Вадим Алексеевич Горбатов (род. 1940). Живой классик. Мой земляк по Чертанову – южной окраине Москвы. «Рисовал зверей с детства. Вот как я помню себя – рисовал. А время было военное, рисовать особо было нечем. Мы с братом дрались за огрызок карандаша, мать отбирала, потом давала по очереди. Был химический карандаш, потому что писали на ладони номер, когда стояли в очереди за мукой. Цветных карандашей не было вообще.
Я помню, рисовал, чтобы цветное сделать – травы берёшь кусочек, смял, потёр, зелёное будет. Одуванчиком потёр, будет жёлтый цвет. Рисунки мои, года три-четыре мне было, сохранились. Рисовал я зверей, несмотря что была война». Или из письма автору этого очерка: «Недавно вернулся из Питера. Был в Эрмитаже. Там проходит выставка рельефов из дворца Ашшурбанипала в Ниневии. Ассирия V–VII век до новой эры. Охоты на львов. Замечательная анималистика. Побродил по Русскому музею. И ездил на охоту. Три русских пегих. По зайцу и лисе. Целый день в лесу, по оврагам и болотам. Два молодых азартных кобеля увязались за лосем. Ушли за 11 км. Смогли забрать их только к ночи». Вот ещё из третьего письма: «В деревне у нас летом рай. К дому приходила косуля. Из окна видели лису. Куропатки с цыплятами кормятся около дома. За грибами не ходил, а земляника и малина дикая рядом».

Вадим Вадимович Трофимов (1912–1981). Организатор секции анималистов. «Хочу привести пример его замечательного умения везде находить друзей. Когда он работал в Берлинском зоопарке, то обедал в той же столовой, что и все сотрудники. Отец всегда ел очень мало, а официанты, стараясь угодить гостю, подавали ему большие порции. И очень огорчались, когда всё оставалось на тарелке. Отец столько съесть не мог, а немецкого языка он не знал. И вот однажды, взяв лист бумаги, он нарисовал вверху тигра, который ест тушу буйвола, под ним – гепарда, который ест косулю, под гепардом – кошку, которая тоже что-то ест на блюдечке, а внизу – себя, который может съесть ½ того, что ест кошка.

Официант был очень рад такому автографу, и они расстались большими друзьями. Какое было счастье ходить с ним в зоопарк и на ипподром, посещать выставки! Как он знал животных! По-моему, он мог с закрытыми глазами нарисовать любого зверя в любом ракурсе. Отец не только блестяще знал, но и любил зверей. Они отвечали ему тем же. На всех его работах. Даже самые свирепые и жестокие животные кажутся добрыми, а некоторые так просто „улыбаются“», – вспоминала дочь Вадима Вадимовича.

Георгий Евлампиевич Никольский (1906–1973). Самый виртуозный рисовальщик, самый плодовитый художник, бонвиван. О нём пишет другой блестящий художник, Николай Александрович Устинов: «Мне выпало лично знать Георгия Евлампиевича, Евлампича, как называли его многие (правда, кто был к нему по возрасту поближе), знать, к сожалению моему, не близко. Я тогда делал свои первые иллюстрации в „Детгизе“, там были нарисованы животные.
В редакции оказался Никольский, и его, как самого авторитетного, попросили посмотреть мои картинки. Критика его была сурова – картинки заслуживали, – но всегда доброжелательна. „Вы не в том месте согнули хобот слону, – говорил он, – у корня. Вот и стал у вас тряпкой, а ведь хобот – пружина! Лапка у лягушки тоже так быть не может. Впрочем, это сказка, гм-гм, не знаю, не знаю… А глупую телячью морду лучше изобразить так“, – он на обороте моего рисунка набросал схему и сам засмеялся: удачно получилось… За десять лет было ещё несколько встреч – в редакциях, на выставках, на собраниях. Запомнилась последняя. В коридоре „Детгиза“ толпится народ, доносится голос Никольского: „Я рисовал, знаете, льва в Таллинском зоопарке и обратил внимание, какая у него большая на хвосте кисть! И тут я сказал директору, что это, наверное, не африканский, а индийский лев“…»

Валентин Иванович Курдов (1905–1989). Ленинградский художник, многие годы рисовавший на охотничью тему, визитной карточкой его стали рисунки к «Лесной газете» В.В. Бианки: «Однажды, сидя на берегу Телецкого озера у костерка, мы слушали рассказы местного охотника. Он спросил нас, почему мы оказались в этих диких местах и что заставило нас сменить удобства городской жизни и ночевать на земле под лодкой. По правде сказать, мы сами не знали, почему это случилось. Мы рассказали о человеке, повидавшем красоту этого края, и что нам тоже захотелось увидеть своими глазами и что нас сюда привело просто-напросто любопытство. Охотник на минуту задумался и, как бы поняв, вдруг оживлённо воскликнул: „Я ведь тоже любопытник!“ Какое прекрасное слово, какой благородный смысл оно в себе несёт!»

