыми неприятными были не ночные вызовы, а сразу после приезда домой. Вошел домой, разделся, поел, собрался посмотреть телевизор, и тут - звонок! Ничего не поделаешь - вперед! Даже после того, как я ушел в рабочие и никто меня никуда не поднимал, я еще лет пять дергался от любого телефонного звонка. Видя, что мне уже невмоготу, меня начал подменять Володя Карташов. Так мы с ним и Н.И. Краевым и чередовались. Наконец в Комбинате осознали положение. Решили полностью заменить трубы на нержавеющие, то есть вернуться к проекту. Я уже писал, что многие техрешения нам аукнулись, приходилось возвращаться к проекту, но какой крови это стоило! РМЗ стал делать "катушки" из нержавейки длиной полтора метра, затем их сваривали в плети длиной до 10 метров и привозили на линию. Мы вели монтаж. Дышать стало легче. Вечерние и ночные работы продолжались, однако варили уже не заплаты, а плети труб, то есть вырезали дефектный участок на длину новой плети, и вваривали ее. С согласия Комбината директор перевел РМЦ на круглосуточную работу. На заводе вздохнули спокойнее, а нам пришлось организовывать новые смены. Мы перетасовали своих ребят, получилось неплохо. Новые смены приступили к работе, притирка прошла быстро. На СКЦ народные умельцы из местных предложили решение, давно применявшееся у золотодобытчиков Забайкалья. Мы, шедшие в ногу с техническим прогрессом и получавшие почти все, что просили, о таком предложении и подумать не могли. Ребята предложили сделать вместо трубы желоб из лиственничных досок. У золотоискателей не было нержавейки, а проблемы - такие-же, вот они и выкручивались. Кроме этого наши рационализаторы добавили от себя защиту лотка старой транспортерной лентой внахлест, кусок на кусок. Напорные трубопроводы делали также из плетей труб, поставляемых РМЗ. Получилось, лучше не надо! Так постепенно сняли обе проблемы. Работа на подразделении стала очень тяжелой. Многие не выдерживали и уезжали. Дольше других держался Иннокентий Михайлович Шаханов, он приехал из Соснового Бора и стал первым механиком цеха Љ 2 (потом его сменил Валера Белов). Начинал он, как и В.В. Юсов, в "Челябинске-40", у истоков нашей промышленности. Человеком он был оригинальным, вспоминаю, как мы познакомились. Однажды, летом 1975 года после работы мы зашли в кафе "Забайкалье" поужинать. Пришли рано, народа в кафе не было никого. Квакал джаз из магнитофона, что само по себе удивляло, обычно крутили песни. У стойки бара сидел человек с книгой в руках! Около него стояла бутылка сухого вина с фужером, из которого он, перелистывая страницу, прихлебывал. Барменша мыла посуду и не обращала на странного посетителя внимания. Между тем, подошла компания наших молодых, поздоровалась с ним, и села за столик. Они быстро выпили, и один из них, Володя Шеин вышел на "пятачок", и начал танцевать под джаз, подражая одному из героев фильма "Этот безумный, безумный, безумный мир". Мы спросили у ребят, про сидящего человека, им и оказался Иннокентий Михайлович. Потом мы познакомились. Человеком он оказался простым, и скоро все называли его просто Иннокентием, или Кешей. Оказалось, что когда он летел из Читы, то соседкой по креслу оказалась официантка с оригинальной фамилией Перебийнос, звали ее Саней. Она и приучила нашего Иннокентия ходить в кафе, а поскольку поначалу народа не было, то он и выбрал такой способ времяпровождения. Потом он становился обычным посетителем. Таких оригиналов на заводе хватало. Зима шла к концу, а аварий меньше не стало. Однажды меня подняли поздней ночью. Диспетчер предупредила, что остановился сгуститель. Это пятидесятиметровая бетонная чаша, в ней вращается крестовая ферма со скребками. Полуготовый продукт первого цеха, попадая в сгуститель, разделяется на две части: осветленная часть (вода) возвращается в процесс, а сгущенная уходит на передел во второй цех. Крестовая ферма катится на колесе по круговому рельсу. Вот в этом-то колесе рассыпался подшипник.

