В Надин детский сад приехал фотограф.

Подготовительную группу фотографировали последний раз на память для фотоальбома, потому что в сентябре семилетки шли в школу. Надя себе очень нравилась, потому что была нарядной в красном брючном костюмчике с синими якорями на кармашках. Короткие волосы удалось собрать в два хвостика и украсить бантами из мягкой белой ленты, капроновые края которых папа обжёг горящей спичкой, чтобы не осыпались.
Девочек разместили впереди, а за их спиной повыше - на длинной спортивной скамейке мальчики. Самым лучшим местом была середина ряда, потому что тебя всех лучше видно и ты как будто главный. Воспитательница расставила детей по росту как на занятии физкультуры. Надя оказалась в самом центре и ей стало весело от
того, что очень повезло. Она держала ровно спину и смотрела прямо в фотоаппарат, как учила мама.
Фотограф взмахнул вверх руками и громко объявил:
- Репетируем! Улыбаемся радостно-прерадостно!
Надя так старательно тянула уголки губ почти до ушей, что заболёли щёки от напряжения. Воспитательница, придерживая на переносице указательным пальцем очки, зорко следила за порядком и одёргивала тех, кто не улыбался или вертелся.
Вдруг две девочки, которые стояли сбоку от Нади, начали от неё отодвигаться, толкая других. Они шушукались, сердито оборачиваясь на Надю. Одна из девочек с широким, как растянутый блин, лицом просипела, будто в её горле застрял кашель:
- Мы не будем с тобой вместе стоять и фотографироваться! Ты некрасиво улыбаешься!
Надя растерялась. Она ничего не знала о своей улыбке и даже не представляла, что улыбка может быть красивой или некрасивой: «Что я сделала плохого? Почему девочки на меня злятся? Может они шутят?» - Надя беспомощно стояла, и пыталась в глазах своих шустрых соседок разглядеть смешинки. Девочки продолжали толкаться и кривляться.
Подбежала воспитательница, недовольно хлопнула рукой себе по ноге и строго отчитала:
- Надя, вот уж от тебя не ожидала! Ты всю линейку развалила!
Резко взяв Надю за руку, она вытянула её из середины ряда и на секунду задержалась, ища свободное место среди затихших детей.
- Вот здесь стой и думай о своём поведении! – воспитательница указала на самый конец нижнего ряда.
Повернувшись к девочке с широким лицом, приказала:
- Ты сдвигайся на Надино место.
Та послушно сделала два шага в сторону и встала в центре. И как только воспитательница отвернулась, она вытянула шею вперёд, хитро сощурила глаза и показала Наде узкий длинный язык. Когда фотограф опять по-дерижёрски вскинул вверх руки и попросил улыбки, Надя не слышала его. Ссутулившись, она смотрела в одну точку, а глаза изнутри что-то давило и щипало в носу.
Через две недели детям раздали готовые фотографии. Мама дома молча рассматривала снимок и потом тяжело выдохнула :
- Все дети, как дети, улыбаются, плечи расправлены - любо-дорого взглянуть. А ты? С таким кислым лицом только и стоять самой крайней, чтоб не портить фото.
Надя не возразила и чувствовала себя виноватой, но не могла понять, за что. На следующий день она спросила маму:
- Правда, я страшная?
Вероника Олеговна обиженно вспыхнула:
- Значит, ты хочешь сказать, что я и папа некрасивые?
Надя ничего не ответила, потому что именно это она никак и не понимала: почему у её красивых родителей на фотографии получается такая некрасивая дочь?
Natalia Tack-Vialkova