ПУТЬ КАССАНДРЫ.

ЮЛИЯ ВОЗНЕСЕНСКАЯ: «ГЛАВНОЕ – ПРАВИЛЬНО ВОЙТИ В КАМЕРУ». Часть 2-я
Автор: Ольга Егорова, Матвей Сотников
«ВАЖНЕЕ МЕНЯ — МОИ КНИГИ»
Чего только не было в ее жизни! И ссылка, и побег на процесс товарищей, и предательство друга, и печальный лагерный опыт. Как говорил И. С. Тургенев, биография писателя — в его произведениях.
В ее книгах присутствует и горечь вынужденной эмиграции. И игуменья София, бабушка Юлии Николаевны, погибшая в 1930-х годах. И борьба со смертельным недугом. И горькая фраза, что, мол, не на то было растрачено время — это о диссидентстве. В этом, кстати, ее принципиальное отличие от большинства диссидентов, с которыми она начинала. Те так и остались на прежних позициях, продолжая воевать с режимом, а по сути, со своей страной. Она же стала православным человеком и ушла в будущее.
Юлия Николаевна пробовала себя в разных жанрах — здесь и, как его называют, православное фэнтези, и сборники рассказов о людских судьбах («Утоли мои печали», «Жила-была старушка…» и пр.), и прелестные детективы, распутываемые графиней Апраксиной, и «православный ответ Гарри Поттеру» — трилогия о Юлианне.
«Как Вы пишете, что этому предшествует?» — частенько спрашивали у Юлии Николаевны. «По-разному», — честно отвечала она.
Когда ее насыщенная жизнь перетекла в старость, она решила описать, какой радостной может быть эта пора. Так, например, появились рассказы «Жила-была старушка…» У других книг — своя история, не менее увлекательная. «Ее книги, — как написала одна из многочисленных поклонниц писательницы, — как глоток света, как улыбка ангела, подаренная в утешение и помощь!» Замечательно красиво сказано.
«Дело в том, — объясняла Юлия Николаевна, — что это не просто православная художественная литература. Это не самовыражение, это не работа для Церкви, это даже не то, чтобы что-то сделать, заслужить, покаяться, поработать для Бога. Это нечто более важное. Важнее, чем я, мои книги. Это миссионерская литература на самом деле. Это попытка разговаривать с неверующими или ищущими — в литературе, их языком. Т.е. то, о чем говорил апостол Павел («с греком я говорю по-гречески…»)»
ДВЕ БУХАНКИ ХЛЕБА
Так много хотелось сказать о Юлии Николаевне! Но всех, кто хочет узнать больше, отсылаю к интервью под названием «Главное — правильно войти в камеру», напечатанном в журнале «Разведчикъ» (приложение к газете «Спецназ России»), другим публикациям в прессе.
Биография Юлии Николаевны еще ждет своих авторов и своих читателей. Многие факты из ее жизни рассыпаны в интервью разных лет, а многое знают только ее родные.
«Мама девочкой застала блокаду, — рассказал Андрей Окулов, сын Юлии Николаевны. — Ее хотели украсть, убить и съесть, но бабушка отбила! Ее отец и мой дед, донской казак Николай Павлович Тараповский, был диспетчером на аэродроме «Ржевка» во время блокады.
В небольшом очерке «Служба диспетчерская» Николай Павлович вспоминал: «В те дни я часто сталкивался по работе с офицером штаба Владимиром Степановичем Загорским. Мне нравился этот добродушный, рассудительный человек. Однако спуску он никому не давал, строго спрашивал за дело, твердой рукой поддерживал дисциплину и порядок. В то же время Владимир Степанович чутко, по-отечески относился к каждому из нас. Однажды, помню, зашел разговор о наших семьях, о женах, о детях.
— Николай Павлович, где твоя семья? — спросил Загорский. — Ты никогда о ней не говоришь. Или еще холостяк?
— Нет, я женат. Жена Ольга и дочь Юлия эвакуированы в Вологду.
Владимир Степанович немного помолчал, а потом сказал:
— Вот тут я сэкономил немного сахара. Возьми. Перешлешь дочке. Туда завтра пойдут наши самолеты. Передашь с кем-нибудь из членов экипажа.