Положение осложняло то, что близко подогнать автокран было нельзя, все кругом было перекопано. А чтобы поднять колесо издали, не хватало грузоподъемности крана, он мог опрокинуться. На улице стояла темень, дул хороший забайкальский ветер, сгуститель парил, а я мучительно решал задачу, что делать. Наконец придумал: притащили шпалы, оставшиеся после прокладки путей к цеху, выложили их. Кран немного проехал, снова переложили, и так до тех пор, пока не подогнали его близко к чаше. Потом долго возились с выемкой колеса, такую работу мы еще не делали. Тут подъехали И. Коваленко и Андрюша Шинкаренко - механик отделения. Они стали давать нам советы, как, и что делать. Тут меня зло взяло, когда мы возились со шпалами, никого не было, а вот теперь - советы! Пришлось "послать" их куда подальше, три руководителя у одного колеса - многовато. Колесо увезли в РМЦ, в тепло, там его перебрали и потом вернули на место. Сгуститель пошел, и я поехал утром отсыпаться. Люди были выше всяких похвал. Многие приехали уже сложившимися специалистами. Кроме обычной работы, ребята предлагали изготовить различные, облегчающие труд, приспособления, улучшали конструкцию самих узлов и механизмов. На ночные вызовы ехали без споров, безропотно вылезая из теплых постелей. Надо отметить Толю Верхушина, Валеру Грязнова, Сережу Аверьянова, Толю Юдина, Сашу Барышева, Володю Дурновцева, Володю Михальченко, Васю Васильченко, из молодых специалистов - гепетеушников - Юру Ахтямова, Славу Воробьева, Витю Сухинина, Мишу Поскотина. Рационализаторами ребята становились стихийно. Были у нас и анекдотичные случаи. Как-то Николая Ивановича Краева вызвали на аварию хвостовой насосной. Ситуация была критической: встали основной и резервный насосы. Счет шел на часы: если быстро не заменить хотя бы один насос, то линия перемерзнет и завод встанет. Еще необходимо было заменить участок трубы около двух метров у насоса. Когда Краев приехал туда, там уже работали наши ребята с мастером (фамилию не называю). С насосом они уже закончили. Потом Краев рассказывал, что в каком состоянии был мастер, он не обратил внимания. Оставалось отмерить кусок трубы и вварить его вместо дефектного. Вдруг этот мастер подходит к трубе, расставляет руки на длину вырезанного куска и "несет" размер, чтобы разметить новый кусок. По дороге он спотыкается и орет матом: "Ну, вот, потерял размер!" Секунду, другую все молча смотрят на лежащего, и раздается хохот! После этого Краев начинает командовать сам, а мастер через три дня увольняется и уезжает. Долго потом этот рассказ Краева ходил по заводу! В город пришла весна. Строители, как будто ждали этого, и сразу взялись за строительство дорог. Строили, как положено по ГОСТу, такого я не видел ни до, ни после Краснокаменска. Все дороги в городе, за исключением уже действующего проспекта Строителей, закладывались двухполосными с разделительной дорожкой. Такие-же дороги потом потянулись и за город. Сначала бульдозерами выбирали тело дороги на глубину один метр. Хорошую почву увозили за город и ссыпали в кучи. Эту почву потом использовали для насыпки газонов и клумб. Готовые траншеи заполняли гравием. Все тщательно утрамбовывалось катками и тяжелыми, гружеными теми-же песком и гравием машинами. После этого делали так называемые карты. Карта - это прямоугольник 3 Х 6 метров с досками опалубки. Внутрь закладывается арматурная сетка и заливается бетон. Толщина бетона - 200 миллиметров. В самую последнюю очередь кладется асфальт, поребрик, отделываются откосы дороги. Даже пройти по такой бетонке было приятно, а что говорить про автомобилистов... Откосы выкладывали ангарской тротуарной плиткой в виде ромбов. Была задумка посадить в ромбы цветы, но до этого, к сожалению, не дошло. Но даже с выросшей травой ромбы смотрелись великолепно. В отличие от тверских улиц, по которым я хожу теперь, улицы - дороги Краснокаменска отстояли на моей памяти двадцать лет без единой трещины, или выбоины. Во всем городе! В цехах люди начали прирабатываться друг к другу, набирались опыта. Особенно преуспели в этом насосчики Володи Подгорнова. В сменах у него была молодежь - выпускники ПТУ, техникумов. Да, и бригадир им достался хороший - Саша Барышев. Энергия из них так и перла! Насосы собирались практически вручную. За короткое время они внедрили пневматические гайковерты, выпросив