Таня ускорила шаги, нервно тянула запинающуюся дочь, стараясь как можно скорее завернуть за угол.

И только когда вышли они к дороге, пошли по тротуару, остановилась, присела перед ребенком.
– Не плачь, Дашунь. В парк пойдем, мороженое купим. Или ты не хочешь мороженого?
– Не-ет, – сквозь всхлип ответила закормленная бабушкой Даша, – Я-а к ба-абушке хочу.
Так, хорошо, это не прокатило.
– Даш, а тебя там Ульянка ждёт, уж спрашивала. Скучает по тебе.
– Не хочу, я с Витей хочу играть тут. Я …
– А куклу новую хочешь? Куплю…
– Нет. Не хочу. Мне ролики купят и машину настоящую.
Ну, против настоящей машины Тане сказать было нечего, поэтому она разогнулась и потянула всхлипывающую дочку дальше.
– Домой надо, Даш. Не плачь.
На улице стоял май. Было прохладно, свежо. И вроде радоваться б наступающему лету, но на душе было муторно.
Когда подошли к остановке, дочка успокоилась. Она ещё всхлипывала от горьких слез, но уже отвлекалась, созерцала других детей, смирилась с тем, что забрала ее мама от бабушки.
– Ооо, ты что ли плакала? – добросердечная тётенька в автобусе взглянула в красные глазки милой девочки, – А что у тебя случи-илось? – посмотрела на мать.
Даша обернулась на маму, уткнулась ей в плечо и разревелась опять. Хотелось тётеньке выразить «благодарность».
– Она сейчас успокоится, да, Даш?
Но Даша умела быть артистичной, она заревела ещё громче, так, чтоб слышал весь автобус.
В такие моменты Татьяна чувствовала себя ужасной матерью. Хотелось поддать так, чтоб дочке больше было так себя вести неповадно. Она порой удивлялась, до какой степени ребенок может быть жестоким. Дашка любила испытывать нервы, чувствовала малейшую перемену в её настроении. Именно в те моменты, когда нервы были напряжены до предела, устраивала капризы.
– Даш, успокойся, пожалуйста. Это некрасиво.
– Я к бабу-у-ушке хочу-у! – сквозь всхлипы.
Пассажиры поглядывали осуждающе: что за мать, не может ребенка успокоить.
– Ты с мамой должна быть, – уговаривала Таня.
И тут дочка выдала такое, что заставило всех пассажиров притихнуть.
– Нет. Тебя надо лишать материнских прав. Какая ты мать? – выпалила в лицо.
Татьяна моргала глазами, растерялась.
Ребенку пять лет. Понятно – откуда ветер дует. Татьяна как-то сразу успокоилась. Ну вот. Это уж точно – точка.
А дома. Дома дочка успокоилась. Соскучилась по-своему углу с игрушками, довольная играла на балконе, смеялась и болтала. Ребенок, как ребенок. Да и слова, сказанные ею в автобусе, были ей, в общем-то, непонятны.
А вот Таня была выжата до предела. После ужина, она легла на диван, и ей казалось, что подняться не сможет. Она оглядывала свою комнату как бы заново.
Оказаться в двадцать семь лет у разбитого корыта – от этом ли она мечтала?
Когда делили с Юрием квартиру, она не проявляла особого усердия. Понимала, что небольшую двушку, за которую они только выплатили долг родственникам Юрия, на две приличные квартиры не поделить. Поэтому согласилась быстро – на первый же предложенный уже бывшим мужем и его родней вариант.
Им было неважно, что долг выплачивали они с Юрием вместе, что Таня, хоть и сидела дома с новорожденной Дашкой, но тоже работала на дому, а уже через пару лет вышла работать в свое архитектурное бюро. Все равно квартиру считали они своей.
Теперь комната ее была в старом доме, в коммунальной квартире. Но большая, просторная, светлая, с балконом. И ещё располагалась она в двадцати минутах ходьбы от бюро. Поэтому согласилась Таня сразу.