И ушел. Я был очень растроган. На второй день подошел к летчику первого класса В. Литвинову, попросил его навестить в Вологде мою семью. Он охотно выполнил эту просьбу. От жены привез ответный дар — две буханки хлеба…»
АРОМАТ МОНАШЕСТВА
— В своих романах Вы рассказываете о деятельности катакомбных христиан во время прихода Антихриста. Здесь, естественно, сказался и Ваш личный опыт. Но ведь Ваши книги являются и своего рода подсказкой на будущее? Вы делали это осмысленно?
— Да. Не сдаваться. А каким образом это будет… Это не моя подсказка, это, извините, подсказка Спасителя. Помните, «уходите в горы, в пропасти земные…» И потом, самое главное то, что святые отцы говорили: останется малое стадо, и только Верой можно будет спастись. Значит, надо было придумать, а в какой форме эта часть христианства может существовать? Единственная форма — уход от мира Антихриста, не бороться с ним, а уходить.
— Глядя на то, что происходит вокруг, некоторые люди просто впадают в уныние, и здесь как раз Ваши книги показывают: даже в такой ситуации не надо отчаиваться.
— Надо помнить, что нас ждет торжество и радость. Ради тех минут, быть может, мгновений — мы не знаем, сколько будет длиться приход Спасителя и вообще Суд Божий, у меня в книге это часы — вот ради них мы и должны выдержать, ради них надо спасать. «Господь высылает своих деятелей на нивы подобрать все до последнего колоска. Все, что можно спасти и сохранить, все должно быть спасено…»
— Читая Ваши книги, чувствуешь — их пишет человек, знающий женское монашество изнутри. Откуда у Вас такое знание?
— Во-первых, это моя великая любовь к монашеству. Знаете, кто был мой первый знакомый монах? Нынешний архиепископ Марк Германский, который и есть мускул и двигатель, основной носитель мысли и харизмы объединения Русской Православной Церкви. Русский православный немец. Он из Берлина, бежал оттуда через стену, и вот он, вопреки тогдашнему митрополиту Виталию, начинает один движение за воссоединение с Церковью на Родине. У него первого я исповедовалась, он первый меня причастил на чужбине, и он был моим первым духовником. И первым монахом, которого я увидела.
— Где это было?
— В крохотном монастырьке в Висбадене. Он помещался в маленьком доме для священников при Свято-Елизаветинском храме, на горе Нероберг, и там было два с половиной монаха.
— Почему с половиной?
— А потому, что два монаха и один трудник. Но когда я туда приехала, впервые попала на настоящую монашескую службу, причем такого крепкого афонского, что ли, устава… Владыка Марк вообще на Афоне учился монашествовать. (Кстати, его рукополагали в Леснинской обители, там, где потом происходит действие в «Кассандре».) И когда я это увидела, я поняла аромат монашества. Выражение «аромат православия» — это не мое выражение, а Серафима Роуза. Он говорил, что есть такая непостижимая вещь, необъяснимая — аромат православия. Харизма православия. Так же точно есть харизма монашества. Это что-то такое, что просто потрясает до мозга костей. Это когда ты впервые попадаешь в атмосферу самой нормальной из всех возможных видов жизни на земле. Понимаете, из всех видов существования самый нормальный, самый близкий к райскому — это монашеский. И вот я почувствовала это блаженство монашества, эту красоту монашества.
Мне довелось много поездить по монастырям, увидеть разные обители, получить множество друзей-монахов и духовную мать-наставницу — матушку Афанасию в Леснинском монастыре. Я в этом монастыре прожила пять лет.
— А где он расположен?
— Это Нормандия, во Франции. У меня там домик стоит.
— Так это домик «бабушки Елизаветы» из «Кассандры»?
— Он самый. Моя жизнь в православии — это просто какое-то невероятное, потрясающее приключение, которое меня удивляет. Это не я творю приключение, это приключение со мной творится, понимаете? Кто там творит, не знаю. Может, моя прабабушка-игуменья, которую в 1930-х загубили, убили…
— Как ее звали?