их в авторемонтном цехе Комбината, сделали гидропресс для распрессовки валов насосов. Раньше, если вал не выходил из корпуса насоса, и кувалды не помогали, работали "бойком". Это старый вал длиной полтора метра и весом около 70 килограмм, с одного торца у него приварены две трубки-ручки. Его подвешивали на длинном стропе на крюк крана, и два слесаря с разбега били "бойком" по валу насоса. Бывало, получалось сразу, а иногда били 10-15 раз подряд. Слесарей в насмешку называли "молотобойцами", они обижались. Парни нашли гидроцилиндр от механизированной крепи с усилием 200 тонн и сделали пресс. Работа пошла: насос закладывался в коробку гидропресса, включался гидроцилиндр ... и готово. Быстро и хорошо! Сделали ребята вместе с электриками масляную ванну для нагрева подшипников. Мы поощряли такие дела премиями из фонда начальника цеха, мастера добавляли из своих фондов. На раскомандировках (это предсменные выдачи задания, знакомство с приказами и т.д.) передовиков приводили в пример. Это действовало, молодежь "заводилась с полоборота". Бригада Барышева была вне конкуренции. Выдумщик Сашка стал на каждом насосе, отремонтированном бригадой, писать "Чанга-Чанга". Когда его спросили, что это обозначает, он сказал, что это знак бригады - брака нет! На самом деле он взял слова из песенки мультфильма "Катерок". Сперва все смеялись, потом цеха начали выпрашивать насосы с этой эмблемой. В это время я познакомился с Зифридом Хусаиновичем Искандаровым и Сергеем Спиридоновичем Зубаревым, ставшими моими учителями во всей дальнейшей работе. Однажды Толя Юдин - мастер смены, человек очень спокойный и рассудительный, пришел ко мне, красный, как рак, и заявил, что звено слесаря Искандарова, не выполняет порученного задания. Я пошел разбираться. Тогда З.Х. Искандаров только пришел к нам, я о нем ничего не знал. Это потом я взял за правило лично знакомиться с каждым устраивающимся к нам. Поговоришь с человеком, и уже создается первое впечатление, оно редко бывает ошибочным (проверено опытом). За столом в комнате смены сидели четверо. Я поздоровался и спросил, в чем дело? Поднялся лысоватый мужчина и с размаху грохнул каской о стол. "Еще один пришел! Мы здесь все седые, а Вы нам ... даете эти филькины грамоты!" - заорал он, кинув чертеж. Я поднял его, сел и стал разбираться. Через пять минут стало понятно из-за чего они взбесились. Ошибка была незаметной, но грубой. Исправив ее, я расписался на чертеже и молча подал Искандарову. Тот похмыкал, показал чертеж звену, и они пошли работать. Я отлаял Толю, за то, что он не посмотрев, отдал чертеж в работу. Больше у него, да и у других, такого не было. Меня еще с Шевченко учили, что сначала мастер сам должен досконально разобраться с поручаемым заданием, только потом выдавать его рабочим. Он должен ответить на любой вопрос рабочего по заданию. В Министерстве это практиковалось повсеместно. С подобным я потом столкнулся в Твери, на "Химволокне". Тут было все наоборот: мастер называл работу и быстро убегал, рабочие сами разбирались, что и как делать. К сожалению, так поступали все ИТР на этом предприятии. Вот тут я и начал понимать, почему развалилась советская промышленность .Нужно было готовить кадры: растить техников и инженеров, отбирая лучших. После, когда мы с Хусаинычем (так называли его друзья) поработали вместе и стали хорошими друзьями, он как-то напомнил мне о первой встрече. Оказывается, он был механиком цеха на соседнем Забайкальском Горно-Обогатительном Комбинате, с кем-то поругался, пришлось уходить, и он устроился к нам. "Я сразу увидел ту ошибку, но Юдин не стал слушать и приказал делать по чертежу. Мы и решили проверить ИТРовцев, чего они стоят. Оказалось, стоят" - сказал Искандаров. Хусаиныч оказался умелым слесарем, его способность к изобретательству была выше всяких похвал. Любую работу он делал быстро, качественно, зачастую вносил в нее свои изменения, которые только ускоряли дело. Быстро он стал механиком цеха Љ 1, к сожалению, этот цех пережевал его, как и многих других. С Сергеем Спиридоновичем Зубаревым я познакомился на ремонте мельницы "ММС 70 Х 23". Нам поручили пришабрить (подогнать) подшипник. Работа была для меня и слесарей новой, надо было осваивать. Механик отделения Толя Харченко дал нам в помощь "аса", по его выражению. Пришел медлительный, высокий