«Пожaр, истребивший часть Зимнего дворцa нашего, был случаем к новым изъявлениям усердия наших подданных. По доходящим до нас отовсюду сведениям, люди всех состояний ревнуют каждый по мере средств своих содействовать … восстановлению сего здания.. чувства верноподданнической привязанности к нам и престолу.. обнаруживающиеся с новою силой, глубоко трогают наше сердце» - писал Николай I в высочайшем указе от 25 января 1838 года. И действительно, самое глубокое потрясения от случившегося 17 декaбря 1837 года огромного пожара в С.-Петербурге, который уничтожил Зимний дворец, оставляют не его масштабы, а масштабы именно верноподданнической привязанности российского народа своему императору. По заключению историков, этот пожар случился из-за неисправности печного отопления. На самом деле, по словам барона Э.Мирбаха, который дежурил в ту ночь во дворце, чадной дым был замечен в здании еще за три дня до самой трагедии. Известно, например, что по дворцу даже бегали «скороходы-курильщики», заглушавшие этот запах гари ароматами духов. 17 декабря барон сам обратился к старому лакею с вопросом – что же все-таки горит и где? На что старик ответил, что, дескать, ничего, Бог даст, не случится, так как это уже два дня как лопнула труба внизу в лаборатории. Ее, дескать, заткнули мочалкой да и замазали глиной – такой порядок, стало быть. А само бревно возле этой трубы уже не раз загоралось, его тушили и замазывали. Замазка отвалилась, бревно все равно тлело, а сейчас, видать уже совсем горит. Такое было объяснение. По сведениям специалистов, дело обстояло так. Во дворце перестраивали Фельдмаршальскую залу в двухэтажную и тянули дымоход между хорами и сводом зала Петра Великого. Отдушник этой дымовой трубы остался незаделанным и из него-то в 8 вечера и показался огонь. Поскольку сама труба была проложена очень близко к деревянным перегородкам, огонь по ней быстро добрался до стропил. А там, по словам очевидцев, пламя охватило «массу, иссушенную многими десятилетиями» и затем с яростью стало прокладывать себе путь дальше. Августейшая чета в тот вечер присутствовала на балете в Большом театре. Сразу по получении новости о возгорании во дворце, Николай тотчас уехал, а императрица осталась в театре. Очевидцы рассказывают, что по приезде император первым делом поспешил на половину великих князей, которые в то время находились уже в постелях. Приказом Николая их немедленно вывезли в Аничков дворец. Дальше император, сопровождаемый князем Волконским, проследовал через ротонду, Концертную залу и Большую аванзалу к Малой аванзале, где уже бушевало пламя. К величайшему изумлению своего спутника, государь пошел дальше. По словам Волконского, «дым занимал дыхание», «карнизы и потолки грозили всякую минуту падением», «казалось, не было возможности идти далее». Император миновал очаг возгорания вышел к противоположной части дворца. Там он распорядился об эвакуации всех ценных вещей и мебели. Такой приказ был дан преображенцам и павловцам, а также командам гофинтендантского ведомства.