Тогда ей даже казалось, что соседи – это плюс. Одной оставаться не хотелось. Всю глубину своей наивности Таня почувствовала позже. Ее сразу смутил интерес, с которым соседи наблюдали за ее вселением: выстроились в коридоре и терпеливо созерцали, разглядывали вещи и даже обсуждали их. Все, кроме одного соседа — пожилого мужчины. Он помогал таскать вещи.
Две комнаты занимала семья Алимовых, пять человек. Одну – маленькая, сухонькая старушка, здесь все звали ее Рафаиловна.
В другой комнате жила квартирантка, которую Таня увидела дней через десять – женщина лет сорока, которая моталась по командировкам, а сюда приезжала лишь отоспаться. Ещё тут жил немолодой мужчина, безответный и бессловесный, он легкой тенью двигался по квартире, только изредка огрызаясь на слишком настойчивую ворчню старушки Рафаиловны. Звали его Александр Матвеевич. Это он помогал таскать ее скарб. Поговаривали, что сын его – большой московский чин, но они в ссоре. Изредка в пустующую шестую комнату приходила хозяйка – пожилая женщина, проживающая у дочери.
На кухне всегда хлопотали двое – мать семейства Алимовых Ольга и старушка Рафаиловна. Ольга была крупной, молчаливой, с каким-то грустным смешком в глазах. Как будто говорили они: жизнь не удалась, но я не унываю. А вот Рафаиловна диктовала тут правила, давала советы, делала замечания.
– Ваша девочка сунула фантик в ведро Алимовых. У нас так не принято, Татьяна. Обучите ребенка… У каждого – свой личный мусор, свои крошки на столе.
Кушать они с Дашей стали в комнате. С ребенком так было проще.
Первое время Таня пыталась создать в комнате уют. Она поклеила обои, купила мебель с рук. Так было дешевле. Широкий, зеленой обивки диван, темный, со множеством ящиков и полочек шкаф.
Купила новый стол, два стула, на которых вечно валялось и висело Дашино тряпье. Холодильник тоже пришлось взять старый, и теперь Таня жалела об этом. Он совсем плохо холодил.
Всё-таки Таня была архитектором, а значит немного художником. Она пыталась придать комнате вид интеллигентный, но одна комната, есть одна … Тут стояла посуда, частенько была не убрана постель Даши, всюду валялись детские игрушки и тряпье.
Когда была окончена суета переезда и оформления, когда Таня осознала, что теперь совсем одна, что помощников у нее нет, она задумалась – может поспешила она с разводом? Какой-никакой, а муж, и вдвоем все-таки легче.
Но, как только вспоминала она годы жизни с ним, особенно последние месяцы, приходила к выводу – не зря.
Помнится при свекрови как-то Таня попросила Юру помочь с посудой: сама взялась мыть, а его попросила убрать со стола. С Валентиной Леонидовной стало плохо.
– Ну, что ты, милочка! Разве дело это мужское! Давай я помогу.
Милочкой тогда назвала она ее впервые. Юра тут же ретировался к телевизору. А свекровь, помогая с посудой, все бубнила и бубнила, обучая «правильным» принципам семейной жизни. Мол, женщина – вот оплот дома. А мужчина – для денег.
Таня не спорила. Год с небольшим, который она прожила в общежитии, с подругами, еще больше укрепил убеждение, с которым она приехала из родного села: не человек – для вещей, а вещи – для человека. Все их имущество в общаге было куплено в складчину подешевке и наспех.
А дома, в поселке под Кировом, все было очень просто. Мама воспитывала их с сестрой одна, жили в доме с бабушкой. Чего уж говорить – не до жиру.
А как только попала она в квартиру к родителям Юры, как только вошла в коридор, поняла, что находится в богатой квартире, где все говорит о достатке, о свободных деньгах. И застекленные от пола до потолка книжные шкафы, и сервант, заставленный хрустальными рюмками, и невероятная люстра.