мужчина, посмотрел на наши приготовления и молча ушел. Мы стояли, ошарашенные. Через десять минут он вернулся с горой тряпок, которые начал раскладывать около снятого подшипника. "Театр начинается с вешалки, а слесарь - с чистого оборудования" - сказал, вроде про себя. Затем, посмотрев, как мои ребята работают плохонькими шаберами, принес свои, аккуратно и красиво (!) сделанные из фрез. Молча протянул их слесарям и показал, как ими работать. Работа сразу пошла быстрее. Тут он стал немного разговорчивее. Несколько раз, прошабрив баббит подшипника, его "прикатывали" по шейке мельницы. Тут важно, чтобы после "прикатки" на поверхности подшипника пятно касания составляло не менее 85 процентов его площади. С четвертой, или пятой попытки нам это удалось. "Пойдет" - кратко выразился Сергей Спиридонович, и мы поставили подшипник на место. "Главное - сначала думать, а потом - прыгать!" - сказал он ставшую знаменитой на заводе фразу. Так состоялось наше знакомство. То, что "Спиридоныч", как потом его называли все, приехал к нам, оказалось счастливым стечением обстоятельств для завода. Он был "штучным" специалистом, такие очень редко встречаются, к чести нашего директора, тот сразу это понял, и дал Зубареву восьмой разряд, единственный на заводе, без всяких экзаменов. Первые машины. Партия. Вояж в Первомайский На завод выделили первую партию автомобилей. Согласно профсоюзному положению машины выделялись в первую очередь самым старым работникам подразделения, и, еще, они должны были быть передовиками производства. Среди моих друзей их получили Гена Гергерт и Иван Патрин. Ваня получил голубую "ВАЗ-2101". Сам он из поселка Кличка, стоящего недалеко от города. Автомобиль был первым не только у Ивана, но и во всей его родне. Конечно, он тут-же собрался в гости, попутно пригласив меня посмотреть, как живут забайкальцы. Мы поехали втроем: Ваня с женой Таней и я. Иван набрал подарков и еды, в Кличке жили хуже, чем в Краснокаменске. Гуляли широко: все разглядывали Иваново "чудо", потом он катал желающих. Ребятишки вились за ним хвостом: "Дядя Ваня, прокати!" Ваня катал. Вечером мы собрались домой. Стояла поздняя весна, маленькая речушка Урулюнгуй разлилась. По дороге в Кличку мы переехали ее нормально, но на обратном пути она стала еще шире. Переезд у станции Урулюнгуй сделали потом, а сейчас все переезжали вброд. Вдали пылил "УАЗик", Таня попросила Ивана подождать его и переезжать вместе. Но Ваня решил по-своему: высадил нас, и поехал по кромке брода. Шофер он был еще слабый, машину не удержал, и сполз на глубину. Она была небольшой, наверное, меньше метра. Пока Иван вылезал из машины, я сделал несколько снимков.

Получилось хорошо. Подъехал "УАЗик", переехал речку сам, потом вытащил Ивана. Таня ругалась так, что шофер вездехода не стал ждать обещанной рюмки и скорее уехал. Тем временем Гена с Валей Коприловым "отметили" покупку и поехали кататься. На скорости они перевернулись и помяли крышу новенькой "копейки"! Вот так мы отдыхали, нравы тогда были простые! На заводе монтажники запустили второй блок в первом цехе. Во втором технологи улучшали показатели процесса: они заменили ионообменную смолу на новую - "ВП-1АП". Смысл смолы следующий - она захватывает из растворов ионы урана, потом, после обработки отдает их на дальнейшую передел. Здесь здорово отличился Витя Горбунов. Он подал столько предложений, что сразу стал лучшим рационализатором завода. Виктора заметило руководство Комбината и наградило премией. Ни на шаг не отставал от него Володя Зуев. Скоро он "вырос" в начальника экстракционного отделения цеха Љ 2. Я снова занялся собиранием книг. В Краснокаменске ОРС привозил все, что угодно: мебель, тряпки, обувь, машины и мотоциклы, а вот с книгами, несмотря на все возможности П.