Братья Боткины (слева направо): Михаил Петрович, Сергей Петрович, Петр Петрович и Дмитрий Петрович. (Фотография из Санкт-Петербургского государственного Музея-института семьи Рерихов) Фото с сайта glav.su Например, одному пациенту, у которого, несмотря на все процедуры, не проходила простуда, Боткин велел сменить маршрут. Тот ежедневно ходил в Кремль через Спасскую башню, а Сергей Петрович велел через Троицкую. И болезнь отступила. Фантастика? Нет. Дело в том, что у иконы Спаса Нерукотворного, висящей над Спасскими воротами, следовало в любой мороз снимать шапку, что и послужило причиной болезни. Как до этого додумался Сергей Петрович? Ответ прост – он всего лишь был гением и очень любил людей. Сергей Петрович Боткин родился 17 сентября 1832 года и до 9 лет в семье считался дурачком – не умел читать, с трудом складывал буквы. Позже выяснилось, что у ребенка сильнейший астигматизм, и именно плохое зрение, а не отсутствие ума не давало ему учиться. Астигматизм же помешал стать хирургом, и Сергей Петрович специализировался на терапии. Благодаря Боткину появился прообраз «скорой помощи» – санитарная карета. Он четко следовал христианским принципам: по его инициативе в столице, а затем и в других городах были открыты медицинские комплексы для беднейшего населения. Они состояли из амбулатории и больницы, и лечение в них было бесплатным. Для Боткина не было пациентов важных и неважных. В последний год своей жизни он разрабатывал проблему старости, хотя самому ему не удалось до нее дожить – Сергей Петрович скончался, когда ему было всего 57 лет. Работа без отдыха подорвала его силы. У Сергея Петровича начала развиваться болезнь сердца, и именно тогда Боткин поставил единственный неверный диагноз – самому себе: он упорно считал, что страдает от печеночной колики. В 1889 году, как писали газеты, «смерть унесла из этого мира самого непримиримого своего врага»… Боткин вошел в историю как гениальный клиницист. Считается, что он не поставил ни одного неверного диагноза. Впрочем, один все же был. Он стоил доктору жизни Сергей Петрович родился в 1832 году в семье зажиточных московских чаеторговцев Боткиных. Не вызывало сомнения, что он пойдет по пути старших родственников, и точно так же станет торговать китайским чаем. Но провидение распорядилось иначе. Мальчик рос туповатым. К девяти годам он еле-еле научился складывать из букв слова. О полноценном чтении не было и речи. Врачи, впрочем, серьезных патологий не усматривали. А отец горестно приговаривал: «Что с этим дураком делать? Остается одно — отдать его в солдаты». Но совершенно неожиданно у Боткина открылись удивительные способности к счету. К мальчику спешно пригласили учителя математики, и тот подтвердил: это математический гений. Планы по поводу солдатской службы были естественным образом отклонены. Юного Боткина отдали в частный пансион, откуда ему открывался прямой путь в Московский университет. Но буквально перед поступлением выходит царский указ, ограничивающий набор студентов. Только дворянство давало путь к знаниям. Исключение сделали для единственного, самого непопулярного факультета — медицинского. Именно туда и поступает юноша. Так что доктором Сергей Петрович стал совершенно случайно — от отсутствия прочих заманчивых перспектив.

Дом, в котором родился С.П. Боткин. Москва, Земляной Вал, 35. Фото с сайта wikipedia.org Никаких стройных научных теорий! Медицину Боткин совершенно неожиданно полюбил. Хотя собственно обучением был недоволен. Писал: «Большая часть наших профессоров училась в Германии и более или менее талантливо преподавала нам приобретенные ими знания; мы прилежно их слушали и по окончании курса считали себя готовыми врачами с готовыми ответами на каждый вопрос, представляющийся в практической жизни... Будущность наша уничтожалась нашей школой, которая, преподавая нам знания в форме катехизисных истин, не возбуждала в нас той пытливости, которая обусловливает дальнейшее развитие». Это понимание пришло к Сергею Петровичу уже после окончания университета, в ситуациях предельно экстремальных — на войне. Там же он сделал свой выбор — хирургия и только. Но планы Боткина вновь рушатся — путь в большую хирургию оказывается закрыт из-за приличной близорукости. И снова вынужденный выбор — терапия. Обучение в Германии, Англии, Франции, Австрии. Знакомство с тамошними светилами, обретение единомышленников. В частности, парижский профессор Тюссо в самом начале первой своей лекции сказал: «Хотите, чтобы я представил вам медицину в виде стройной научной теории? Так вот, ничего подобного вы здесь не услышите!»

