Чёрное море

Сергей Аствацатуров
ЧЁРНОЕ МОРЕ
«…И море чёрное, витийствуя, шумит,
И с тяжким грохотом подходит к изголовью».
О. Мандельштам
24.04.2010 Севастополь
Вчера мы приехали в Севастополь вечером в полной темноте. Троллейбусов уже не было. Нас не хотели пускать и в набитую маршрутку, но мы кое-как втиснулись. На одной из остановок, у магазина «Евро Хата», в салон погрузилась слоноподобная женщина, и я понял, что вместе с нашей коляской она намертво перекроет выход.
— А вот мальчик уступит мне место, — сказала она. «Хорош мальчик! — подумал я, уступая своё сиденье, — В Рай попасть я надеюсь, что ли?»
Выйдя на своей остановке, мы всё же немного заблудились в горбатых улочках. Возле какой-то машины залаяла огромная овчарка — я приналёг на коляску и проскочил мимо. Однако, проскочив, мы оказались в каком-то тёмном тупике, заросшем бурьяном и перекопанном, как поле битвы снарядами. Выход из тупика загородила свирепая овчарка. Она была прикована цепью к бамперу машины и яростно металась с устрашающим лаем. Перекрестившись, я прижался к стене дома и промчал коляску мимо собаки — она всё же успела порвать мне джинсы. Скоро в темноте показался дом. Хозяева всей семьёй сидели за столиком во дворе и пили чай в чётко очерченном круге света, падавшем от фонаря.
— Ах, здравствуйте! Вернулись? — радостно приветствовала нас пожилая приятная женщина Галина Сергеевна.
— Да, всё хорошо. Повидали все красоты…
— А у нас тут такое творится…
— Да что же?..
— В Раде сегодня депутаты побоище устроили — кидали дымовые шашки, помидоры, яйца и лупили друг друга кулаками…
— И с чего их, простите, так разобрало?..
— Спорили, надо ли продлевать пребывание российского Черноморского флота в Севастополе. А куда им деваться без России? Как была одна страна, так и осталась…
— Ох, мудрёное это дело, украинская политика, — вздохнул я, — нам бы помыться с дороги, что ли…
— Да мойтесь. Правда, вода у нас в кране стоит почти, как вино в магазине. Такая вот оказия…
Я занёс Шушару в дом, раздел, и мы сели пить чай с хлебом и салом. Под руку Шушаре попалась газета:
— Смотри, объявление: «Самец серебристой хаски ищет подругу для вязки». Что за хаска такая?..
— Да собака это такая…
— А вот смотри, статья про Чернобыль. Нет, ты посмотри, что пишут!..
— Неужели что-то страшнее, чем российские газеты?..
— Как сказать. Саркофаг Чернобыля разрушается. Европа выделяет деньги на строительство нового, но по назначению доходит только 10 процентов…
— Это нормально, — ответил я, подкармливая салом прожорливого хозяйского кота Васяку, — Мир идёт к самоубийству. Мир болен этой идеей. Люди не могут представить себе будущее, и, может быть потому, что настоящее двадцать первого века фантастичнее любой выдумки…
— Медведюшко, я очень надеюсь, что мир — это не только человечество, что эта живая планета переживёт исчезновение своего проклятия — двуного истребителя жизни…
— Ты, серьёзно, так думаешь?..
— Я понимаю, ты возмущён. Спокойно, я тоже люблю людей — по крайней мере некоторых из них. Но мне больно смотреть на то, что мы сделали с жизнью на планете…
В эту ночь я спал необыкновенно крепко и спокойно. Снились какие-то тропические острова, невиданные птицы, странные, но прекрасные звери. Утром я, потягиваясь, вышел во двор. Дочка хозяйки Эля развешивала бельё. Галина Сергеевна грелась на солнышке:
— Доброе утречко. Куда хотите пойти сегодня?
— Да ещё не решили. Может, хорошо бы посмотреть Херсонес…
— Сходите-сходите — это интересно. А вы давно женаты?..
— Год уже…
— А мой муж, царство ему небесное, умер…
— Печально…
— Да, умер. Ушёл на работу и не вернулся. Два дня мы его искали и не нашли бы, но сын у меня боевой — пошёл в милицию и добился, чтобы объявили розыск. Через два часа его с собаками и нашли в кустах у дороги…
— Жуть. Не нужны у нас люди. Ни живые, ни мёртвые…
— Да-да, люди такие. Собачки-то, может, и лучше людей…
— А у вас, почему нет собаки?..