Т. Серова, было туго. Книголюбов в городе оказалось больше, чем привозилось книг. Редко, когда в книжном магазине удавалось купить что-нибудь интересное, выручали конференции: профсоюзные, производственные и прочие. Там всегда появлялись лотки с книгами, надо было только придти пораньше. Вспомнив уроки Гриши Башарина, я снова занялся системой "Книга - почтой". Скоро у меня собралась приличная по объему библиотека. Особенно я гордился присланной из Москвы книгой "Атомная наука и техника в СССР". Это был подарочный экземпляр в ярко-алой обложке плюс суперобложка. Страницы напечатали на мелованной бумаге, книгу было приятно просто листать, но самым интересным являлось содержание. Там были приведены технологические схемы добычи урана, конструкции всех атомных реакторов, даже рисунки атомных двигателей для космических аппаратов, плавучие АЭС и многое другое. Раньше все это шло под грифом "Совершенно секретно", но ради 60-летия Великой Октябрьской Революции кое-что открыли. Многое я узнал из этой книги впервые. Книги лежали на столе, стульях, на полу, настало время подумать о книжных полках. Их можно было купить в мебельном, но там продавали только стандартные, мне-же хотелось полок во всю продольную стенку комнаты. Продумав конструкцию, я заказал своим токарям распорные стойки, а плотникам - пластины из ДСП. Дома я собрал все в единое целое - получились легкие полки, как мне хотелось - во всю стену! Расставить книги было нетрудным делом, комната сразу приняла, как выразился кто-то из друзей музейный вид. Но мне нравилось! Я собрался в отпуск, после работы должны были зайти друзья - выпить "на посошок", утром я улетал. Все было куплено заранее: коньяк, закуска. Приехав после работы домой, я остолбенел: вся квартира стояла в пару, на полу колыхалось озеро горячей воды. Все, в том числе и книги, промокло. Подошли ребята, посочувствовали и стали убирать воду. Оказалось у соседа сверху сорвало головку вентиля горячей воды. Парни успокоили меня: "Санька! Езжай завтра в отпуск, и ни о чем не думай! Книги твои просушим, приедешь, все будет в лучшем виде!" Вернувшись из отпуска, я увидел, что многие книги ребята спасли, хотя стали они в полтора раза толще, но тут уже ничего поделать было нельзя. Часть пришлось выбросить, а свою любимую книгу я долго разбирал по листочку. Мелованная бумага сыграла злую шутку: пропитка листов сработала, как клей, возился я с каждой страничкой, даже сейчас на книгу жалко смотреть, так ей досталось. Однако, я забежал вперед. В мае 1977 года образовали Краснокаменский район. Раньше были Забайкальский и Приаргунский районы, теперь части их передали нам. На заводе начался монтаж охранного периметра. Солдаты из прибывшего батальона внутренних войск ровняли полосу будущей зоны. Наши слесари изготовили стойки по рисунку их командира, потом те же солдаты вкопали их, натянули колючую проволоку, вспахали контрольно-следовую полосу. В отличие от Шевченко с его бетонными заборами, наш охранный периметр получился каким-то игрушечным, несерьезным. К нам назначили военного коменданта - капитана Б.И. Сулиму.

Этот веселый украинец сразу пришел к нам с горой заказов. Директор дал ему "добро". Как-то разговорились о периметре, я сравнил наш завод с шевченковским. Борис Иванович посмеялся надо мной: "Погоди, поставят сигнализацию, там посмотришь!" И действительно, сколько не проводили противодиверсионных учений, зону никто не преодолел, хотя до нее доходили. На въезде на завод построили одноэтажный дощатый барак, изолированный минплитой, на долгие годы он стал центральной проходной завода. Около него, выровняв площадку на склоне "нашей" сопки, поставили вагончик для транспортного диспетчера. Теперь остановка нашего "пятого" автобуса была здесь. Пропускной режим был таким-же, как в Шевченко. В проходной стояли две кассеты для пропусков, турникет и часовой. В остальных помещениях барака разместили два отделения охраны и кабинет коменданта. Здесь-же было и бюро пропусков. Периметром охватили главные цеха Љ 1 и 2 (первый частично - только здания 622, 623, сгустители), РМЦ, склады ОМТС и компрессорную с градирней. Около градирни (у здания 610) оборудовали вторые ворота и еще одну проходную. Теперь, бегая по работам, часто приходилось доставать и показывать пропуск, неудобно, но, что поделаешь. Беготни хватало. С утра, после цеховой оперативки, начинаешь обход рабочих мест. Иной раз пешком идешь на склад кислот, или СКЦ, если там работают наши (автобус, или машина у диспетчера есть не всегда!), затем - обратно. В случае если работа серьезная, ответственная, или что-то не вяжется, то так происходит 4-5 раз за день. Бывало (мы прикидывали), за день проходишь 20-25 километров. Это без учета подъема - опускания по отметкам, ну, да ничего, все мы были молодые, и на это не обращали внимания. В сентябре 1977 года меня приняли в партию, закончился годичный кандидатский стаж.