Так началось то самое спасение драгоценностей, картин, мебели и прочей императорской и церковной утвари, а также попытки отстоять сам дворец, которые способны очень сильно потрясти наше современное воображение и представления о честности, порядочности и верности идеалам. По воспоминаниям дежурного барона Мирбаха, в ту ночь во дворце стояла страшная суета, «люди, выносившие вещи, были Бог знает кто». Все вещи запросто складывались на снег возле Александровской колонны. Исключение составила лишь переноска царского серебра из дворцовых кладовых – эту работу исполнили матросы «в необыкновенном порядке». Мелкие предметы укладывались в камины прямо на площади, где грелись кучера. Рядом на снегу складировали картины «первейших мастеров», часы, бронзу и малахитовые изделия… Барон писал, что одни из часов с музыкой вдруг пришли в действие, и площадь услышала нежную и прелестную арию, которая была «иронической противоположностью» всей окружающей ее сцене. Император, по словам Мирбаха, проявил супружескую заботливость, обеспокоясь в такую жуткую минуту судьбой любимой картины императрицы. Вместе с бароном он в свете пожара отправился искать ее, а затем велел отправить пропажу в Адмиралтейство на «особое попечение смотрителя». А у другой картины была удивительна судьба – портрет головы самого Петра I всю зиму пролежал на снегу на Дворцовой, а после был подарен Николаю Николаевичу Старшему. Наследник в ту ночь также отличился. Дело в том, что когда горел Зимний, случился пожар в Галерной гавани, там запылали несколько бедных домишек, на тушение которых и был отправлен сын императора. Известно, что по дороге у цесаревича ломается экипаж, и он берет лошадь у казака и верхом добирается на этот пожар, где руководит всеми работами. В то время Зимний пылал, по словам современников, 30 часов. Зарницы были видны за 50-70 верст от С.-Петербурга. Из личных воспоминаний графа В. Адлерберга видно, что император намеревался пресечь огонь и спасти половину дворца, где находились покои императрицы. Для этого графу было приказано подняться наверх на чердак и разрубить стропила, а затем возвести стену из кирпича. Однако граф, выйдя на обледенелую крышу, нашел уже охваченным огнем все пространство под собой. Государь, увидев, что такой приказ обернется гибелью гвардейцев, тотчас отменил его. Еще один поступок Николая историки приводят в подтверждение рыцарского характера российского государя. В одном из залов дворца Николай увидел, что группа гвардейцев пытается отодрать от стены огромное зеркало. Зал пылал, а гвардейцы пытались оторвать встроенное в стену зеркало. Николай несколько раз приказывал им прекратить это, так как велика была опасность гибели солдат, но те продолжали усердствовать. Тогда Николай кинул в это зеркало свой бинокль, от чего то разлетелось вдребезги. Храбрецам император сказал: «Ваша жизнь для меня дороже зеркала, и я прошу вас тотчас же разойтись отсюда». Интересный эпизод описывает граф Орлов. Он предложил Николаю помочь вынести все его ценные бумаги из кабинета, на что император ответил, что у него нет никаких ценных бумаг там, поскольку он каждый день привык оканчивать свои дела и отправлять все бумаги министрам сразу. Но вот в кабинете у него действительно остались ценности – это три портфеля, в которых были собраны «дорогие его сердцу воспоминания». По свидетельству барона Мирбаха царские ценности были спасены в полной мере. Бриллианты императрицы вынесла ее доверенная госпожа Рорбек. Известно, что потерялась лишь одна небольшая драгоценная безделушка, которая принадлежала ее величеству, да и та по прошествии зимы и схода снега была найдена на площади и возвращена императрице. Историки говорят о пропаже лишь одного серебряного кофейника, который исчез с пожара, но был обнаружен через пару дней в городе. Его отказывались купить, и, таким образом, вор был сразу найден. Граф Адлерберг в заметках о том страшном пожаре писал, что из великого множества вещей, которое было вынесено из пылающего дворца в такой страшной суматохе среди бездны незнакомых людей, ничего не было похищено или потеряно!!!! Была спасена также великолепная ризница и все образа в дорогих окладах, императорские регалии и драгоценности, знамена и портреты 1812 года. Погибла в огне лишь царская мебель и предметы настенного антуража, вмонтированные в них. Пожар в Зимнем утих лишь к 19 декабря, полностью уничтожив второй и третий этажи здания и унеся многочисленные людские жизни. Император тогда дал слово, что через год на Пасху дворец будет восстановлен, что и случилось весной 1839 года. Известно, что на ремонт здания были подписаны многие горожане, но царь не принял подношений своих подданных и восстанавливал Зимний без этих добровольных пожертвований. Интересный эпизод описывал «Русский архив». Якобы после пожара царь проезжал по набережной мимо пепелища, а у Троицкого моста стояли двое «без шапок, в руках блюдо с хлебом-солью, покрытое салфеткой». Император остановился возле них. «Мы, посланные к тебе, государь, от гостиных дворов Москвы и Петербурга, пришли просить милости – дозволь нам выстроить дом тебе». «Спасибо, - ответил Николай, - от души вас благодарю. Бог даст, я сам смогу это сделать, но передайте, что вы меня порадовали, и я этого не забуду»…