— Ох, умер недавно. Хороший был пёс — овчарка — умный, всё понимал. Как мужа-то не стало, так он целый год всё его ждал. Вскочит на будку и смотрит, кто идёт…
— И что же? Неужели от тоски умер?
— Сама я виновата. Валялся у меня свитер мужа. Рваный свитер — ну я и решила его выбросить. Бросила в будку — думала, он это… спать на нём будет, а он как начал выть! Потом лёг, перестал есть и умер. Людям так любить бы друг друга…
— Он меня так и любит, — Шушара вышла на костылях на крыльцо, — Он без меня никуда. Мой сторожевой медведь…
— А ты думаешь, солнышко, у кого-то бывает иначе? Если бывает, то это не любовь. Теперь многие путают это высокое чувство с чувствами более низкого порядка. Мне кажется, происходит это всё от той же навязываемой нам идеи о сверхценности комфорта. Современный человек душу продаст за тёплый унитаз и кусок сала…
— Ну, прямо, как наш Васяка, этот современный человек, — засмеялась Галина Сергеевна.
Горбатыми улочками мы вышли туда, откуда открывался вид на море, и там, внизу, у берега моря белел храм. Я быстро катил коляску под гору, но смотрел на затылок Шушары — хотелось его целовать, такой беспомощный и такой привычный. «Вот я люблю её, — думал я, — а за что? Зачем я взвалил на себя эту ношу? Не знаю. Просто мне без неё плохо. Одиноко как-то, что ли? Почему-то рядом с ней я чувствую себя защищённым от произвола этого мира, как будто она что-то может сделать. А на самом деле, всё, что она может сделать — это предоставить мне возможность любить её и надевать куртку и штаны на неё, словно на младенчика».
Наконец, показались древние белые камни развалин. Мы бродили среди фундаментов греческого полиса и всё больше отстранялись от всего, что привело нас в Крым. Зеленела между камней трава, синие и жёлтые полевые цветы тянулись к солнцу, и казалось, мы здесь были всегда и здесь родились, а потом, когда-нибудь, нескоро, здесь умрём на берегу Чёрного моря, глядя в густую синеву, уходящую к горизонту.
— Скажи мне, как ты любишь меня, — попросила вдруг Шушара.
— Ты же знаешь, как. Я хотел бы подарить тебе и это море, и этот город, и весь мир. И совсем не хотел бы, чтобы ты умерла…
— Я больше не буду хотеть умирать. Правда. Я буду хорошей женой. Твоей примерной Шушарой…
— Значит, мы не зря сюда приехали…
— А оно зелёное…
— Что?..
— Море зелёное. Не понимаю, почему его называют Чёрным…
— Я думаю, чёрного цвета не существует. Солнечные лучи бесцветны, пока их не разложат с помощью призмы. Мы слишком часто пытаемся анализировать себя и вообще жизнь. Получаются разные цвета, и чёрный чаще других бросается нам в глаза. Он просто заметнее зелёного и голубого…
— Море уносит всю накипь с души. Послушай! Слышишь?..
Я прислушался. Не то у меня звенела в ушах тишина, не то в траве пели какие-то насекомые.
— Море уносит всё, как и время. Или море и время — это одно? — Я наклонился и поцеловал жену в лоб.
Выйдя за ворота ограды, мы сели в маленьком кафе за дощатый столик. Нам принесли пиццу, чайник с причудливо изогнутым носиком и белоснежные салфетки. За соседним таким же столиком беседовали два старика:
— И как это три человека смогли решить судьбу такой огромной страны?..
— Каждый из них хотел царствовать в своей вотчине…
Шушара помешала ложечкой чай и шепнула:
— Слышишь? Мир не меняется. 1000 лет всё те же вопросы решают на этой земле. Но мы-то, мы меняемся. Мы с тобой другие после Ялты, правда?..
— Мы уже такие, каких почти не бывает…
— Это, наверное, оттого что мы вместе. Любовь делает людей немного лучше и намного необычнее их природного состояния…
— Намного более примирившимися с этим миром…
— Да, Серёженька. И потому мы пойдём с тобой по этому миру туда, где заходит солнце. И всё равно, что с нами будет в будущем. Теперь-то я знаю, что оно лучше небытия, каким бы это будущее не оказалось…