К ларьку подъехала газель, Лена отвлеклась, начала принимать товар.

Теплые булки лежали на лотках, румяные и ароматные. На каждом лотке по пятьдесят. Жители близлежащих домов знали график привоза этих булок – полдень. Они были не дорогие, по рубль пятьдесят за штуку, брали их порой авоськами.
Лена по образованию была химиком. В юности закончила химико-механический техникум, работала на лако-красочном производстве. Но годы были 90-е, претерпел их завод реорганизацию. Лену сократили. Не помогло и наличие двоих детей – муж же есть.
Но муж – это отдельная история. Существовал он у Лены лишь официально. Три года назад уехал он на заработки и запропал. Лена не искала. Потому что ничуть не удивилась. Уже когда собирался уезжать – поняла: бежит.
В последнее время жили они плохо, он выпивал, частенько дома скандалили они на глазах у детей. Она думала о разводе, а он по пьяни гнал ее из дому. Квартира досталась ему от бабки, а Лене с детьми идти было некуда. Вот и терпела. И когда уехал он, даже обрадовалась – толку от него все равно никакого, устала спасать от пьянства, одна нервотрепка.
Побегав по городу в поисках какой-нибудь работы, Лена поняла, что процветает сейчас лишь торговля. Устроилась в ювелирный магазин, но, столкнувшись с непонятными для нее явлениями, необъяснимыми действиями директрисы, быстренько уволилась.
Устроилась сюда: недалеко от дома, и график подходящий — два через два. Дочке – одиннадцать, обедом семилетнего брата накормить сможет.
Ларёк этот стоял на довольно бойком месте. Недалеко – рынок, а там и центральная площадь. Торговля шла.
Сменщица у Лены была опытным работником и толково всё объяснила — хочешь получать зарплату полностью, играй по правилам, установившимся в данной торговой точке.
Не сказать, что Лена была глубокой ханжой, что её удивили эти правила – "недовзвесить, округлить и пр.", всё же, некоторое чувство совестливости и тревоги она испытывала. Но детей нужно было растить – работа была нужна очень.
В первый месяц заплатила она недостачу, и впредь стала внимательней.
Товар был принят, газель уехала, торговля шла. Но что-то сегодня мешало состоянию безмятежности. Когда народ схлынул, когда управилась она в ларьке, пересчитала товар и села на табурет, вздохнула тяжело.
Что не так? Может это октябрь навевает тоску? Но было ещё не слишком и холодно. Да, ветер нёс позёмку, оголил деревья, оттого на городских улицах стало неуютно. Но тут, в ларьке, под ногами работал теплый обогреватель, который порой она даже выключала.
И вдруг поняла! Нашла ниточку, потянув за которую, вылезала эта гнетущая тоска: пара – старушка с внучкой.
Лена разбиралась в людях, и уж давно поняла, что старушка эта странная. За деловитостью и наглостью ее спрятан слабый ум.
Шустрость была отличительной ее чертой. Она не любила стоять в очередях, даже если это всего пара человек, все время бойко и нагло пробивалась вперёд. Она втискивалась меж людьми, расталкивая всех локтями, приговаривая почти всегда одно и тоже.
– Ребенок у меня! Ребенок! Не видите?
Ее оговаривали, порой и ругались, но чаще уступали. Потому что тоже, глядя на такое поведение, замечали некую ненормальность.
Хотя внешне – старушка как старушка: серый плащ, затертый берет, стоптанные сапоги. Чуть сгорблена, будто держит на себе невидимую ношу.
А вот девочка с ней не гармонировала. Была она в яркой бело-синей курточке с опушкой, вполне приличных, но заляпанных грязью сапожках. Из под голубой шапки выбивались растрёпанные нечесанные русые волосы.
У Лены росла дочка. Она видела такие куртки на рынке, спортивные, современные. Когда-то мечтала купить такую для Кати. Но цены укусили, взяла подешевле.
И что-то ещё в этой паре не давало покоя. То ли взгляд зелёных глаз девочки, то ли блеск ее маленьких серёжек, похожих на золотые, то ли одна эта булка, вместо двух ... Но она всё думала и думала о них. Почти каждый день покупала у нее старушка булки. Всегда разные, время прихода ее было не точным, но было ощущение, что это какой-то ритуал.
Бабушка в няньках? Так почему девочка не расчесана? Любая мать заплела бы. И почему в предобеденное время кормит она ребенка булкой? Портит аппетит... Лена ругала детей за это.