Олег Павлович Отрошко (род. 1939). Мэтр. Долгие годы живёт и работает в Ярославле и в своём имении – деревне Раи. Автор множества гравюр и литографий высочайшего качества и мастерства. В гостевой книге Отрошко есть запись, оставленная Дмитрием Владимировичем Горловым: «Олег Отрошко обладает большими данными и техникой. Искренне, честно, без фокусов, с открытым сердцем и любовью работать непросто». С ним интересно, но тяжело разговаривать.

Сказываются годы прожитой жизни, где с лихвой хватало огня, воды и чугунных поворотов. Но у кого в России жизнь складывается благополучно? И вот звонок по телефону, «на проводе» Ярославль, классический стариковский голос: «Золото моё…» Признаюсь, «золотом» он называет редко, обижается (хотя после нескольких лет знакомства уже меньше), что редко звоню, думает – забываю. А можно его забыть? Он – художник-анималист, всю жизнь рисовавший зверей, птиц и насекомых. Поэт Расул Гамзатов в книге отзывов на выставке художника оставил отзыв в одно слово: «Гениально!» Кавказский темперамент? Конечно, но не только это, что-то тронуло знаменитого дагестанского поэта.
Как трогало актёра Николая Бурляева, братьев Блюмов, Константина Трифоновича Твардовского… Мне с женой он как-то сообщил мимоходом: «Если будет здоровье, всегда можно найти четыре-пять выходов из любой ситуации». Этому девизу мы часто следуем. Чего можно пожелать и читателю. Сейчас мы общаемся реже, но сердце моё привязано к этому колоритному, родному для меня деду.

Валерий Васильевич Симонов (род. 1940). Художник, скульптор, никогда не боявшийся материала. Мог работать с чем и как угодно, добиваясь феноменальных результатов. Но больше работал с издательствами, иллюстрируя книги и делая книги-раскраски. Образ живого Дон-Кихота для меня – это Валерий Васильевич. Мой друг и наставник. У него мастерская в том самом доме, где застрелился поэт Маяковский.

Призрака Маяковского видеть у Симонова не доводилось, но тени прошлого за столом оживают. И какие люди являются! Ватагины, Горлов, Комаров, Трофимов, Никольский (всё это классики русского анимализма, титаны). Мастерскую Ватагина тогда ещё мальчик Валера Симонов посещал каждый выходной: «Я приходил в мастерскую к Василию Алексеевичу Ватагину каждое воскресенье, в остальные дни он работал. И в один такой день, когда я был у него, распахнулась дверь, и буквально влетел высокий, красивый мужчина, который с порога закричал высоким, немного бабьим голосом:
– Вася, какую я тебе новость принёс!
Спокойный от природы Ватагин невозмутимо, тихим голосом ответил:
– Митя, так что за новость?
– Появился новый замечательный художник-анималист! Фамилия его Симонов. Видел работы. Ты его не знаешь?
– Симонов, Митя, сейчас сидит вот здесь на диване, – сказал Ватагин».

Тем мужчиной, вбежавшим в ватагинскую мастерскую, оказался Дмитрий Владимирович Горлов, впоследствии на многие годы ставший товарищем Симонова. Сын военного времени, хвативший лиха, юный натуралист, ученик вождя советских природолюбов, знаменитого ППС-а, Петра Петровича Смолина, Валерий Васильевич Симонов сидит напротив меня и говорит: «Ну, за наше великолепие». Повторять мне не надо. А потом разговоры, разговоры, час сменяется часом, время течёт, утекает...
Мне кажется, пора закруглиться. Далеко не обо всех художниках удалось сказать, но для первого раза блин комом – это нормально. Главное, прозвучали имена лучших, как мне кажется, художников-анималистов. И охотники знают многих этих художников. Я в этом уверен. В лесу тишина, мирное небо, Богом данная красота и покой, под елью можно вдруг почувствовать вечность. Хочется, чтобы всё это передалось нашим детям и внукам в неизменном виде.