И витало здесь ощущение надежности и прочности быта, и она уже тогда словно бы примеривалась, как будет обставлять будущую свою квартиру. Конечно, как художник и архитектор, она вносила свои поправки и в рисунок обоев, и в цвет штор на окнах, но она уже тогда начинала привыкать к мысли, что вещи в их доме будут такими же основательными и красивыми.
Да, у свекрови, у родителей мужа было чему поучиться. И она, мягкая и податливая, была готова впитывать эту науку.
После свадьбы с таким желанием втянулась она в ремонт квартиры двоюродной бабушки Юры! Она и не думала о каких-то там делах юридических, она доверилась. А когда родилась Даша, начались у них семейные проблемы.
Теперь, когда все это было уже позади, Таня уж могла понять, что в сущности семьи у них с Юрой и не было. У Юрия была счастливая способность не воспринимать ничего из того, что осложнило бы его жизнь, он как бы выносил эти сложности за скобки или умело перекладывал их на чужие плечи.
Вот и заботы о жене, о дочке в этот трудный период он переложил на свою мать.
– Юр, я же просила отвезти нас с Дашей в поликлинику, а ты…где ты был? Телефон не отвечал.
– Работал, дорогая моя, работал. Ничего страшного, сходим потом, – говорил, небрежно отмахиваясь.
– Какое «потом»? Назначено же было! Грудничков принимают только по вторникам. Мама твоя такси вызывала. Спасибо ей…
И потом, когда начала Таня работать, когда падала от усталости, ездила за проектами в бюро и обратно, выручала свекровь – забирала Дашу, чтоб дать поработать или выспаться. Сын у той отошёл на задний план, появилась внучка.
Эта холодность Юрия вскоре превратилась в отчуждённость. Они стали совсем чужими, появились отдаленные подозрения. А потом все просто – Таня увидела его в кафе с другой. Сложить один плюс один не представило труда. Через несколько дней Тане уж точно доложили – у Юрия есть любовница.
Ей не хотелось ни ссориться, ни выяснять отношения, все было уже миллион раз сказано. Поэтому она сама подала на развод.
А он и не собирался ее уговаривать. Он просто ушел к той. Зато свекровь встала за семью горой. Сначала умоляла, потом угрожала. Правда, мягко, без нажима: мол, подумай хорошенько, ведь останешься ни с чем, а как же Дашенька?
Юрий, под нажимом матери, приходил, винился. Но так лживо и наигранно, что было даже смешно.
Был у Тани вариант вернуться домой, в поселок под Кировом. Мама не раз говорила, звонила, звала. Таня знала: в любую минуту она может приехать в родной дом, поселиться в двухкомнатной, не очень просторной, но такой привычной, до боли знакомой квартире. И никто не упрекнет ее ни в чем. Разве только Анька, сестренка, фыркнет, съехидничает.
Маминых утешений хотелось. Но вот жалости – нет. Да и работа держала ее. Здесь она – архитектор. Причем, как подмечали многие, в том числе и дирекция, вполне себе талантливый. А там?
Правда, зарплата в бюро была уж совсем не средне-статистическая. Приходилось брать «шабашки». А ещё она пугалась звонков из детского сада – неужели опять сопли?
Больничные дирекция бюро не любила. Да и какой работодатель их любит? План есть план, и заказчик ждать не будет. А передавать проекты – дело хлопотное. Вот поэтому Таня и вынуждена была просить о помощи свекровь.
То нужно было забрать Дашу из сада, а то и вовсе – на пару дней чтоб закончить срочный проект.
– Татьяна, – после развода свекровь звала ее либо «Милочка» либо «Татьяна», второй вариант Тане нравился больше, – Дашу я забрала, но она покашливает. Воспитатель велела пару дней дома подержать, проследить. Так что она у нас останется.
И куда деваться? Таня соглашалась. Во-первых, работу на два дня не отменить, а во-вторых, свекровь со свекром жили далеко, ехать надо было минут сорок через весь город до них, а потом обратно – с дочкой.
