Борьба с онкозаболеваниями — одна из ключевых задач национального проекта "Здравоохранение". Такие заболевания занимают второе место среди причин смертности людей во всем мире, и в России обстановка принципиально ничем не отличается. Однако ученые уверены, что можно существенно снизить смертность от некоторых видов рака и сделать жизнь заболевших более долгой и комфортной. О причинах возникновения опухолей и новом устройстве для их ранней диагностики в интервью порталу "Будущее России. Национальные проекты", рассказал проректор по стратегическому развитию и завкафедрой онкологии и гематологии педиатрического факультета Российского национального исследовательского медицинского университета имени Н. И. Пирогова, член научно-технического совета Фонда перспективных исследований Сергей Румянцев. — Хочется из первых уст узнать про раковые заболевания в России. Вокруг много разговоров про эти болезни. У нас в стране все плохо, как многие считают? — Ситуация в России ничем не лучше и не хуже, чем в мире в целом. Есть устойчивая тенденция к росту заболеваемости, как и везде. Тенденция к росту стабильная, без всплесков. В то же время современные научно-технологические возможности позволяют раскрывать все больше механизмов болезни, а во-вторых — подбираться к более ранней диагностике, которая дает нам возможность лечить заболевание на непродвинутых стадиях, следовательно, достигать большего эффекта в терапии. — Чем вызвана тенденция к росту? То ли лучше стала диагностика, то ли статистика, то ли выросла продолжительность жизни? — Это все вместе — одну причину выделить трудно. Все, что вы упомянули, имеет место. Если посмотреть на историю медицины, то когда-то на первом месте в структуре смертности были инфекционные заболевания. Потом они были в значительной степени побеждены, сегодня находятся под контролем и люди стали жить дольше. Поэтому, грубо говоря, эту нишу смертности заняли соматические заболевания, в том числе онкологические. Естественно, с развитием диагностики мы стали все больше узнавать о болезни. Если раньше больной умирал с подозрением на заболевание, то теперь умирает с диагнозом. Мы точно знаем, в большинстве ситуаций, от чего это произошло. Поэтому естественно, что за счет технологий и эволюции складывается тенденция к росту тех или иных причин в структуре смертности. — Раз уж вы упомянули эволюцию, то сразу хочется спросить, насколько сильна генетическая предрасположенность к раку? — Развитие опухоли — это многоходовая ситуация, в которой должны сойтись очень многие факторы. Например, есть первичные необходимые факторы, но условия для развития опухоли недостаточные, или же первичные факторы находятся в "благоприятных" условиях и реализуются в болезнь. Соответственно, когда факторы и условия сходятся в одно время в одном месте, то развивается опухоль. Существует много сотен разных видов злокачественных опухолей, они с разной скоростью развиваются, с разной степенью злокачественности. Соответственно, и лечатся они разными способами: какие-то более химиочувствительны, какие-то более радиочувствительны. Если у человека есть какая-то предрасположенность к раку, и она попала в условия, способствующие развитию болезни, и все это еще наложилось на временное состояние организма, например на снижение иммунитета, то развивается опухоль. Безусловно, есть варианты так называемых наследственных опухолей, когда заболевания передаются из поколения в поколение, но зачастую опухоли возникают спорадически, при совокупности факторов. — Возможна ли в будущем такая диагностика, когда у человека возьмут анализы и по ним определят его предрасположенность к тем или иным опухолям? — Такие возможности есть сегодня, но у них пока много несовершенств. Есть множество генетических поломок, которые описаны при многих опухолях, но само по себе обнаружение такой поломки не говорит о том, что будет опухоль. Обнаружение свидетельствует о вероятности развития, но эта вероятность может превратиться в факт опухоли, а может и не превратиться. Обнаружение таких вещей не является по сути диагностикой, это некий вариант вероятностной предрасположенности. Да, у конкретного человека есть бо́льшая вероятность развития какой-то опухоли. И все! Это не значит, что у него она будет реализована на 100%. — Может быть, такое знание поможет человеку избежать болезни? — Не факт. Такое знание будет угнетать. В связи с активным вхождением такого рода технологий в практику даже появились новые, ранее не описанные синдромы, так как у человека возникают психологические проблемы, связанные с его предрасположенностью. Качество жизни человека ухудшается только из-за одного знания этой вероятности, совершенно не связанной с развитием опухоли. Описано даже суицидальное поведение. Само по себе такое знание, конечно, полезно, но оно не для широкого пользования, к нему надо относиться осторожно. — В каких регионах страны заболеваемость выше? — Я не владею такой статистикой и не хотел бы выделять какие-то регионы, поскольку предпосылок к тому, что где-то больше появляется диагнозов, нет. Это может быть обусловлено какими-то организационными, социальными условиями, но с биологической точки зрения для выделения регионов нет оснований. Сегодня где-то может быть лучше, а где-то хуже, но через год статистика может поменяться. — Если говорить о детской заболеваемости, то, вероятно, дети реже болеют… — К счастью, значительно реже. — …но какие особенности есть у детских раков? — У детей подавляющее количество это гематологические опухоли, болезни крови. На первом месте лейкозы, лимфомы, на втором месте — опухоли центральной нервной системы, все остальные значительно реже. У взрослых ситуация совершенно иная. Преобладают новообразования легких, репродуктивной системы, желудочно-кишечного тракта. А гематологические опухоли встречаются значительно реже. Протекание болезни у детей и взрослых тоже различается, что требует разной терапии. — Верно ли в таком случае сказать, что опухоли взрослых вызваны в основном их образом жизни, а детей — наследственностью? — И так, и так. Конечно, образ жизни надо вести правильный, но его влияние на развитие опухоли небольшое. Как у взрослых, так и у детей. Причина возникновения связана с совпадением в одной точке нескольких условий. И эти условия в основном не связаны с образом жизни и быта. — Необычные слова! Нас ведь постоянно пугают канцерогенными видами еды. — На самом деле все не совсем так, как принято считать. — То есть можно спокойно есть шашлык и копченую колбасу? — Шашлык надо есть с удовольствием!