Сейчас стало модно говорить, что рабочих в партию загоняли, а ИТР шли туда за карьерой и положением. Не знаю, о карьере я тогда не задумывался, голова была занята другим - обыденной работой. Карьера моя и без партии двигалась, кроме того, у нас хватало беспартийных начальников: В.К. Карташов, Л.К. Каюров, Л.И. Пепенин и другие. Просто слова "КПСС - передовой отряд" подтверждались на деле, я это видел. Мне тоже хотелось быть в партийных рядах. Говорю это не рисуясь, действительно и я, и многие так считали. Рабочих никто не загонял, это я видел сам, предлагали вступать обычно передовикам, хорошим специалистам - людям, пользующимся авторитетом в цехе и на заводе. Человек мог отказаться от предложения, в этом случае к нему больше не подходили, не было никаких уговоров. Для таких рабочих все оставалось по-прежнему: очередь на квартиру, машину и т.д. Мне интересно было посмотреть на руководителя, который попробовал что-либо сделать с таким рабочим. Кончилось-бы, скорее всего плохо. Ни на заводе, ни потом в партийной организации города я не встречал тех карьеристов, мздоимцев, просто плохих людей - как ныне пишут в газетах и показывают по телевидению. Наверное, они были, но мне за всю работу не попалось ни одного. Я и сейчас горжусь знакомством с руководителями и рабочими ПГХК - коммунистами. В городе достроили и запустили Дворец Спорта. Здание было выполнено по новой технологии (по ней же сделали здание - моноблок 622 на заводе). Его быстро собрали из "бутербродов". "Бутерброд" представлял прямоугольный уголковый каркас, заполненный теплоизолирующей минплитой, с каждой стороны был прикреплен болтами лист оцинкованного профилированного металла. Собирался он быстро, "бутерброды" крепились к металлоконструкции здания, вставлялись металлические остекленные рамы и ... здание готово. На открытие набились любители баскетбола со всего города. Нас провел туда Слава Стрижиус, знавший все спортивное руководство. Играла городская команда против команды Читы. Наши проиграли, уровень был очень разный. Но, через некоторое время наши стали выигрывать, спортсмены тоже набирались опыта. На сопке, через которую я постоянно ходил из третьего микрорайона в город, копошились геодезисты. Они выбирали место для объектов главной площади города. В четвертом микрорайоне выросли корпуса домов, пространство между ними и домами "7Ц", "8Ц", "9Ц" должно было стать проспектом с двухполосным движением, с прилегающими зелеными площадками и тротуарами. В центре проспекта должна была появиться зеленая аллея со скамейками и дорожками. Это рассказали проектировщики, выступавшие с информацией на партсобраниях. Как-то, разговаривая со мной, З.Х. Искандаров сказал, что на Октябрьские праздники собирается съездить в Первомайский, проведать друзей. Он предложил мне поехать с ним, посмотреть сам поселок и, если получится, показать Забайкальский ГОК, нашего соседа. Я согласился, взял у Володи Карташова отгулы, и шестого ноября, рано утром, мы погрузились в "Запорожец" Хусаиныча. Проехали мимо станции "Краснокаменск", через десять километров въехали на улицы совхоза "Целинный" и расположенной тут-же станции "Урулюнгуй". "Целинный" славился в области своими урожаями пшеницы (в 1991-1992 годах, когда не хватило федеральных запасов зерна, именно он по существу спас область, вырастив невиданный урожай. Из муки совхоза пекли хлеб по всей Читинской области). На улицах стояли стандартные блочные дома, каждый на две семьи. Рабочие совхоза жили неплохо, получая за пшеницу хорошую зарплату. Через новенький мостик переехали речушку Урулюнгуйку (так ее называли местные жители). Именно тут "искупал" новую машину Ванька Патрин. Грунтовка тянулась по желтой осенней степи, извиваясь между сопок. В нашей части области практически не бывает снега, а если он выпадает, то тут-же сдувается забайкальскими ветрами. Осенью лишь желтеет трава, да белым светом горят березовые "гривы". Едешь мимо сопок и видишь только черно-белые карандаши березовых стволов, давно стоящих без листвы. Подъехали к Кличке. Хусаиныч объяснил странное название. Когда каторжников пригоняли в населенный пункт, их проверяли: все-ли на месте. Тогда это называлось "выкликать" - отсюда и название. Здесь остановились в начале поселка, у хлебного магазина. Хлеба взяли несколько буханок: в дорогу и друзьям Искандарова. Хусаиныч сказал (а он - коренной забайкалец, объездил всю область), что такого вкусного хлеба не пекут нигде в округе до самого Первомайского. Все краснокаменцы, проезжая через Кличку, обязательно покупают хлеб. Пекарня в поселке маленькая, тесто женщины-пекари месят вручную, наверное потому и хлеб такой вкусный. За Кличкой началась настоящая тайга. Тут Хусаиныч сделал первую остановку: мы поели мяса с кличкинским хлебом и выпили водки (!). В ответ на мое молчаливое удивление, Искандаров сказал, что ГАИ на трассе нет, и так делают все, едущие далеко. Кстати, проехать нам предстояло около 450 километров. Говоря это, Хусаиныч хмыкнул и добавил, что в Сибири 1000 километров - не расстояние! Мы продолжали свой путь. Редко попадались пастухи, пасущие стада коров и отары овец. Обычно животные паслись самостоятельно, пастухи лишь иногда приезжали проверить стада, или, при необходимости перегнать на новое место. В деревнях Забайкалья в то время держали в личном хозяйстве по 5-10 коров и много овец. Травы им хватало круглый год, проблем с выпасом никогда не было, степи доставало и на колхозных и на личных животных. Когда наступало время сенокоса, кроме своих колхозников, сено косили люди из соседних областей. За сезон нормальный колхоз готовил столько сена, что после зимы его хватало еще и на следующую! Проехали поселок и станцию Маргуцек.