И всё чаще Таня замечала, что после таких гостеваний сладить с Дашей ей становится труднее и труднее.
– Даш, жуй скорее, пора выходить.
– А бабушка не велит есть быстро, мы с дедом у телевизора кушаем весь вечер. Сколько хотим. А ты готовить не умеешь, я с твоей едой весь желудок испорчу.
Откуда такие мысли у пятилетнего ребенка, было ясно.
– Мам, купи шоколадку, – просит в магазине.
– Нет. Дома конфеты есть. А много сладкого вредно.
– Ну, купи…
– Нет, Даша. Зубки испортишь.
– Тебе просто денег жаль, потому что ты – нищая, – вдруг топает ногой дочка, провозглашает на весь магазин, – Денег у тебя нет и никогда не будет! А я хочу шоколадку-у-у…
Таня спокойно пробивала на кассе товар, не обращая внимания на истерику дочки.
Сердобольный дяденька собрался было шоколадку купить, Даша обрадовалась, ныть прекратила, но Таня сказала твердо – нет. Дочь заревела ещё громче, заартачилась уходить их магазина, пришлось тянуть ее за руку. Она повисла на руке матери, и Таня практически вытаскивала ее из магазина.
Откуда ветер дует давно было понятно.
Татьяну учили терпению. Мама всегда говорила, что нужно быть терпеливой, какие б тяготы не случались.
Она искала выход, но выход не находился. Даша болела много, болела в самые неподходящие периоды работы. Няня – это непомерно дорого.
А с собой на работу она взяла Дашу лишь однажды. Это был кошмарный день. Через пару часов она уже отпросилась домой, и все в бюро вздохнули облегчённо.
Выяснилось, что дочка вести себя не умеет, лезет к сотрудником с вопросами, хватает чужое со столов, а на замечания матери реагирует громким ревом. И как не пыталась Таня ее занять: давала книжки, игрушки, фломастеры… Все было бесполезно. Хватало занятий минут на десять.
А вот теперь, после того, с какой истерикой забирала она дочку после пяти дней пребывания у бабушки, после этих слов дочки о лишении ее материнских прав, Таня решила окончательно: точка, больше Дашу свекрови она не отдаст.
Сегодня вместо того, чтоб помочь, настроить ребенка на нормальное прощание, свекровь складывала руки, умоляя оставить Дашу ещё на неделю, уводила ее в комнату со словами:
– Иди, иди, деточка. Сейчас мы с мамой всё решим, и ты останешься у нас.
А когда Таня не согласилась, начала кричать, что она погубит дочь, что в квартире у нее стужа и «кругом одна зараза», что она вообще не понимает, как правильно растить ребенка.
Все это слышала Дашенька, конечно, верила бабушке.
Татьяне надо было что-то решать с работой, иначе она потеряет дочь. Если не практически, то теоретически. Она уже ее теряет – не может сладить.
И решила Татьяна, что в понедельник пойдет к начальству, будет просить об удаленной работе. А ещё напишет заявление в садике. Теперь забирать из сада Дашу будет только она.
Но больше всего она не хотела и боялась выяснения отношений со свекровью. Представляла возмущение той. Ну что ж… Если понадобится, Таня готова была и судиться.
– Таня, представляете, у нас Матвеич упал сегодня. В больницу свезли, – вид у соседки старушки Рафаиловны озабоченный и недовольный, – Инсульт, говорят.
– Да Вы что! Ох, как жаль…
– Жаль, жаль, конечно. Только что мы делать-то будем, если выпишут его больного, бездвижного?
– Как это? Разве бывает такое?
– Эх, молодость молодость! Да кому старики нужны-то? Их и в больнице долго не держут. Выписывают, а там уж … А у него ж нет никого. Провоняет вся квартира, коль так … Знаю я, сестра у меня такая была. Приехала я к ней, а у ней …
Эту историю про сестру Таня уже слышала, второй раз слышать желания не было, поэтому поспешила с кухни.