— Игуменья София. Она жила в одном из новгородских монастырей, в каком именно — не знаю, их было восемь. Молитвенники, священники у нас были в роду. То есть кто-то за меня крепко-крепко молился, чтобы из богемы вытащить, из дурной политики, и в православие запихнуть. Так что без православия я жить не смогу… да уже и не получится. А вот монахини из меня не вышло. Когда интересуются причиной, я отвечаю: «Ну, а почему вы не спрашиваете, почему я не стала оперной певицей или балериной? Или, скажем, капитаном корабля? По тем же самым причинам».
Монашество требует еще большего таланта, еще большей избранности. Это величайшее избранничество, какое только существует в мире. Дух и красота монашества, просто жизнь среди монашества — это то, что я так люблю. И только один человек в России мог об этом писать так, что я поняла, — это Нилус. И когда я прочитала его книги, уже на Западе, подумала: вот оно мое! А сама я не готова для монашества… Я могу свою собственную душу погубить просто потому, что строги рамки монашества. И высота молитвы, которая должна быть достигнута в монашестве, все это моей младенческой душе недоступно. Силенки не те. Слишком много душевых сил было отдано не тому. Монашеству надо учиться с юности или жить в миру как монах. У меня этого не было. У меня была просто любовь взахлеб, и все.
Я долго верила, что у меня получится, даже монахи обманывались. А вот когда я поехала в Оптину и увидела домик Нилуса, я перед ним, наверное, час стояла, чуть не плача от зависти: вот моя жизнь! Вот забор, вот ворота в монастырь, а вот дом. Но мне тоже повезло: у меня тоже дом под забором. Одна из моих многих шуточек была такая: «У матушки есть схимницы, послушницы, трудницы и одна подзаборница».
— «Под забором» этим часто бываете?
— В последние годы не очень часто: моя старенькая мама, которая жила с моим братом в Питере, болела, и лето я каждый год проводила с ней на даче, в деревне Ириновка, неподалеку от Ладоги. На два «заграничных путешествия» зачастую не хватало ни денег, ни сил. Но в начале октября 2005 года, впервые после долгого четырехлетнего перерыва, я снова побывала в Лесне, на празднике 120-летия основания Леснинской обители. Радости было! Книги мои в Лесне любят. Меня усадили за стол, поставили стопки моих книг и велели паломникам автографы писать.
Там было много перемен, одни ушли, другие пришли… Новые послушницы из России…Умер владыка архиепископ Серафим, живший при Леснинском монастыре на покое, умерла старая монахиня мать Ангелина. А одна из моих любимых монахинь мать Ольга лежала в параличе и непрестанно молилась: на первый взгляд — на постели лежит, а приглядишься — на кресте. Но Лесна прекрасна по-прежнему.
«АГНИЯ ЛЬВОВНА»
Далеко не всем известно, что Юлия Вознесенская в течение нескольких лет была модератором форума сайта Memoriam.ru . На этой площадке она была для всех, кто нуждался в ее мудрой помощи, «бабушкой Агнией Львовной» (как ее героиня из «Жила-была старушка…») Была уверена, что это именно ее дело — нужное и важное.
Она старалась поддержать душевным словом, давала практические советы, рассказывала о том, как правильно себя настроить, не впасть в отчаяние, как пережить беду. Объясняла, что духовную жизнь нельзя откладывать на старость. Ей, прошедшей такую жизненную «школу», было, о чем рассказать людям, и что посоветовать… Она, со своим потрясающим жизнелюбием, старалась быть бабушкой «не только для своих молодых, но и практически для всех, кто к тебе приблизился по жизни…» О себе тоже писала, глядя как бы со стороны.
«Я вот представила, — рассуждала «Агния Львовна», — себе два варианта своих посмертных отношений с моими сыновьями, невесткой, внучками. Вот я ушла и издали смотрю на них. Они печалятся, конечно, но говорят о том, как любила их мама и бабушка, что она им дала, вспоминают теплые и смешные истории из прошлой жизни и обещают друг другу никогда ее не забывать. «Спасибо, мама! Спасибо, бабушка! Нам было хорошо с тобой. Мы еще встретимся, и нам опять будет хорошо вместе».