Здесь мне навсегда запомнились выветренные вершины местной сопки. Она походила на спину доисторического динозавра. Параллельно сопке петляла Урулюнгуйка, мы опять переехали через нее. Дальше пошла тайга. Березы, лиственницы - все отливало золотом. Сопки, гривы, красная и желтая трава создавали какой-то неправдоподобный пейзаж, тем более, что он не кончался. Хусаиныч засмеялся: "Что рот разинул? Подожди, привыкнешь, как я. Ничего особенного, тайга и тайга". Но я так и не привык, до сих пор фотографии напоминают мне ту осень. Проехали не останавливаясь, Александровский Завод.

Искандаров был на высоте: "Александровский Завод - не потому, что есть завод. Хотя, в те времена, конечно, был, серебро выплавляли повсеместно. Название в том, что каторжников заводили: или на отдых, или - на постоянное место жительства и работы. Отсюда - и завод". Городок был маленький, но со всеми атрибутами - центром с кирпичными домами, кинотеатром, магазинами, почтой и аэродромом. Здесь отбывал ссылку Чернышевский. Искандаров, на мою просьбу показать дом, сказал, что если будем останавливаться у каждого памятника, то не доберемся до Первомайки и через три дня. И поехал дальше. Зато он остановился у неприметной сопки. Дорога шла у ее подошвы, с другой стороны была большая лужа. Хусаиныч достал пустую бутылку и пошел, огибая лужу и матерясь. Оказалось - это знаменитый Базановский источник с минеральной водой. Мы были здесь, когда ездили в Акатуй, тогда тут было сухо. Источник представлял собой кусок ржавой трубы, но у обреза, где лилась вода, он блестел настоящей сталью. Струйка воды лилась в небольшой деревянный желоб, дальше - на землю. А матерился Искандаров оттого, что ему, как механику, неприятно было видеть зряшный расход воды. Неужели нельзя поставить вентиль, чтобы каждый, набрав воды, закрыл его? Дураков и дури у нас всегда хватало, а еще беспечности, что всего у нас много и хватит навсегда. Начался подъем на Курунзулайский хребет. Сразу стало прохладно, подул резкий ветер. На высшей точке перевала остановились, съехали на кем-то сделанную площадку. Вокруг тихо шумели сосны и лиственницы. Шум создавал ощущение простора, подобное я ощутил во Владивостоке, на верхах сопок города, откуда был виден выход в океан и дул такой-же ветер. Вдали виднелись какие-то села и деревни. Подъедем - посмотрим. На остановке ритуал повторился: покушали и выпили. Я заволновался за Хусаиныча, а он только отмахнулся - я езжу тут не первый раз. Здесь я впервые увидел горельник. Это все, что осталось после лесного пожара. Осталось мало: стволы берез, на удивление с целой бело-черной берестой, да выросла трава. По рассказам Хусаиныча такое здесь не редкость, тайга горит очень часто. Спустились с перевала, дальше потянулась обжитая часть области: села шли одно за другим: Гирюнино,

Алия и другие. Незаметно подъехали к Нерчинску. Это был действительно город. Появился он практически с первыми казаками, открывавшими Даурские земли. Центр - полностью каменный, дома выделялись вычурной отделкой. Город был купеческим, и особняков было много. Особенно красив был дом братьев Бутиных, золотопромышленников. Трехэтажный дворец с большими закругленными вверху окнами, балюстрадой вокруг крыш и множеством отделочных деталей. Все промелькнуло мгновенно, "Запорожец" несся вперед. Потом Искандаров рассказал о Бутиных, они были некоронованными царями Забайкалья. Чем только они не торговали - от чая до золота. Сопки около Нерчинска отличались от краснокаменских пологостью, закругленностью и спускались к знаменитой реке Шилке - широкой и полноводной. Вдоль реки тянулась железная дорога. Скоро мы проехали поселок Арбагар,

где достопримечательностью был телевизионный ретранслятор. Тогда для читинцев он был редкостью, телевидение распространялось медленно, велики были забайкальские просторы. Старожилы умеют метко дать прозвище - вышку ретранслятора прозвали "арбагарской спичкой". К вечеру въехали в Первомайский.