А ещё удивляло небрежное отношение старушки к деньгам. Лена уж привыкла, что дамы пожилого возраста лезут в сумки, достают кошельки, сосредоточенно ищут нужную купюру, чтоб расплатиться, аккуратно убирают сдачу. А тут ... Старушка – то доставала из кармана плаща кучу мелочи и вываливала перед ней без всякого счета, то вытягивала смятые бумажные деньги и совала их небрежно, ничуть не заботясь о счёте.
Побирается? Похоже на то. Но тогда что делает с ней девочка? Где ее родители? И почему у девочки в ушах золотые серьги?
Странное время. Родители ищут выход, пути выживания, а дети брошены. Лена переживала за своих очень. Порой хотелось бросить все и бежать домой, чтоб проведать – как они там? Материнское сердце болело. Но, несмотря на это, доверила бы она детей такой вот наглой и странной старушенции? Вряд ли... А уж в возрасте этой девочки – и подавно.
Что за родители!
Вскоре она отогнала от себя эти мысли, начала укладывать товар, считать выручку, готовиться к закрытию.
А на следующий день старушка не пришла.
– Слушай, а старушка с девочкой наглая такая в сером плаще была? – спросила Лена у сменщицы, когда вернулась через двое суток.
– А ... Матвеевна?
– Да не знаю я.
– Матвеевна, Матвеевна... Нет, кстати, не было. Заболела, может. Она вон у церкви на рынке побирается. А тут и верно, не было ее что-то.
– А девочка эта внучка ее? – спросила Лена.
– Наверное. Да кто ж ее знает. Внучка, наверное. Каждый день булки брала, а тут не было. Смотри, три ящика сока в ведомости, но один Алик забрал, знает. Вот ему напомнишь...., – сдавала смену вторая продавщица.
– Что-то взгляд такой потерянный у девчушки. Голодают может?
– Не думаю. Она у церкви побольше нашего с тобой зарабатывает. Видела ее – шашлык жевала у кафешки армянской. Я, знаешь ли, не могу себе позволить, а она ... И вообще: хочешь жалеть – начни с себя. Всех не пережалеешь.
– А девочка с ней была?
– Где?
– Ну, там. У армянской кафешки.
– Да не помню я. Может и была. Давай уже принимай торг, а то я домой не уйду сегодня.
Старушка появилась лишь на второй день работы Лены. Точно также, как всегда, оттолкнула локтем единственную покупательницу, влезла вперёд.
– Что Вы делаете? – подняла брови женщина, – Я тут стою, вообще-то!
– Ничего, ещё постоишь. Старость уважать надо. Мне две булки – высыпала она мелочь на блюдце.
– Вы что хотели? – спокойно через голову наглой старушки спросила Елена покупательницу.
– А что у вас посвежее? Эти или вон те, с маком?
– Они все свежие, сегодняшние. У нас каждый день завоз.
– Эээ...Булки мне дай и болтай сколь хошь, – кряхтела старушка, держась за прилавок, – Хошь до утра. Я еле на ногах держусь!
Но Лена смотрела на покупательницу.
– Давайте три с маком и две вот эти – витые. И ещё...
– Дай две булки, говорю!
– Да дайте ей уже эти булки! – не выдержала женщина.
– Не дам. Сначала Вас обслужу, – что-то нашло на Елену сегодня, захотелось ей старушку задержать.
– Ишь ты! Принципиалка какая! – казалось, что в голос промелькнуло уважение. Своей очереди старушка все же дождалась.
– Две булки? Сейчас посчитаю. Вас же Матвеевна зовут, да? – Лена специально считала мелочь не спеша.
– Раиса Матвеевна я. Матвеевна... Чё Матвеевна -то?
– А внучка Ваша где же, Раиса Матвеевна?
Вопрос старушке не понравился, она нахмурилась, затопталась, посмотрела в улицу...
– Дома! – ответила резко, – Пускай посидит, башкой подумает!
И вот, вроде, ничего страшного в ответе этом не было, а Лена оцепенела. Что-то холодное, презрительное слышалось в ответе старухи. Так не говорят о своих маленьких детях! Не говорят!
Она рассчиталась со старухой, отдала ей булки. Ещё не осознавая полностью своих действий, как в замедленном кино, следя за ней глазами, поставила табличку "Буду через 10 минут", вышла из ларька и заперла его.
Она пошла за довольно быстро семенящей старушкой. Ей казалось, что живёт она, должно быть, совсем рядом. Но старушка все шла и шла: улица, проулок, двор, переулок и опять улица. Десять минут давно прошли. "Сейчас товар привезут ...уволят..." – Елена все прекрасно понимала, но остановиться уже не могла. Она очень хотела узнать, где живёт старушка.
Наконец, та завернула в проулок, обогнула высокое очень старое здание, на торце которого краской было написано:
"Не стыдись, страна Россия!
Ангелы — всегда босые ..."
Продолжение >>Здесь