В дискуссиях по поводу этой повести братьев Стругацких одна из читательниц заметила, что есть персонаж, который практически всегда выпадает из обсуждения. Её реплика заставила меня задуматься: а правда, есть что-то странное в том, как его обходят стороной даже самые увлечённые спорщики. Кто же он? Если ещё не догадались — прошу минуту терпения…

Даже художники избегают изображать того, кого я подразумеваю... Изображение из открытых источников.

«ЖвМ» — вещь уникальная, по-настоящему провокационная. Она, видимо, нарочно сконструирована авторами так, чтобы вызывать яростные дискуссии. Я уже писал в статье «Главный вопрос «Жука в муравейнике»», что это фантастический детектив с задачей, не имеющей решения в предложенных условиях критической нехватки информации.

В итоге поиск решения переходит исключительно в нравственную область. И, как нетрудно убедиться, если вы встречали хотя бы обсуждений этой повести, для подавляющего большинства читателей ключевой вопрос только один: прав или неправ был Экселенц, убивая Абалкина?

Хотя… давайте начистоту — этот вопрос было бы корректнее сформулировать иначе. На самом деле всех нас волнует, кто виноват: Экселенц или Абалкин?

В этом нет ничего удивительного, мы ведь читаем детектив. А в детективе обязательно кто-то должен быть виноват.

Вариантов хватает. Если Абалкин не человек, то он виноват уже одним этим, а Экселенц прав. Если Абалкин человек — Экселенц виноват. Но если Абалкин человек, то именно своим неадекватным поведением он сам подталкивает Экселенца к убийству, и тогда он виноват. Но его поведение обусловлено «требованиями Сикорски», которые так испоганили ему жизнь, что уже трудно было ждать от него адекватных поступков, и тогда виноват Экселенц…

Каких только аргументов ни выдвигают спорщики! Но забывают при этом (или не обращают внимания), что любые аргументы условны и косвенны, потому что абсолютная неопределённость — это фундамент всего сюжета.

Кто-то уверен, что Абалкин пытал и убил Тристана — мол, больше некому, никто в Островной империи не справился бы с прогрессором новой школы. А значит, «программа Странников» начала действовать, и Сикроски прав. Но ведь на всякого Самсона найдётся своя Далила, а мы просто не знаем, что произошло в Островной империи. Неизвестность!

Для кого-то главный аргумент — слова Щекна о том, что голованы не предоставят Абалкину убежища. Якобы Щекн почувствовал: это уже не тот Абалкин, которого он знал. А значит, «программа» действует… Загвоздка в том, что голованов не понимал по-настоящему даже сам Абалкин, который работал с ними больше и успешнее всех землян. Мы-то как можем быть уверены, что подразумевал Щекн?

И так далее. Решить вопрос, был ли Экселенц прав или неправ, логически нельзя — для этого нет необходимых данных. То же верно и в отношении Абалкина, который с поистине ослиным упрямством хранит молчание об обстоятельствах гибели Тристана.

Но, по крайней мере, мы можем разглядеть основные моменты, которые привели к трагедии. Их, если разобраться, всего два.

Повторимся: если Абалкин был обычным человеком, а не «автоматом Странников», то одной из ключевых причин стали «требования Сикорски», которые предписывали удерживать Подкидышей подальше от Земли. Абалкин получил профессию прогрессора, к которой был не склонен от природы. Это, в свою очередь, привело к психологическому надлому, а потом и к недоверию, к противостоянию с «властями» Земли.

Тайна гибели Тристана — второй важнейший компонент сюжета, без которого не было бы серьёзных оснований подозревать, что Абалкин уже действует не как человек.

Оба этих аспекта наводят на вопрос о виновности либо Экселенца, либо Абалкина.

Но был ещё один персонаж, который демонстративно выделен авторами и который оказал самое непосредственное влияние на ход событий. Разумеется, это Айзек Бромберг — человек, рассказавший Абалкину о «детонаторах».

Да, даже иллюстраторы не замечают Айзека Бромберга. Пришлось просить нарисовать его "Шедеврум". Увы, "Шедеврум" не читал "Жука в муравейнике". Избражение сгенерировано ИИ.
С виду он нужен только для того, чтобы внести очередной элемент неопределённости. Без его диалога с Абалкиным «тяга» последнего к детонаторам была бы явным свидетельством действия «программы Странников». Теперь она получает рациональное объяснение: Абалкин задаётся целью продемонстрировать Экселенцу свою человеческую природу. Показать, что если он возьмётся за «детонатор», то ничего страшного не произойдёт.