А вот другая картина. Я ушла, а они плачут и рыдают: «Зачем ты нас оставила? Как ты могла уйти? Мы не можем и не хотим жить без тебя! Зачем Бог нас разлучил навеки?! За что?!?!» Мне будет горько, больно за себя и за них. И я буду чувствовать себя виноватой перед оставшимися, неизвестно за что. Упаси меня Господь от такой памяти после моей смерти! Пусть память будет светлой и полной благодарности и любви». И в конце Юлия Николаевна как будто ласково улыбнулась: «Отгадайте с трех раз, какой вариант мне больше нравится?»
«МАТУШКА МОЯ…»
— Вы довольны тем, как складывается Ваша творческая биография здесь, в России?
— Очень, очень и очень! Я не ожидала такого счастья. Когда я писала первую книгу, было трудно, это был мучительный период — создание моих «Посмертных приключений». Но я должна была написать, потому что моя матушка Афанасия меня благословила; это была игуменья на покое в Леснинском монастыре, а я была при ней — она, можно сказать, на руках у меня умерла. Исключая то, что в самый момент смерти я не была при ней — монахи
всегда умирают в одиночку.
В последние свои земные дни матушка совершенно спокойно (она же монахиня) говорила: «Я, конечно, праздник не буду портить сестрам, а после Успения — сразу. Чувствую, что после Успения. Я просила Господа, чтобы мне не портить, не омрачать праздник». Так и вышло — после Успения, на второй день. Она, говорит, еще бы денек, чтобы отдохнули все. Потому что праздник — это всегда очень тяжелое время для монахинь: нагрузки очень большие из-за паломников, на праздники иногда сотни людей съезжаются.
Вообще монашеская смерть — это такое чудо, это университет смерти, академия смерти… Если видишь, как умирает монах, после этого никакого страха смерти в принципе не остается. Матушку хоронили, а я стояла и улыбалась, представляете? Потому что я в это время ее чувствовала перед собой живой, здоровой и счастливой. Такой сияющей. Я чувствовала, что это самый торжественный момент ее жизни. Матушка моя… Она меня благословила написать, я ей обещала… Бросила писать и год не возвращалась к книге. Через год только вернулась к ней. А перед этим меня Божия Матерь и Господь помиловали: у меня был диагноз «рак»: операцию сделали, и оказалось — нету рака. Хотя и я, и врачи, и мои друзья, все думали, что он все-таки был. Вымолили. Конечно, и сама молилась — научилась немножко.
И сразу после этого, в состоянии депрессии от пережитого, я поняла, что это каким-то образом связано с тем, что я не выполняю матушкиного благословения. Надо садиться и писать. Я села и быстренько дописала книгу.
ПОТРЯСАЮЩЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
В одном из интервью Юлия Николаевна назвала смерть «потрясающим приключением».
«Страх смерти знаком и христианину, особенно страх предсмертия. Тело смертно — телу предстоит умирать, а мы все же с ним сроднились, оно нам не чужое. А душа — она, естественно, трепещет при мысли о встрече с ангелами, с Богом, но она еще и радуется, и надеется на лучшее! И ждет встречи с теми, кого любила при жизни. А сколько неизвестного впереди откроется… И в этом смысле смерть — потрясающее приключение».
Может быть, именно поэтому, как написал Андрей: «…после смерти у мамы было спокойное, улыбающееся лицо».
Похоронили ее на небольшом «кусочке русской земли» — старинном православном кладбище в Тегеле под Берлином, отпели в храме Св. равноапостольных Константина и Елены — и храм, и кладбище освящены в июне 1894 года. Здесь погребены многие легендарные личности, на памятниках известные имена — офицеры Белой армии, композиторы, архитекторы, журналисты, многочисленные представители знаменитых княжеских фамилий.
«Когда ей поставили диагноз — рак, она поначалу пыталась скрывать это от близких, чтобы не травмировать их, но шила в мешке не утаишь, — вспоминает Андрей Окулов. — Первая операция, затем — метастазы. За два года болезни операций было три. Мама знала, что умирает, поэтому тщательно подготовилась к смерти. Она сама купила себе место на православном кладбище в Тегеле, в Берлине. Сама заказала и утвердила надгробный крест, написала завещание и оставила последние распоряжения».
Вечная память, Юлия Николаевна! Спасибо, что Вы были с нами.