– Простите, у меня там Даша … Давайте подождем, может всё и решится как-то.
Под ворчание соседки она ушла.
В субботу гуляли с Дашей в зоопарке. А в воскресенье забарабанил весенний холодный дождь, пришлось прогулку отложить.
Странно, но воспитательница даже обрадовалась заявлению Тани.
– Правильно, Татьяна Андреевна, давно было пора.
– Думаете?
– Конечно. Извините, но Даша – девочка избалованная. Нужны одни руки. Такая бабушка, как Валентина Леонидовна, в деле воспитания – не помощник. Но это, уж простите, не мое дело…
– Нет, нет. Спасибо Вам. Вы развеяли мои сомнения. Просто, работа и больнички эти бесконечные …
– Давайте вместе стараться поменьше болеть. Но болезнь болезни – рознь. А дети – те ещё манипуляторы. Мы уж заметили с Ларисой Дементьевной: стоит нам пристрожить вашу Дашу, как вдруг при бабушке она начинает кашлять, а потом неделю болеет. Заботливая бабушка – это хорошо, конечно, но …
– Я поняла, Ирина Петровна, – улыбнулась Татьяна, – Будем стараться не болеть.
С походом к начальству Таня не стала спешить. Успеется. Главное – не задерживаться на работе.
– Татьяна, – позвонила свекровь уже в четверг утром, – Юра заберёт из садика сегодня Дашеньку, у меня билеты в кукольный театр, – сказано безапелляционно.
– Нет, Валентина Леонидовна, Даша в пятницу идёт в сад, а на выходных останется дома, со мной.
– Ну, так и знала я. Знала, что обидишься. Ну, нельзя ж, милочка, из-за своих амбиций и обид жертвовать радостью ребенка. Даша так хотела на спектакль. Мы с дедом и места взяли …
– Дело не в моих обидах. Просто Даша рвется меж няньками, не знает, к кому и хочет, кого и слушать. Давайте пожалеем ее. Пусть будет со мной какое-то время.
На той стороне связи зависла тишина. А потом свекровь, Таня явно видела, взявшись за сердце, тихо произнесла.
– Что? Что ты сказала?
Татьяна набрала в грудь воздуха. Это был как будто первый выстрел к началу длительных боёв.
– Я сказала, Валентина Леонидовна, что Даша пока не будет приезжать к вам в гости.
– Когда? – спросила свекровь невпопад, – А когда приедет?
– Время покажет. Но пока – нет.
– А билеты? – хваталась за соломинку свекровь, – Мы же взяли билеты.
– К сожалению, придется сдать. Даша не приедет.
– Так. Погоди. Ты не имеешь права. Юрий же – отец. Он имеет право…
– Он – да. Пусть позвонит. Но встречи будут только в моём присутствии, Дашу я не отдам.
– Как ты…, – свекровь задыхалась от возмущения, но опять решила сменить тактику, выдохнула, – Ох, ладно. Это всё очередные глупости твои какие-то. Мы этот вопрос решим. А пока заберём Дашу на выходные. Сегодня я заберу ее из сада. Не езди, отдыхай, милочка.
Свекровь отключилась. Таня сразу представила, как та начала уже собираться в сад за внучкой несмотря на утренние часы. Она набрала воспитателя, предупредила.
Ждала звонка свекрови с ругательствами, но позвонила ей Ирина Петровна. Да, свекровь у них была. Ребенка ей не отдали. Она приняла важный вид и велела им всем учреждением ждать прокуратуру.
– Ох, скажу я Вам. Неприятная женщина. Сколько мы уж от нее выслушали, Татьяна Андреевна. Сил Вам, – пожелала воспитатель.
И да, Таня оглядывалась, когда забирала щебечущую дочку из сада. Страх присутствовал. Казалось бы, чего бояться-то? Но, видимо, привычка повиновения и согласия уже вошла в кровь.
В субботу приехал Юрий. Все разговоры их в последнее время сводились к диалогу: «Как дела?» – «Нормально».