Иными словами, именно Бромберг, хотя и не знал этого, толкнул Абалкина под пули, потому что именно контакт с «детонаторами» был для Экселенца последней чертой, пересечения которой он решил не допускать любой ценой. И именно Бромберг вносит последний губительный элемент неопределённости, не позволяя установить имеет ли тяга Абалкина к «детонаторам» некий «сверхъестественный» характер.

Почему-то мало кто вспоминает об этом. И ещё меньше читателей вспоминают, что, вообще-то, Айзек Бромберг явно обозначен авторами как один из ключевых персонажей. Стругацкие не были бы настоящими писателями, если бы позволили персонажу нести одну-единственную прагматическую функцию.

Во всей красе Бромберг показан в главе «Битва железных старцев». Она начинается с едкой иронии, а потом не только приоткрывает перед Каммерером (и читателем, впервые открывшем «Жука») начало истории Подкидышей, но и рисует идейный конфликт общества Полдня между ограничением научных исследований и совершенной свободой научного поиска.

Конфликт между перестраховкой, запретами, ограничениями, тайнами с грифом «Совершенно секретно» — и правом на поиск без границ и без оглядки на этическую сторону исследований. Или, можно сказать, между социальной ответственностью и социальной безответственностью науки.

Ну, тут можно ещё много привести описательных характеристик, потому что конфликт носит всеобъемлющий характер и может отразиться на любых сферах жизни. Уж не буду говорить, якобы тут Стругацкие «зашифровали» наличие или отсутствие тех или иных свобод в той или иной современной им стране — это уже будет отдавать пошлостью.

Тем более в свете того, что, хотя «свободолюбивый» Бромберг явно должен импонировать Стругацким больше, чем суровый «безопасник» Экселенц, они не дают «экстремисту от науки» явного преимущества над оппонентом. По сути, в их споре нет победителя.

И чисто сюжетно, по крайней мере, к трагедии — убийству Абалкина — приводят в равной степени тайна, созданная Экселенцем, и безоглядная открытость, проповедуемая Бромбергом.

Если Абалкин человек, то, не узнав о «детонаторах», он, вероятнее всего, помыкался бы ещё по Земле, потрепал бы нервы КОМКОНу-2, «перегорел» и сам пришёл бы к Экселенцу. Не сдаваться, конечно, скандалить и качать права, но с чётким пониманием, что кроме Экселенца ему никто ответов не даст. И уже не отмалчивался бы о тайне гибели Тристана, что могло снять напряжённость и… Впрочем, это уже чистой воды фантазирование, нет нужды продолжать. Главное — появлялся шанс избежать выстрелов.

Однако я не склонен непосредственно обвинять Бромберга. Сейчас интереснее другое: я ведь назвал его самым странным персонажем. Что же в нём странного? А как раз то, что, будучи одним из роковых факторов и идейных полюсов произведения, он постоянно выпадает из обсуждения.

Сотни версий, теорий, догадок, созданных читателями, обходятся без него. Всех (большинство, во всяком случае) волнует вина Экселенца или Абалкина. Только эти двое в зоне внимания. Бромберг исключается из анализа, будто его и не было, и никто не замечает ощутимой дыры в умозаключениях.

Мы стремимся упростить слишком сложную задачу — наверное, потому так много читателей убеждены, что нашли верное решение. Заметьте, как часто комментарии к статьям по «Жуку» начинаются словами: «Ничего сложного тут нет, просто…» — которые предваряют один из «приговоров»: либо Экселенцу, либо Абалкину.

Сам я вырвался из этой «дуалистической» схемы простых ответов — но иным путём, долгим путём неоднократных прочтений, в ходе которых менял симпатии и антипатии, и лишь потом сообразил, что неспроста не могу остановиться на чём-то дном. Так что хвалить себя за мудрость никак не могу. Ещё раз благодарю читательницу, комментарий которой помог мне посмотреть на ситуацию с новой стороны.

И предлагаю обсудить идею книги в свете противостояния двух «железных старцев». Моё мнение пока таково, что истина, вероятно, лежит посередине — между крайностями тотального недоверия и бездумного риска. Если позиция Экселенца чревата «тагорянским сценарием» затухания прогресса, то святая убеждённость Бромберга в недопустимости этической оценки научных исследований — просто какой-то «ящик Пандоры», открывающий двери перед новыми и новыми трагедиями.