АННА И ЕЕ СЕМЬ НОТ

Ладожское озеро, декабрь 1941-го.
Лед стонал под колесами «полуторки», увозящей в кузове двадцать три ребенка. Шофер Макар, пробиваясь сквозь метель, кричал: «Держитесь, чертята! За озером — жизнь!»
Но взрыв разорвал ночь, снаряд разорвался в метре от грузовика. Выжили семеро.
Семеро, которых собрала война:
— Сережка, 13 лет. Его мать, санитарка, закрыла собой детей в подвале госпиталя. В кулаке он сжимал ее значок «Отличник здравоохранения».
— Зоя, 8 лет. Отец, моряк Балтфлота, ушел на лед собирать мертвых. Не вернулся. В её рюкзаке лежала его бескозырка с вышитой звездой.
— Боря, 6 лет. На шее — медный свисток, последний подарок отца.
— Сестры Маша и Даша, 10 и 7 лет. В кармане у Маши — зашитая записка: «Береги сестру. Мама».
— Коля, 9 лет. Глухонемой. В руках — обгоревшая кукла, которую он не выпускал со дня бомбежки.
— Оля, 5 лет. Единственная «игрушка» — осколок зеркала, где она искала лицо матери.
Их привезли в бараки под Вологдой. Там, в столовой, где пахло дымом и надеждой, они встретили Анну. Не мать, не медсестру — просто женщину в стеганке, чьи сыновья остались под Смоленском.
Она пристально разглядывала их, разматывая шаль, будто чинила разбитый механизм:
«Вы как семь нот. Врозь — тишина, вместе — песня».
Анна стала их «мамкой», как называл её Сережка. В бараке №14 она учила их выживать:
— Из клевера варили «чай», из картофельных очистков лепили оладьи.
— Зоя, заикаясь от слез, просила: «Спойте про папу и море…»
Анна пела «Раскинулось море широко» голосом, похожим на скрип льдин.
— Боря просыпался от кошмаров, крича: «Папа, не уходи под лед!» Анна клала ему на грудь камень, нагретый в печи: «Держи. Это сердце. Оно не замерзнет».
Анна стала для них всем.
— Маша и Даша спали, обнявшись, как сиамские близнецы. Анна шила им платья из занавесок: «Красота — как хлеб. Без неё душа мерзнет».
— Коля объяснялся жестами. Когда он показал на небо и сжал кулак, Анна поняла: «Он вспомнил, как падал самолет». Она научила его «говорить» углем на стенах.
— Оля разбила осколок зеркала, разрезав ладонь. Анна собрала осколки в мешочек: «Видишь, даже боль можно превратить в звезды».
Дни собирались в месяцы, месяцы - в годы.
— Даша просыпалась от криков: «Мама в окне стояла… а потом стекло взорвалось!» Анна пела ей колыбельную, пока та не засыпала, вцепившись в её косу.
— Коля нарисовал на стене барака маму с крыльями. Анна не стерла: «Пусть летает. На войне и ангелам тяжело».
— Оля тоже нарисовала на стене углём маму. Анна не стирала: «Пусть смотрит, как ты растешь».
Как-то Анна насыпала крошек вороне, севшей на подоконник: «Видите, даже птицы верят, что мы выстоим!».
— Боря носил в кармане гильзу. Анна наполнила её зернами пшеницы: «Прорастут — войне конец».
— Оля в день Победы спросила: «А мама теперь из осколков соберется?» Анна, сжимая мешочек, ответила: «Она уже в тебе. Целиком».
Победу они встретили в том же бараке. Анна, читая газету, вдруг зарыдала:
«Теперь можно… можно просто жить».
Сережка, уже почти взрослый, обнял её:
«Мы и так жили, мамка. Вместе».
Салюта они не видели — в Вологде гремела гроза. Анна вывела их под дождь:
«Это небо плачет от счастья!»
Маша и Даша, держась за руки, кружились в лужах, а Коля впервые засмеялся — звук был похож на щебет птиц.
... Семь седин, семь венков из полевых трав.
Рядом — их дети и внуки. Маша вела за руку внучку в платье из занавесок. Внук Коли нес старую куклу деда. Оля положила на камень мешочек с осколками.
— Она называла нас «лайбы», — усмехнулся Сережка, поправляя орден на пиджаке.
— Потому что мы прорвали блокаду её сердца, — прошептала Зоя, опуская на камень гильзу с проросшей пшеницей.
— Она научила нас, что семья — это не кровь, — сказала Маша. — Это те, кого ты собрал из осколков.
— Как она нас, — кивнула Даша, поправляя венок из клевера.
Колин сын, глухонемой, как отец, положил на могилу рисунок: женщина с ангельскими крыльями ведет детей по тонкому льду.
Ветер донес запах озера и чей-то далекий смех.
Они молча шли прочь, как тогда, в 41-м, держась за руки.
Только вместо льда под ногами хрустели осенние листья — золотые, как те 125 граммов надежды, что когда-то спасли мир.
Эпилог:
В бараке №14, снесенном в 90-х, школьники нашли под полом жестянку. В ней — семь пуговиц, обрывок карты Ладоги и записку:
«Если читаете это, мы победили. Анна и её ноты».
На обороте карты кто-то вывел детской рукой:
«Дорога Жизни — не трасса. Это когда семеро чужих становятся семьей, а война не может их разлучить.
«Семья — это когда твои осколки становятся чьим-то целым миром».
автор текста: Дмитрий Моргуновский
#БлокадаЛенинграда