Гарин-Михайловский в истории Вешкаймского района и села Ахматово Белый ключ.

Выдержка из рассказа о знаменитом писателе..
Года через два, проживая в Москве, я ехал на святки в приволжское село
и в вагоне случайно встретился с Гариным. Он был, по своему обычаю, бодр
и весел, шутил.
- Вы теперь переживаете эпоху литературной славы! - сказал он мне. -
Сочувствую и очень рад за вас! Я тоже был когда-то в славе, и "первоклассным"
был, и все такое! Всякое бывало!
- Почему же были? - возразил я. - Вы были, и есть, и будете одним из лучших
русских писателей!
- Нет, уж мое время прошло, наступает чье-нибудь еще! Так было... так
будет! А я вот недавно имение купил без гроша в кармане - вот это штука! Даже
расходы по купчей бывшая владелица за меня заплатила!
- Как же это так?
- А так! Почтенная женщина, давно меня знает, встретились вот так же, как
мы сейчас с вами. "Вам, говорит, непременно надо купить мое имение, оно вам
подходит, и вам я бы продала". - "Да у меня денег нет!" - "Пустяки. Не надо
никаких денег!" Ну, купил вот, сам не знаю зачем, имение-то с переводом долга -
еду теперь туда; говорят, хорошее имение, красивое, Белый Ключ называется,
совсем близко оттуда, куда вы едете! Ба! - вскричал вдруг Гарин, как бы
осененный внезапной мыслью. - Непременно приезжайте ко мне под Новый год! Всего
двадцать верст от станции, я и лошадей пошлю! Непременно! У меня там вся семья:
и жена, и дети, везу вот всякие финтифлюшки для елки. Будем Новый год встречать
вместе.
Я, конечно, согласился приехать в Белый Ключ и свое обещание исполнил. Это
была встреча 1903 года.
Когда под Новый год я высадился на указанной станции, меня действительно
ожидала гаринская пара вороных, запряженная цугом, или, как говорят на Волге,
гусем; кругом лежали глубокие снега, трещал сильнейший мороз, как и полагается
в России под Новый год.
С холоду, что ли, кровные кони мчались как бешеные, и ямщик всю дорогу, что
называется, висел на вожжах, а черные, злые, взмыленные лошади в серебряной
сбруе неслись как в сказке, обдавая меня пеной со своих удил, смешанной
с кровью, и целым облаком серебристой снежной пыли. Двадцать верст мы пролетели
в час - никогда я не испытывал такой быстрой езды на лошадях!
Темной ночью подъехали к ярким огням барского дома. Там уже сияла елка,
и сквозь морозные окна было видно, как в комнате двигались тени. Около дома был
пруд, теперь замерзший и покрытый снегом, осененный старыми ветлами в кружевной
парче морозного инея. Должно быть, красивое место!
Дом был полон гостей, елка сверкала огнями, кто-то играл на рояле,
собирались петь хором.
Тут я впервые познакомился с женой Гарина, Верой Александровной Садовской,
и их детьми, тогда еще школьного возраста и ниже.
Старшую дочь звали Верой, среднюю - Никой, а маленькую девочку - Вероникой.
Родители тоже были Вера и Ника! Вера и Ника в итоге давали Веронику. Даже при
наречении имен своим детям неунывающий родитель "играл" красивыми словами.
Вера Александровна происходила из семьи миллионеров Садовских, выросла
буквально во дворцах и, соединяя свою судьбу с бурной судьбой Гарина, имела,
говорят, значительный капитал, который, конечно, и был ею скоро истрачен на
широкие фантазии беззаветно любимого супруга.
В юности она была красавицей, но теперь - в возрасте тридцати с лишком
лет - преждевременно располнела, хотя все еще была хороша; в особенности
красивы были ее глаза и длинные, чуть не до земли, золотистые, пышные волосы,
которые в распущенном виде могли покрыть всю ее фигуру.
Наконец-таки Гарин "отдыхал" в кругу любящей семьи, дети обожали его, жена
сияла от счастья: ведь большую часть года они только скучали и мечтали о нем,
вечном путешественнике, и настоящее свидание было редким праздником для них.
Наутро после завтрака Гарин с семьей и я гуляли по имению, катались на
лыжах, а после обеда пошел снег, задула метель, к подъезду подкатили новые
сани, запряженные цугом, черные, злобные, пышущие кони взвились как черти
и опять понесли нас с ним куда-то.