Сейчас же Таня напряглась. Выяснять отношения, видимо, придется. Юрий вскользь глянул на дочь, понимал, что разговор при ней не получится. Он озирался, нервно расхаживал по комнате, как будто сесть тут брезговал. Да, жизнь его всегда была более роскошна, и он делал вид, что помогает Тане убираться – он отодвигал ногой игрушки.
Таня освобождала диван от сложенного на нем белья. Она гладила – бывшего мужа в гости не ждала, а он не стал ей звонить. Наверное, догадывался, что встрече этой она будет не рада.
– Тань, мать плачет. Скорую хотели вызывать.
Таня посмотрела на Дашу. Та явно прислушивалась к разговору.
– Даш, пойдешь к тете Оле? Я тебе палочки кукурузные дам.
Даша кивнула. Ольга весь день работала, а вечером никогда не отказывалась за Дашей присмотреть. Дашка любила смотреть в телефон Вадика – Ольгиного сынишки, который без конца играл в какие-то гонялки.
Таня отвела дочку, выдохнула, шагнула в свою комнату.
Юрий стоял у окна.
– Хорошо тебе в коммуналке-то. Куча помощников. Да?
– Конечно, нам тут очень хорошо, – кивнула Татьяна.
– А думаешь ли ты – чему научить ее могут эти люди? Вот ты отвела ее…
– Юрий, ты по делу пришел? – перебила Таня, вспомнив, как любит Юрий разглагольствовать попусту. Его слова никогда не подтверждались принципами или делами.
– Да. Я должен общаться с дочерью. Мы должны решить этот вопрос.
– Мне позвать Дашу? Ты пришел пообщаться с ней? Так я сейчас, – шагнула она к двери.
– Погоди. Нам же надо сначала самим все решить. Я пришел ее забрать. Хоть на выходных я могу с ней видеться.
– Видеться – да, – ссориться совсем не хотелось, хотелось говорить серьезно и по делу, как взрослые, – Юр, давай начистоту. Ты и начал разговор с доклада о маме. Зачем лукавить. Видеться с Дашей я не могу тебе запретить. Но я буду рядом. Хочешь, будем гулять по выходным. Хочешь, приезжай сюда. Но забирать Дашу я больше не позволю.
– И это благодарность за все,что мать для вас сделала? Ты, видите ли, обиделась. Ты такая злопамятная, да? Я не ожидал. Мать – старая уж, могла и ляпнуть че не то. Неужели… Неужели ты думаешь, что здесь Дашке лучше? Вот здесь, в этом клоповнике…, – он обвел рукой ее комнату, – И на это ты променяла нашу квартиру?
Как хотелось Татьяне напомнить ему, что это он гнал ее из квартиры, что эту комнату нашел именно он. Он со своей мамой. Но Таня не хотела перепалок. Все, что хотела она: чтоб поняли – свое решение она не изменит.
– Я все сказала. За помощь спасибо. Дашу привести? У тебя есть возможность с ней поиграть, поговорить. Гулять уже поздно, темнеет. В следующий раз предупреди и приходи пораньше. Не забудь – днём я ее укладываю спать. Привести?
Юрий молчал, смотрел на нее исподлобья.
– Так значит, да? А ты знаешь, что тебя легко можно лишить материнских прав? И тогда это ты не увидишь дочь.
– Это угроза?
– Как хочешь считай. Пусть – угроза. Ты сама нас вынуждаешь.
– Вас?
– К словам не придирайся. Если будешь качать права на дочь …
– Я – мать, мне не нужно их качать. Они у меня просто – есть, – устало вздохнула Таня, – Юр, разговор пустой. А мне ещё белье доглаживать, Дашу кормить и купать. Если тебе сказать больше нечего …
– Значит, так ты хочешь, да? Обязательно доводить до конфликта.
– Я не хочу конфликта. Все, что я хочу – спокойно и самостоятельно растить дочь.
– Самостоятельно? Однако от моих денег ты не отказываешься.