Хусаиныч, несмотря на дальнюю и тяжелую дорогу, смотрелся, как новый рубль. Вот, что значит вернуться домой. Хозяева встретили нас радушно, по-забайкальски. Моментально накрыли стол и сели. Искандаров представил меня своему старому другу Анатолию Афанасьевичу Лустову

и его жене. Они жили в деревянном двухэтажном доме, в двухкомнатной квартире. Дом был очень теплый. Вечер прошел за беседой, утром мы пешком отправились на ЗабГОК, благо, в отличие от нас, он располагался в черте города. Забайкальский Горно-Обогатительный Комбинат также относился к Средмашу. Главной его задачей являлась добыча и обогащение бериллиевых руд. Потом они освоили выпуск тантала, затем лития. Еще в первые годы Советской власти тут добывали изумруды, они постоянные спутники бериллия. Как рассказывал Хусаиныч, у них до войны впервые появились магазины Торгсина. Рабочие получали помимо зарплаты чеки, на которые они могли купить тогдашний дефицит: еду, одежду, обувь. А Торгсин расшифровывается просто - торговля с иностранцами. Изумруды продавались за границу, а на вырученные деньги страна покупала технику, оборудование, трактора, поезда и в последнюю очередь - предметы быта. Мы зашли в управление комбината. Искандарова здесь знали почти все. Его тащили в кабинеты, расспрашивали о новой работе, городе, выбрались из конторы мы только через два часа. С пропусками проблем не было, их выписали мгновенно, даже не потребовав формы о допуске. Хусаиныч повел меня по цехам. Стояли они интересно, лесенкой. Склон сопки давал преимущества в транспортировке руды, трассы были гораздо короче, чем, если-бы здания стояли на одной высоте. Кстати, это можно было использовать и у нас, транспортные схемы были похожи. По сравнению с нами все было очень маленьким, но сразу бросалось в глаза главное - производство было доведено до совершенства. Люди тут работали постоянные, целые поколения, и, конечно, они делали все, чтобы облегчить себе труд. Один пример: электрогазосварщики не возили баллоны с ацетиленом и кислородом, как наши - была сделана централизованная разводка этих газов по трубам, подсоединяй шланги и работай! Поразила меня и ручная рудоразборка. Скорость конвейера была настолько мала, что женщины, стоящие на специальных местах вдоль ленты конвейера, руками брали куски пустой породы и сбрасывали их в бункера. Их руда нерадиоактивна, с ней можно работать руками, не страшно. Многое мы взяли у них и применили у себя. Особенно мне понравились обратные клапаны: труба, а в ней по направляющим катается резиновый шар. Прямой поток откатывает шар, и, обтекая его, движется дальше. В случае обратного столба, шар катится к отверстию и перекрывает его, просто и гениально. А мы мучались с промышленными клапанами, их истирало очень быстро, приходилось менять - это время и деньги. Друзья Искандарова надарили нам чертежей, не жалели ничего, давали все, что просили. Я сравниваю те года с нынешними: за комплект чертежей купленного в Питере комбайна (если бы не купили, то он пошел в металлолом), с ОАО запросили "скромно" - миллион рублей! Это - за никому не нужные бумаги! Напоследок нас повели в сауну. У нас в это время ничего подобного не было. Прекрасно отделанные рисунчатой плиткой помещения: комнаты отдыха, раздевалки (плитку для их снабженцы искали долго, но нашли), нержавеющий бассейн, парные из фигурно выструганных досок, наконец молоко из холодильника за счет предприятия - все производило впечатление. Парных было две - собственно сауна и обычная - с веником. Попутно Хусаиныч с Лустовым свозили меня в Шиванду - местный курорт. Тут лечили от многих болезней, и были источники минеральной воды, прославившей это место. Вода была сильногазированная, выпить ее много сразу было невозможно. Двадцатилитровая канистра набиралась мгновенно, настолько сильный был напор. Хозяйственный Хусаиныч наполнил несколько штук, чтобы отвезти друзьям. Все было хорошо, но праздники прошли, и мы той-же дорогой вернулись домой. #МояИсторияПпгхо