— Хорошо! Тогда давайте перейдем к разработанному недавно в Ростове-на-Дону прибору для ранней диагностики рака с помощью обоняния крысы. Вы, как врач, наверное, лучше других сможете рассказать, в чем его ценность. — Поиск вариантов раннего выявления опухоли — это принципиально важная вещь, особенно для рака легких. Очень много таких опухолей выявляется сегодня в запущенной стадии, когда зачастую сделать уже ничего нельзя. Они могли бы быть излечены существующими способами терапии, но на более ранних стадиях. Поэтому любые возможности выявить, заподозрить и сформировать группу риска для углубленного обследования очень важны. Если эту технологию сделать массовой, перевести в разряд скрининговых программ, то это еще более важная вещь, потому что у нас на руках, к сожалению, очень мало реально работающих скрининговых программ для опухолей. Это не диагностика опухолей, а формирование группы людей, требующих углубленного обследования. В итоге мы получаем больных, которых можно лечить на ранней стадии и зачастую очень успешно. — Как думаете, сколько лет потребуется, чтобы выйти с помощью этого прибора на скрининг? — Этого никто не знает, зависит от многого: самой технологии, ее воспроизводимости и не в последнюю очередь от прохождения регистрационных процедур. Очень хочется надеяться, что это произойдет быстро. Мы надеемся, что эту технологию можно будет использовать везде, в любых условиях. — Когда такой скрининг заработает в нашей стране, на сколько может снизиться смертность от рака легких? — Конечно, снизится. Достаточно существенно. Хотя в разы не снизится. Но также очень важно, что увеличится эффективность терапии. Человек все равно может умереть, но одно дело, когда он умирает от четвертой стадии быстро и в муках, а другое дело, когда человек лечится, выходит в ремиссию, живет годы, с достаточно хорошим качеством жизни. Это тоже важно. — Каково влияние загрязненного воздуха на возникновение рака легких? — Это не принципиально. Мы существуем в загрязненной среде, это, конечно, нехорошо. Но очень сложно говорить, что среда влияет на развитие какого-то заболевания. Дышать загрязненным воздухом плохо для всего организма, не только для развития рака. Для развития заболеваний сердечно-сосудистой системы это не менее, а, может, и более вредно. — Существует список российских городов с самым загрязненным воздухом, где по нацпроекту "Экология" власти будут добиваться снижения промышленных выбросов. Может быть, стоит этот скрининг в первую очередь провести в этих городах? — Есть смысл, конечно. Лучше проводить скрининг там, где вероятность тех или иных заболеваний выше. Но скрининг надо вводить везде. Скрининговая программа хороша, когда она тотальна. Тогда она действительно эффективна. — Помимо рака легких, можно прибором обнаруживать другие виды раков? — Конечно, можно. При любом заболевании и любой опухоли в выдыхаемый человеком воздух попадает определенный букет молекул. Разные слои таких молекул могут быть зафиксированы прибором при высокой чувствительности метода. Можно ожидать, что возможно расширение этой технологии на другие заболевания. Можно будет определять другие виды раков, но все это нужно исследовать. Опухолей существует огромное количество. Сегодня много создается технологий по определению болезни молекулярным способом — и в воздухе, и в кровотоке, и так далее. Они все основаны на том, что опухоль как особая ткань производит особые молекулы, либо при опухолевом процессе меняется соотношение каких-то молекул. — Если сравнивать достижение российских ученых по диагностике с помощью крысы с зарубежными разработками, то можно ли говорить, что мы первые? — Хочется так считать. За рубежом, конечно, предпринимаются попытки по диагностике рака по выдыхаемому воздуху. Но пока ни одной технологии, которая стала бы массовой, не существует. — Как вы думаете, к концу века сможет ли медицина в какой-то степени победить рак? — Победить рак невозможно. Хотя и есть пример искоренения черной оспы. Но как можно победить инфекцию? Ее можно только контролировать. Так же и рак. Задача в том, чтобы позволить больному жить долго и счастливо. Он все равно потом может погибнуть от рака, но если заболевший прожил 20–30 лет полноценной жизни, то думаю, что это можно назвать победой. К сожалению, пока сегодня таких случаев не большинство при злокачественных образованиях, но развитие технологий стремительно, и это позволяет надеяться на успех.