– От твоих? Не знаю. Деньги мне давала твоя мама, а я ей – чеки. Знаешь ведь. Или ты не в курсе? Поэтому я и не подавала на алименты. Но сделать это вполне …
– Тогда ты вообще не получишь ни копейки. Учти…, – перебил он, проговорив быстро.
– Не я… Дочь твоя не получит. И это – твой выбор.
– Боже, какой ты стала! Вот уж, не ожидал, что выйдет из тебя такая стервозность. Права мать – ты двуличная, – он направился к двери.
– Передай маме мои пожелания здоровья, – ответила Татьяна.
Юрий пнул обувь в прихожей, хлопнул дверью.
Он спускался с лестницы. Сюда он шел не ссориться, и сейчас был очень раздосадован. Самолюбие его было задето, ему казалось, что в таких случаях первой не выдерживает женщина. Одиночество и безденежье угнетает её больше, чем мужчину. И он шёл с намерением помириться.
Холостяцкая его жизнь складывалась не совсем так, как представлялось ему в первые месяцы после развода, когда он почувствовал радость свободы. С любовницей он поссорился и распрощался. Девушки у него были, но все какие-то характерные, амбициозные, требующие массу внимания. Такой второй, какой была Татьяна, не встречалось.
Ему казалось, что Таня будет смотреть в глаза ему заискивающе, пожалуется на мать, а он пожалеет ее, такую несчастную, одинокую и попавшую в эту дыру. Мать и ему уж с нравоучениями порядком надоела.
Но дело пошло совсем не так. Таня изменилась.
А Тане пришлось ступить на тропу войны. Через пару дней свекровь со свекром встретили их с Дашенькой возле детсада.
– Дашенька, девочка моя! – чуть ли не на колени с надрывом бросилась к внучке свекровь.
Глаза ее были красными. Свекр хмурился.
Даша обняла бабушку, она соскучилась. Свекровь спрашивала ее о чем-то, она отвечала.
– Ну, что ж у тебя сандалики-то не мыты? Грязные…, – подняла глаза на бывшую сноху.
– А мы сегодня гуляли, я травку пинала, – отвечала наивная Дашенька.
– Травку? Ну, понятно … А к нам в гости поедешь?
– Валентина Леонидовна…
Свекровь резко поднялась, посмотрела с вызовом.
– Не смей, – прошипела, – Не смей лишать нас внучки!
Таня оглянулась на свекра. Он-то должен понимать, что эта сцена лишь растревожит Дашеньку. Опять смотреть на истерящую дочь не хотелось. Но свекр молчал, смотрел сквозь нее.
Спасла дочка.
– Нет, я с мамой домой поеду. Мы в бассейн завтра.
– Так ведь и мы. И мы тебя в аквапарк отвезем. Хочешь?
– Нет, я с мамой хочу. Там Вика будет.
Таня выдохнула. Как хорошо, что коллега позвала ее с Дашей в бассейн. Сама она с дочкой Викой бывала там часто.
– Извините, Валентина Леонидовна, – они пошли дальше, Даша махала им ручкой.
Таня оглянулась. Свекровь смотрела ей в спину надменно, куда делось умиление на ее лице.
– Послушай, милочка! Ты ещё пожалеешь…
Таня не ответила, прибавила шагу. Хотелось быть подальше от этих людей.
***
А в их квартире опять переполох – вернулся из больницы Александр Матвеевич. Его привезли на носилках. Он не мог подняться с постели. И только раз в день к нему будут приходить из соцслужбы.
– Говорила я, говорила… – ворчала старушка Рафаиловна, – Я-то знаю, что это такое – уход за больным. Сестра у меня … Помирать привезли, а кто за ним выносить-то будет? Я туда – ни ногой. Говорила я, говорила …
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ👇 👇 👇ПОЖАЛУЙСТА ,
НАЖМИТЕ НА ССЫЛКУ НИЖЕ (НА КАРТИНКУ)⬇