С.П. Боткин с консилиумом у постели больного. Фото с сайта mednecropol.ru Постепенно складывался врачебный метод Боткина. Никаких канонов. Никаких универсальных закономерностей. Каждый организм уникален. Важно найти к нему подход — и все получится, болезнь отступит. В 1859 году Боткин женится. Его избранница — Настя Крылова, дочь простого небогатого чиновника. В качестве медового месяца молодой муж предложил турне по европейским курортам. Жена согласилась — и сразу о том пожалела. Жаловалась в одном из писем: «Он, право, сумасшедший. И во сне постоянно бредит медициною. На днях бужу, говорю, что пора вставать, а он отвечает: — „А-а, пора, а я думал, что, как теперь военное время, то взять бы одну ногу французскую, другую русскую и попробовать над ними мой электрический аппарат?..“» Большую часть времени он посвящал не молодой супруге, а профессиональным беседам с местными докторами. А затем — Петербург, стремительная медицинская карьера. Сергей Петрович — профессор медицины, тайный советник, руководитель академической терапевтической клиники Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. Создание на пустом месте собственной клинической лаборатории. Времени не оставалось ни на что. Сергей Петрович писал брату Михаилу: «Вот мой будничный день: утром, как встал, идешь в клинику, читаешь около двух часов лекцию, затем докончишь визитацию, приходят амбулаторные больные, которые не дадут даже выкурить покойно сигары после лекции. Только что справишь больных, сядешь за работу в лаборатории, — и вот уже третий час, остается какой-нибудь час с небольшим до обеда, и этот час обыкновенно отдаешь городской практике, если таковая оказывается, что очень редко, особенно теперь, когда слава моя гремит по городу. В пятом часу возвращаешься домой порядком усталый, садишься за обед со своей семьей. Устал обыкновенно так, что едва ешь и думаешь с самого супа о том, как бы лечь спать; после целого часа отдыха начинаешь себя чувствовать человеком; по вечерам теперь в госпиталь не хожу, а, вставши с дивана, сажусь на полчасика за виолончель и затем сажусь за приготовку к лекции другого дня; работа прерывается небольшим антрактом на чай. До часа обыкновенно работаешь и, поужинавши, с наслаждением заваливаешься спать».

С.П. Боткин, портрет кисти И.Н. Крамского (1880). Изображение с сайта wikipedia.org Боткинские методы обескураживали современников. Вот, например, воспоминания одной из пациенток, серьезно заболевшей жены физиолога Ивана Павлова: — Скажите, вы любите молоко? — Совсем не люблю и не пью. — А все же мы будем пить молоко. Вы южанка, наверно, привыкли пить за обедом. — Никогда. Ни капли. — Однако мы будем пить. Играете ли вы в карты? — Что вы, Сергей Петрович, никогда в жизни. — Что же, будем играть. Читали ли вы Дюма или еще такую прекрасную вещь, как «Рокамболь»? — Да что вы обо мне думаете, Сергей Петрович? Ведь я недавно кончила курсы, и мы не привыкли интересоваться такими пустяками. — Будем читать «Рокамболь». Спустя три месяца Серафима Александровна выздоровела. В другой раз к Сергею Петровичу обратился студент, которого мучили боли в животе. Пузырь со льдом, прописанный другими докторами, не помогал, делалось только хуже. Осмотр проходил у него дома, на стенах висели дагерротипы, изображающие пациента на зимней охоте. — Вы всегда ходите в незастегнутой шинели? — спросил Боткин. — Да, — ответил тот. — В любой мороз. — Советую вам все-таки застегиваться, — сказал Боткин. — Продолжать хинин. Пузырь — долой. Вероятнее всего, ваше заболевание простудного характера. Тогда еще никто не знал про желудочный грипп. Боткин же интуитивно почувствовал — холод, который должен помогать, в этом конкретном случае вредит. Совет возымел действие. Телеграфист Иван Горлов. Пупковая грыжа. Кожа под бандажом не примята — значит, не носит. Почему не носит? Стесняется. Прописать ему бром, чтоб не нервничал. Иван Павлов писал: «Глубокий ум его, не обольщаясь ближайшим успехом, искал ключи к великой загадке: что такое больной человек и как помочь ему... Сергей Петрович был лучшим олицетворением плодотворного союза медицины и физиологии, тех двух родов человеческой деятельности, которые на наших глазах воздвигают здание науки о человеческом организме и сулят в будущем обеспечить человеку его лучшее счастье — здоровье и жизнь». Смертоносная хитрость

Могила С.П. Боткина на Новодевичьем кладбище в Санкт-Петербурге. Фото с сайта mednecropol.ru Боткин разрывался между медицинской наукой и помощью пациентам. Не отдыхал, спал лишь по нескольку часов. Поддерживал себя литрами кофе и крепчайшими сигарами. Не удивительно, что у него с годами начались проблемы с сердцем. Все чаще становились приступы удушья. Они случались прямо в академии, за преподавательской кафедрой, во время приема больных. Он, конечно же, подозревал, что дело в сердце, но гнал от себя эту мысль. Если признать наличие стенокардии, то придется решительно поменять образ жизни. Но это было неприемлемо для Боткина. Ведь тогда приостановятся исследования, сотни людей останутся без помощи. Нет, это никак невозможно. И Сергей Петрович выдумал такую хитрость. Он утешал себя тем, что слабость, полуобморочное состояние, одышка и удушье бывают также и при желчекаменной болезни. От которой сам себя лечил. Ясное дело, безуспешно. В 1889 году болезнь стала совсем невыносимой. Сергей Петрович все-таки принял решение — ехать на курорт, во Францию. Там он и скончался — от приступа ишемической болезни, прожив всего 57 лет. Это был единственный неправильный диагноз, поставленный доктором Боткиным. Алексей Митрофанов